ответила Тина.
— Старый Святой Николай приготовил для тебя большой сюрприз, — сказал он, забрасывая приманку. — Но он в моём фургоне.
— Я думала, у тебя есть сани с оленями.
— О, да, да… но я вожу Санта-Фургон, когда приезжаю в торговый центр, — Харви почувствовал, как его сердце бешено забилось в груди. — Итак… этот сюрприз… Хочешь его увидеть?
— Большой сюрприз? — спросила Тина.
Бородатая улыбка Харви стала шире.
— Да… самый большой.
Тина протянула свою крошечную руку.
— Хорошо.
Харви взял её и подвёл к животу зверя. Он вытащил брелок из штанов Санты и открыл электрическую дверь со стороны водителя. Она распахнулась на своих гусеницах, открывая тёмное внутреннее пространство.
— Внутри ночь, — заметила Тина.
— Да, но тепло и уютно.
Харви отключил внутреннее освещение по определённой причине. Тина встала на краю и заглянула внутрь.
— И сидений нет.
Харви начал терять терпение.
— Ты хочешь увидеть сюрприз Санты или нет?
Тина кивнула.
— Конечно.
Вместе они забрались внутрь. Харви нажал на брелок. Дверь медленно закрылась. Когда она закрывалась, это было похоже на закрытие тюремной камеры, только обманчиво.
В задней части фургона была кромешная тьма. За передними сиденьями была натянута тёмная занавеска, а ещё одна — на заднее окно. На мгновение было слышно только их дыхание. Её было маленькое и тревожное; его было быстрым и близким к гипервентиляции.
— Ты готова к сюрпризу? — мягко спросил он.
Тина ничего не ответила. Она только хихикнула.
— Что смешного, Тина?
Ещё больше хихиканья… тихого и мелодичного… в темноте.
— Санта?
— Да?
— Ты непослушный или хороший?
Усы Санты щекотали его нос и щёки, когда он ухмылялся.
— О, я хороший. Очень-очень хороший. А ты?
Тина долго молчала. Затем она ответила.
— Я непослушная, Санта. О-о-очень непослушная.
Харви самому захотелось захихикать.
«Это делает всё намного проще», — оправдывал он это в своём уме, как он и всегда делал.
Он потянулся к ней… и почувствовал, как тонкая полоска боли прошла по его ладони.
— Что за хрень? — прохрипел он, откидываясь назад.
Хихиканье в фургоне стало громким… высоким… нестабильным.
Он почувствовал, как что-то разрезало его левое ухо и направилось к переносице. По пути оно проткнуло ему глаз, наполнив его череп взрывом агонии.
— О Боже! — взмолился он. — О Боже!
Но Бог не слушал молитв таких людей, как он.
Он пытался нащупать брелок, который положил на пол фургона, но не смог найти его в темноте. Он бил и бил черноту, надеясь ударить ребёнка, но она только смеялась и уворачивалась от его ударов. Что-то ужасно острое вонзилось ему в живот, на секунду задержалось, а затем продолжило движение сквозь ткань, кожу и мускулы. Он почувствовал, как быстро отлетел в сторону с такой силой, на которую, как он никогда не думал, может быть способен пятилетний ребёнок. Внезапно бóльшая часть его кишок выкатилась вперёд и тяжело вывалилась на пол фургона.
Харви открыл рот, чтобы закричать, но вещь в её руке снова сотворила свою невидимую магию, аккуратно перерезав ему гортань пополам. Его предполагаемый крик о помощи оказался не чем иным, как кровавым булькающим хрипом.
А Тина хихикала… и хихикала… и хихикала.
Том и Кэрол сидели в машине и медленно ехали от одного ряда парковки к другому, когда увидели что-то в лучах фар.
— Разве это не бантик для волос Тины? — в голосе Кэрол была отчасти надежда, отчасти страх.
Он лежал в свете фар, как малиновая бабочка, упавшая в полёте.
Они остановились и вышли, оставив машину работать на холостом ходу. Когда Кэрол дрожащими руками потянулась за бантом дочери, её внимание привлёк шум. Она оглянулась и увидела чёрный фургон, припаркованный в нескольких метрах от неё, отдельно от других автомобилей.
Дверь с электроприводом распахнулась, и Тина выпрыгнула, полная энергии и радости.
Её белая куртка была кроваво-красного цвета. Или, скорее, красная от крови.
— Смотри, мама! — Тина размазывала мокрую красноту вокруг и вокруг одной маленькой рукой. — Я Санта-Клаус!
В другой руке она сжимала нож для стейка, с которого капала кровь и кусочки мяса Харви.
Кэрол начала плакать. Она опустилась на колени и широко раскинула руки.
— Подойди сюда, детка. Иди к мамочке.
Ошеломлённый, Том подошёл к открытой дверце фургона и заглянул внутрь. Свет ближайшего уличного фонаря освещал всё, что ему нужно было — или хотелось — увидеть.
— Посади её в машину, — сказал он жене.
Кэрол крепко держала дочь, глядя на мужа через забрызганное кровью плечо ребёнка.
— Что она…
— Посади её в чёртову машину! — он чуть не закричал.
Пять минут спустя они уже были в трёх милях от торгового центра и мчались по съезду к межштатной автомагистрали. Том и Кэрол сидели впереди, глядя прямо перед собой, а Тина сидела в своём автокресле сзади, хихикая и разговаривая сама с собой.
Кэрол продолжала плакать. Тина Мари… её дорогая, маленькая девочка. Врачи сказали, что её состояние было неизлечимым… что её деформированный мозг — треть размера мозга нормального ребёнка — сделает её не более чем безразличным овощем. Однако они ошибались. Она выросла живым, весёлым ребёнком… но ей не хватало жизненно важных вещей. Таких вещей, как доброта, сострадание и сдержанность.
Врачи утверждали, что она не доживёт до своего второго дня рождения. Были времена, когда Том и Кэрол искренне желали, чтобы они были правы.
— Почему она делает эти вещи? — всхлипнула Кэрол, закрывая лицо руками.
Это был вопрос, который она задавала снова и снова.
У Тома не было для неё ответа. Он крепко сжал руль и каждые несколько секунд поглядывал в зеркало заднего вида в поисках мигающих синих огней, но их не было.
— Нам снова придётся переезжать? — спросила его жена. — Изменить наши имена?
Она подумала о других: горничной в Сан-Диего, няне-подростке в Денвере, бездомном в парке Цинциннати.
— Поедем домой и встретим счастливо Рождество, — предложил Том. Он задавался вопросом, как они смогут пройти через это ещё раз? — А потом решим.
Кэрол продолжала горько плакать. Окровавленный нож для стейка, который они спрятали в кладовой вместе со всеми другими ножами в доме, лежал на коврике у её ног.
— Папочка?
Мышцы его челюстей напряглись, и на мгновение он подумал, что нажмёт на педаль газа и врежется лбом в бетонную опору эстакады впереди. Покончит с этим раз и навсегда… для них троих.
— Да, тыковка?
— Папа… спой песню! — сказала Тина. — Пожалуйста, спой для меня ещё раз.
Том не хотел. Бог знал, что он больше никогда не хотел слышать эту чёртову песню.
Но он всё равно это сделал… хотя бы для неё.