— Слушай, Ширак. Теперь она тебе — вместо матери. Понял ты?
— Понял! — глухо сказал пастух.
— Еще слушай меня, Ширак. Твоя новая родильница происходит из племени апасаков, братства Рыбы рода Змеи. Отныне ты тоже человек этого племени, этого братства, этого рода. Если тебе надобна жена, бери любую девушку из племени апасаков, однако из другого братства, как велят обычаи.
В прищуренных глазах Кунхаза сверкнула лукавая искорка. Ширак кое о чем догадался.
— О боги! — воскликнул он взволнованно. — Скажите мне, апасаки: как называется род Кунхаза и в какое братство он входит?
— Род Кунхаза называется родом Черепахи, — ответил старейшина важно. — Он входит в братство Кабана.
Ширак от радости подскочил на месте.
— Значит, я могу жениться на девушке из твоего рода?
— Обычаи не запрещают этого, раз ты апасак из другого братства племени.
— Тогда Фароат — моя жена! — провозгласил Ширак торжественно.
Кунхаз подбоченился.
— Такие дела не решаются сразу, — проговорил он еще более важно. — Фароат — мое единственное дитя. Я обдумаю твои слова, сын Сохраба.
— Он обдумает мои слова! — отчаянно вскричал Ширак. Пастух повернулся к Фароат, губы его вздрагивали, как у обиженного ребенка. — Спроси отца, сколько лет ему понадобится на это?
— Три года, не больше — едко сказала Фароат.
— Что вы там болтаете? — сердито проворчал старейшина. — Кто вам сказал, что Кунхаз думает долго? Кунхаз — мудр, он в один миг найдет нужное решение. Вот, уже нашел. Я согласен. Однако сначала мы устроим состязание, как требуют обычаи.
— Состязание? Хорошо!
— Посмотрим, хорошо или плохо! — загадочно сказал Кунхаз. — Не всегда побеждает тот, кто убивает лучшего в стаде быка, — добавил он сердито.
«Да поглотит тебя земля! — выругался Ширак про себя. — Он сжигает меня на медленном огне».
— Смотрите и слушайте, массагеты, дабы никто не сказал потом: «Кунхаз в таком важном деле нарушил заветы отцов!» — Старейшина подошел к воротам, показал дротиком на противоположную башню. — Вот северная башня. Туда побежит Фароат. Когда она достигнет середины площади, сын Сохраба помчится следом, не жалея ног. Догонит, прежде чем Фароат окажется возле башни, — она его жена. Не догонит — не увидит Фароат, как своего затылка. Не так ли, дети?
— Истинно так! — загремело на стенах.
Ширак сбросил с плеч хитон. Губы пастуха тронула невеселая усмешка. Затея Кунхаза и забавляла его, и пугала, — а что, если не догонит? Фароат освободила тело от покрывала, оправила белую тунику. Тысячи глаз с любопытством глядели на состязание.
— Не догонит! — крикнул кто-то на восточной башне. — Она легка, как антилопа, он грузен, как буйвол!
— Догонит! — возразили на стене. — У него длинные ноги. Это еще молодой буйвол!
По стенам прокатился взрыв смеха. Воины хохотали так, словно не знали, что завтра предстоит сражение, после которого многих не будет.
— Вперед! — закричал Кунхаз неожиданно тонким голосом.
Фароат повернула голову, лукаво поглядела на Ширака и метнула легкое тело вперед. Охваченная жаром состязания, она летела быстро, словно дикая коза. Уже добегая до середины площади, женщина испуганно ахнула и резко сбавила шаг: она едва не убежала от собственного счастья! Едва Фароат достигла половины пути, Ширак рванулся с места, догнал ее огромными прыжками и схватил на бегу, как сокол куропатку.
Массагеты заголосили от восторга.
— Да соприкоснутся ваши кожи! — пожелал Сохраб молодоженам.
— А ты проклинала обычаи, — насмешливо сказал Кунхаз дочери. — Обычаи — это и плохо, и хорошо. Главное — надо тот найти, который как раз подходит.
На стенах раздался удар такой силы, точно землетрясение разрушило их одним толчком. То тысячи массагетов хлопнули ладонями о ладони. Юноши завели речитативом:
Хей, Хей!Хей, друзья…
И одна старуха спросила дребезжащим голосом:
— Кто сегодня женится?
Юноши, мерно хлопая, повторили:
Хей, хей!Хей, друзья.
Старуха сама ответила:
— То сын солнца женится.
Так, дружно хлопая ладонями и перекликаясь, молодые мужчины и седая массагетка пропели свадебную песню:
Хей, хей!Хей, друзья.А на ком он женится?Хей, хей!Хей, друзья.На богине женится…
На этом и закончился праздник. Не было сегодня веселых танцев, не пили массагеты вина из бронзовых чаш. До вина ли, когда наступает враг?
Разведчики донесли: передовой отряд персов идет прямо на городище Кунхаза. В отряде около пяти тысяч всадников и около десяти тысяч пеших воинов. Следом выступает с главными силами сам Ахеменид.
Сохраб расставил силы в таком порядке: две тысячи конных воинов уйдут в пустыню, разделятся и нападут на противника с флангов; три тысячи всадников направятся далеко навстречу персам, оставив позади много свободного пространства для перестройки рядов.
Тысяча пеших островитян укроется в засаде в тростниках. Тысяча воинов останется в городище и прикроет отступление массагетов в случае их поражения. Начальником крепости будет Ширак.
Узнав об этом назначении, Ширак нахмурился.
— Место воина — в открытом поле, в битве, а не за укрытием, — пробормотал он, опустив глаза. Ширак испытывал стыд перед Фароат. Что она скажет, если он спрячется в городище, когда другие массагеты встретят врага на тропе войны?
Сохраб невесело усмехнулся:
— На этих стенах тоже произойдет битва. Такая, какой ты никогда не видел.
Старейшины покинули шатер.
— Совершим обряд, массагеты! — крикнул Сохраб не своим голосом. — Принесем жертву нашему богу!
Он кивнул воинам. Подвели вороного коня. В середине крепостного двора, на круглой насыпи, был врыт острием вверх огромный железный меч — символ бога войны. Сохраб вынул нож.
— О слава и опора массагетов! — закричал он, протянув руки к Священному Мечу. — Мы выходим на тропу войны! Прими наш дар! Дай победу.
Воины повалили коня на землю. Сохраб одним ударом перерезал животному горло и обрызгал кровью зазубренное лезвие Священного Меча.
— Хурр! — завопили массагеты, потрясая оружием. Раскат воинственного клича прогремел над городищем, как удар грома.
Сохраб погладил плечо Ширака, круто повернулся и вскочил на коня. Кунхаз, следуя за ним, молча кивнул Фароат — она стояла рядом с мужем. В один миг перед внутренним взором вождя апасаков пролетела вся жизнь дочери. Когда-то она была крохотным человеком, беспомощно растопыривающим тонкие руки. Когда-то Кунхаз, подходя к колыбели, придерживал бороду, чтобы она не щекотала нежное лицо ребенка… Видят боги, Кунхаз любит свое дитя! Но нехорошо на глазах народа предаваться слабым чувствам. Люди, увидев это, подумают: «Старейшина прощается навсегда, значит, все погибло…»
Кунхаз еще кивнул Фароат, как бы говоря: «Все в руках богов», — и выехал из городища. Конница ушла в пески. Островитяне с дубинами засели в зарослях. Душераздирающе заскрипели тяжелые ворота. Ширак и Фароат в тревожном ожидании припали к бойнице.
Лава персов быстро текла по равнине. Датис, полагая, что в этом краю опасаться некого, оставил далеко позади пехоту, которая, кстати, не слишком спешила. Если и встретится на пути жалкая орда массагетов, разве устоит она под напором пяти тысяч персидских всадников?
Полководец ехал в середине войска, в толпе знатных воинов, облаченных в прочные египетские панцири. Эти тяжело вооруженные всадники и составляли ударную силу конного отряда. На правом и левом крылах неторопливо нахлестывали скакунов легко вооруженные воины в просторных пестрых одеждах. Далеко впереди пылили разъезды.
Справа от Датиса, на полконя позади, скакал, горделиво откинув голову, Бахрам. За ним следовал Артабаз; он быстро нашел Бахрама и персов и пристал к ним без колебания. Бахрам то и дело поглядывал на Датиса, и сердце вождя «орлов» трепетало от зависти. Датис сидел на рослом коне, ссутулив могучие плечи. От возбуждения глаза его вспыхивали, как у пантеры. Предвкушая близкую резню, Датис то улыбался, то разражался проклятиями.
«Как он великолепен, сын осла!.. Почему боги одних возносят, других принижают? — размышлял Бахрам. — Погоди, перс, придет время — ни в чем не уступлю тебе!»
Артабаз, между тем, думал о Фароат. Лучник одинаково ненавидел и массагетов, и персов. К последним он присоединился ради того, чтобы при их помощи вырвать Фароат из рук Ширака и Кунхаза. Овладев, наконец, Фароат, «шакал» умчит ее в страну сарматов, к побратиму отца. Пусть персы и массагеты без него решают свои дела!..
Внезапно разъезды поскакали назад. Далеко на севере вставала туча пыли, поднятая неведомо кем. Разъезды донесли, что со стороны болот выступает вражеская конница примерно в три-четыре тысячи луков.