Он лишь сейчас понял, что выгнал Надю Щукину. Впервые в своей жизни, быть может, сделал то, что никогда бы не посмел сделать раньше, – избавился от раздражавшего его человека. Но это Надя… А Крымов? Почему он бил ему в кровь лицо только в своих мыслях? Почему не набросился на него прямо там, в квартире, и не свалил его с ног, не подмял под себя, не сломал нос, не раскроил лоб, брови или губы? Потому что там, через стенку, находился маленький Саня, да еще какая-то чужая особа, приставленная к его сыну, чтобы присматривать за ним, кормить, укладывать спать… вместо матери… няня… Вот тоже бред. Не собирается ли Женя Жукова вернуться в агентство?
И словно в ответ на его мысли, Женя появилась в плавающем снежно-слякотном прямоугольнике окна. Она двигалась на редкость уверенным и быстрым шагом, как прежде, еще до беременности и родов, по-девичьи легко и даже как будто весело! Нет, это не могла быть Женя, не могла! Она же только что переспала с Крымовым, только что вычеркнула из своей жизни своего мужа Шубина, это не может быть она!
Между тем Женя Жукова поднялась на крыльцо, торкнулась в дверь, после чего (Шубин услышал, как она зазвенела ключами) открыла дверь и вошла в агентство, просто-таки влетела в приемную и, встретившись взглядом с Шубиным, замершим возле осиротевшего несколько минут назад секретарского стола, резко остановилась, чтобы перевести дух. Она была в куртке и брюках, малиновый свитер своим высоким воротом упирался в бледный подбородок. На лице теперь уже бывшей жены Шубина играла ироничная, немного злая улыбка.
– Я вышла на работу, Шубин, надеюсь, ты не выставишь меня на улицу так же, как сделал это сейчас с Надей… Хотя, знаешь, я даже рада, что ее здесь нет, мне будет проще работать. Ты словно расчистил место для меня. Отлично!
На лице ее пылал румянец, будто она все еще находилась в том возбужденно-трепетном состоянии, когда море по колено, когда губы горят после жарких поцелуев ненасытного любовника, а низ живота сводит сладкая судорога. Она показалась сейчас Шубину сильной, еще сильнее, чем Крымов и Земцова. Словно смыв с себя засохшие, желтоватые и похожие на пыльцу следы своего молока, которым она еще не так давно кормила Саню, Женя освободилась от древней и животной привязанности к своему ребенку, поручив его совершенно чужой женщине. Зачем ей понадобилось так рано выходить на работу? Деньги? Она знала, что Шубин ни при каких обстоятельствах, даже если у нее будет тьма любовников, не бросит ее с Саней и станет давать денег столько, сколько она пожелает. Тогда что? Работа, которая отвлечет ее и заставит забыть о том, что она брошена мужем, отвергнута и превращена в кормящую самку? Всепожирающая ревность – вот что двигало Женей, снова ревность, это больное, саднящее чувство… Ее бы вырвать, как больной зуб, и бросить в звонкое жестяное ведро. Всем стало бы легче…
– Садись на место Щукиной, я ее уволил, потому что она раздражала меня, да ты и сама все знаешь… Мы сходим с ума – и ты, и я, и Крымов. Перешагнули разом несколько граней, захлебнулись в том, что называется свободой. Ты вышла на работу, поэтому слушай… – И он, стараясь не смотреть на свежее розовое лицо своей пока еще жены, принялся рассказывать про убийство Дины Ступиной.
Женя, в общих чертах знавшая, о чем идет речь, с трудом заставила себя выслушать Шубина до конца и даже наметить для себя план действий.
– Думаю, ты не будешь против, если я попытаюсь выяснить, не было ли у Ступина любовницы. Судя по тому, что ты мне сейчас рассказал, он не мог убить свою жену, тем более что она и сама собиралась уходить от него… Но именно это обстоятельство и наводит меня на мысль, что это он убил Дину. Мы знаем, что Дина собиралась от него уходить. Об этом говорят все – и ее мать, и Соболев, и сам Ступин… Но если предположить, что Ступин любил свою жену и тяжело переживал разрыв, то только он и мог убить ее… из ревности…
Она подняла глаза и посмотрела на Шубина. Они поняли друг друга без слов и словно спросили друг друга: смог бы Шубин убить Женю из ревности или она убить его из той же самой смертоносной ревности. И с какой-то даже горечью ответили друг другу: нет, не могли. Не та сила любви. Не та сила страсти? А если Ступин любил свою жену сильно и страстно и все последние месяцы, скрывая свои чувства от окружающих, страдал, наблюдая за тем, как любимая женщина отдаляется от него, то вполне вероятно, что именно он-то и убил ее, чтобы она не досталась Соболеву.
– Да, муж мог ее убить, и ты права, нам действительно важно побольше узнать о нем… – согласился он с Женей.
– Я думаю, что у него могла быть и другая квартира, где он встречался с другой женщиной… Причем с женщиной, не любимой им, но одним своим присутствием старавшейся залечить его рану… Его боль могла быть невыносимой…
В ее голосе прозвучала надежда, но Шубин отвел глаза. Нет, он-то не собирался заводить себе женщину, которая зализала бы его рану. Да и была ли рана? Так, едва заметная царапина, от которой не будет и следа, в то время как на сердце Шубина остался после разрыва с Юлей Земцовой сочащийся свежей кровью рубец. Так стоит ли вообще думать об этом и питать свое не окрепшее еще чувство вины? Вина? Чаши весов выровнялись вдруг – Женя с Шубиным одновременно вздохнули с облегчением. В сущности, Шубин был всегда рядом и мог в любое время навестить Саню. Да и так ли часто он мог видеть сына, если бы даже не ушел от Жени? Столько же, если не меньше. Сейчас же он будет навещать его чаще, и все из-за дежурного в таких случаях чувства вины.
– Так ты займешься этим?
– Да. Прямо сейчас.
– Я могу узнать, как ты собираешься выяснять подробности личной жизни Ступина?
– Конечно. Подежурю возле его дома, обычное дело. Кажется, это единственный способ, каким мы в свое время добивались неплохих результатов…
– Но он целыми днями на работе… Ты уверена, что справишься?
– Постарайся привыкнуть к мысли, что я снова сильная… – последние слова дались ей с трудом.
Она с кровью отрывалась от Шубина, от домашней удобной жизни, от счастливого ожидания мужа с работы, от кастрюль со щами и с жарким, от сонной дремоты подле спящего сына… Теперь это будет составлять лишь часть ее жизни, а остальное будет зависеть только от нее. Фигура Крымова замаячила и тут же растаяла – он стал для нее подарком, пробудил в ней настоящую женщину и открыл глаза на то ненастоящее, искусственно созданное, чем являлась, по сути, ее семья. Нежность по отношению к ее неожиданному любовнику заставила испытать сладостное, ни с чем не сравнимое чувство…
Она ушла, Шубин вновь остался один. Он задохнулся бы от нахлынувших на него тяжких мыслей об одиночестве, если бы не звонок Тани Бескровной. Она сказала, что была уже в десяти метрах от агентства, когда ей позвонил Минкин и сообщил, что к нему утром пришла пациентка, которую сопровождала Нина Васильевна Блюмина. У пациентки от природы крепкие здоровые зубы, но сильно кровоточат десны. «Еще у нее проблемная кожа и все признаки общей дистрофии…» – добавила Таня и сделала многозначительную паузу.
– Ты сейчас где? – спросил Шубин.
– В клинике.
– Эта женщина еще там?
– Да, ей делают снимки зубов, собираются лечить десны.
– Ты думаешь, что она имеет какое-то отношение к Ступину?
– Уверена. И знаешь почему? Потому что Блюмина – а я с ней, как ты знаешь, довольно долго беседовала перед тем, как Ступина отпустили под залог, – делает все словно бы через силу… Видно, что эта дистрофичная особа ей не сестра и не дочь, не племянница, никто… Блюмина ходит с ней по кабинетам с видом человека, которому просто поручили сопроводить эту женщину в зубную клинику… Кроме того, лечиться в «Титанике» недешево, и даже Блюмина, я думаю, себе этого позволить не может. Если бы у этой особы были собственные деньги, зачем бы ей нужно было общество Блюминой?
– Хочешь сказать, что эта женщина от Ступина?
– Во всяком случае, очень похоже…
– Но почему же он не поручил такой пустяк секретарше, а оторвал от работы главного бухгалтера?
– Видимо, он ей больше доверяет.
– Тогда, может, эта женщина – родственница Ступина?
– Может, да только появилась она в таком случае у него очень уж не вовремя.
– А мне кажется, что очень даже вовремя – приехала на похороны Дины.
– У человека такое несчастье – убили жену, пусть даже это и родственница приехала, и что же – сразу лечить зубы? Я понимаю еще, если бы у нее разболелся зуб и его необходимо было бы вырвать, а тут – десны… Можно было бы и подождать…
– Может, ты и права. Блюмина тебя не видела?
– Нет. Даже если бы и увидела, то не узнала бы меня – я переоделась в медицинский халат, надела марлевую маску…
– Хорошо, проследи за ними.
Он положил трубку, и тишина снова сдавила ему виски. Все работают, пытаются найти хоть какую-нибудь зацепку в деле об убийстве жены Ступина, а он, Шубин, глушит водку и никак не может принять решение в отношении Крымова и Жени Жуковой. Если сейчас позвонит Крымов, каким тоном ему с ним разговаривать? Сделать вид, что ничего не произошло? Послать его ко всем чертям? А может, ему еще и спасибо сказать, что он приласкал его жену, сделал за него всю работу? Какая гадость, какая пошлость… Крымов отбирает у него женщин, чтобы потом не дорожить ими, чтобы бросать на произвол судьбы, чтобы заставлять их страдать. Шубин с отвращением и одновременно с завистью вдруг подумал, что брошенные Крымовым женщины даже страдают с удовольствием – им есть что вспомнить…
