– Ага, – по-детски отреагировала я. – А еще я решила, что два невероятно талантливых ученых, сумевших создать в середине прошлого века пульт дистанционного управления и собравших агрегат, который работает на автономном источнике питания, легко могли сконструировать малую хитрую дверь. Почему АТМУ столько лет оставалось в забвении? На чем оно работает? И еще пульт... Фантастика!
Сидя прыснул.
– Нет ничего сверхъестественного, просто сила научной мысли. Но АТМУ на данном этапе неважно для нас. Не могу, детка, объяснить принцип его работы, да и не хочу. Ты кто? Назови свое имя!
– Орангутангова Анжелика Фирсовна, – отрапортовала я.
Сидя ухмыльнулся:
– А в твоем паспорте указано: Обезьянкина Альбина Спиридоновна.
– Вы запомнили сведения, увидев всего один раз мой документ?
– Конечно, – кивнул Сидя. – И ты, деточка, вызвала у меня подозрения.
– Какие?
Исидор выпутался из пледа.
– Присаживайся. Знаешь, в шестьдесят восьмом в одной лаборатории со мной работал Владлен Мохов. Неплохой математик, крепкий специалист, но без азарта, божьей искры в нем не было. Все знали, что Мохов станет доктором наук, напишет пару монографий, а вот переворота в науке не совершит. Слишком он был суетный, лез в начальники, хотел денег, славы. А раньше в прачечных метку требовали.
– При чем тут прачечные? – изумилась я.
– Ты не перебивай, слушай! Если человек хотел сдать белье в стирку, следовало на него кусочек ленточки пришить с номером. Как сейчас помню: у нас был номер Л-четырнадцать семьдесят один. Метки заказывали тоже в прачечной. Однажды сдаю я белье, а тут входит Владлен и спрашивает у приемщицы: «Мне бирочка нужна, можно я слово напишу, без цифр?» – «Пожалуйста», – отвечает тетка. И Мохов сделал себе метку – «Великий». Так и сдавал белье много лет. Понимаешь?
– Смешно. Но какое отношение эта история имеет ко мне? – улыбнулась я.
Исидор кивнул.
– Хороший вопрос! Самое прямое. У тебя, деточка, на брелоке от ключа, ну того, которым ты машину заводишь, написано «Лампа Романова». Я подумал, что семья у вас большая, все родственники на машинах ездят, и вы, дабы утром в суматохе связки не перепутать, именные брелоки заказали. Так?
Что оставалось делать? Только признаться.
– Это Кирюшкина идея, – вздохнула я, – он нам на Новый год эти прибамбасы подарил.
Исидор вытянул руку, взял со столика древний альбом, перелистал страницы и ткнул пальцем в одно фото.
– Видишь здесь знакомого?
Я пробежалась взглядом по мужским лицам.
– Вот тут, в первом ряду. Вы совсем не изменились.
– А еще? Смотри внимательно! – настаивал Сидя.
– Папа... – прошептала я. – Вон там, седьмой слева, мой отец, Андрей Романов. Он здесь такой молодой! Но как... Откуда у вас снимок?
Исидор отложил альбом.
– Если прикидываешься другим человеком, нужно соблюдать осторожность. Любая мелочь может тебя выдать. Ты, увидев мою рубашку с перламутровыми пуговицами, обмолвилась, что такая имелась у папы. Меня твои слова удивили, ведь сорочки вручали узкой группе специалистов. В советские годы мода такая была – давать в награду вещи. Я проблем с одеждой не знал: то свитер всучат, то галстук... А на той конференции раздавали сорочки. Их специально сшили, в продажу они не поступали. Ограниченная партия, отличного качества, с пуговицами из натурального перламутра, таких больше ни у кого не было. Когда ты, увидев знакомую с детства вещь, не сдержала радостного возгласа, я сразу понял: девочка росла в семье кого-то из участников конференции, ну и спросил про твоего отца. И что услышал в ответ? Он, мол, шофер при генерале. Сразу понял – ты врешь! Откуда у водителя такая вещь? Полез в альбом, нашел снимок с той встречи: это еще одна традиция тех лет – непременно фотографироваться после завершения мероприятия, изучил фамилии на обороте, увидел «Андрей Романов», и головоломка сложилась. А теперь скажи: я не прав?
– Абсолютно точный вывод, – призналась я, – но вам просто повезло. Размышления по поводу шофера не совсем верны. Начальник мог подарить одежду водителю.
– Э нет, деточка, только не в годы тотальной нехватки хороших вещей, – ухмыльнулся Исидор. – В Советской стране существовала система талонов, карточек и распределителей. Любой мало-мальски нужный правительству человек был прикреплен к кормушке, куда не допускали простых смертных. До смешного доходило! В сорок девятом году меня поощрили ботинками, а я ношу тридцать восьмой размер обуви. Ну, получил квиток, отправился за обновкой, иду и мучаюсь: зачем мне штиблеты? Есть уже одна зимняя пара, а на лето сандалии. А вот у жены моей, Оли, туфли совсем прохудились. Пришел в магазин, протягиваю продавщице бумажку с печатью... И состоялся у нас такой диалог:
– Вашего размера нет, – сообщает продавщица.
А я удивленное лицо делаю:
– Просите, товарищ, вы мне что дать хотели?
Девица в ответ:
– Полуботинки на меху, мужские.
Я свою линию гну:
– Это талон на женскую пару обуви.
Девушка мне в нос документ сует:
– Смотрите, тут написано – Ринг, ботинки мужские.
– Ошибка вышла, – отвечаю ей. – Разве может у представителя сильного пола быть тридцать восьмой размер? В канцелярии перепутали!
Продавщица сначала нахмурилась, а потом согласилась.
– Верно, у нас таких размеров отродясь не было...
– Короче, она принесла мне чудесные ботинки для Олечки, на цигейке с пуговицами, самые модные! – завершил рассказ Исидор. – Жена плакала, когда я ей их презентовал. Ну никак не отдал бы генерал такую рубашку водителю, не тот у нас менталитет был!
– Слава богу, что теперь времена распределителей и талонов прошли, – вздохнула я. – В советские времена было много странного. Вот, например, те же снимки с конференции. Ведь все запечатленные на них люди работали на оборону?
– Верно, – подтвердил Исидор.
– Значит, они были засекречены?
– В той или иной степени да.
– Но ведь карточки могли попасть в чужие руки!
Исидор нахмурился.
– Их никому не показывали, хранили в личном архиве. Хоть ты, конечно, права, было много глупостей. Ну, допустим, едешь по провинции, шоссе разбитое, колдобина на колдобине, и вдруг ответвление от основной магистрали, знак «кирпич», шлагбаум, рядом будка с солдатиком и шикарная трасса, уходящая в чащу, асфальт свеженький, словно его утром положили. Что там, в лесу, а?
– К гадалке не ходи – крупная воинская часть, – засмеялась я.
Исидор закивал.
– Точно. А их расположение – государственная тайна. Да только даже дураку ясно, куда шоссейка тянется. Или оборонное НИИ плюс завод – весь городок там работает, даже малым детям известно, чем родители занимаются. Мне на одном предприятии вручили чернильницу с ручкой, так стило было выполнено в виде ракеты с надписью «Все выше, и выше, и выше». Они такие сувенирчики гостям и сотрудникам дарили. И ведь первый отдел имелся, сидели там полковники, да мышей не словили.
– Давайте вернемся к потайному ходу, – попросила я. – Где он?
Исидор встал и подошел к одному книжному шкафу.
– Как ты и предполагала, вход открывается от перемещения некоторых томов. Весь фокус в последовательности перестановки книг. Она многоходовая: если кто-то случайно передвинет тома, ничего не случится. Смотри. На третьей полке Тацит, его надо достать и поменять местами с «Уроками Сократа», потом вытащить «Историю падения Рима» и воткнуть ее между третьим и четвертым томом собрания сочинений Куприна. Затем ждем пятнадцать секунд – и опля!
Исидор нажал на полку, шкаф без всякого скрипа чуть-чуть повернулся, открылся узкий лаз.
– Вот это да! – вырвалось из моей груди.
– Сами сделали! – гордо сказал Исидор. – Я и Мотя. Олечка нам помогла.
– Но зачем?
Профессор внимательно посмотрел на меня.
– Деточка, в советские времена инакомыслия не допускалось, но к ученым, работавшим на оборону, проявляли снисхождение. Нам разрешалось то, что запрещалось другим. На своих кухнях техническая интеллигенция вела весьма откровенные разговоры. Конечно, существовала система стукачества, в подъездах домов сидела охрана – вроде для нашей безопасности, но на самом деле парни зорко следили за тем, кто пришел к профессору в гости, и докладывали начальству.
– Понятно, – прошептала я.
– Какие люди сюда забредали, минуя недреманное око! – развеселился Сидя. – Кое-кого мы с Олечкой неделями в доме прятали! И ни разу подозрения не вызвали! Олимпиаду ко мне тоже из органов приставили, но она своим человеком оказалась, ничего лишнего не сообщала. У Ринга была безупречная репутация, меня никогда не подозревали в диссидентстве, что позволило мне многим помочь.
– И куда ведет лаз? – полюбопытствовала я.
– Пошли? – предложил Исидор и начал протискиваться в щель.
– Узко тут, – пропыхтела я, следуя за ним.
– Шире не получилось, – ответил Сидя. – А здесь вход к Матвею. Мы раньше своей дружбы особо не демонстрировали, просто коллегами прикидывались. Придем домой и по своим норам. Охранник в подъезде куда надо так и стукнет: «Вернулись, разошлись по хатам, оттуда не вылезают». А Мотя давно уже у меня на кухне шахматы расставляет.
