— Кирилл?! — выдохнул Вовка. — Ты как здесь оказался?
— А ты не догадываешься? — ответил брат. — Ты же сам теперь можешь это, я же тебя учил. Ты что, забыл про телепортацию? Почему ты не ушел?
— Я просто испугался.
— Ну, ладно, проехали. Теперь пугаться его очередь.
У полковника, видимо, произошел нервный срыв. Он заорал, больше для того, наверное, чтобы прогнать страх:
— Кто ты такой?! Как ты сюда попал?!
— Я-то? — ответил Кирилл. — А ты не догадываешься? Ты же сам хотел меня видеть. И тот сержантишка расстроился, что не нашел меня. Ну так вот, я и есть тот самый Кирилл Муравкин, слыхал про такого? Слыхал, слыхал. Ведь ты же только что грозился всех нас прикончить. Ты еще сомневался в том, что я страшный. Кстати, зря сомневался.
— Изволь обращаться ко мне на Вы!!! — взревел полковник, а Кирилл продолжал, не обращая внимания на его истерический окрик:
— Сядь на место, Сережа Змеев.
Полковник неожиданно обмяк, тихо подошел к столу и сел на стул.
— Во что же ты превратился, Сережа Змеев? — продолжал Кирилл. — Разве об этом ты мечтал? Разве ты мечтал стать преступником и помогать бандитам?
Вовка увидел, как слетела с лица полковника злобная гримаса, как закрылись его глаза, а сам он бессильно отвалился на спинку стула. Змеев заговорил странным полусонным голосом, будто под гипнозом:
— Я мечтал стать милиционером… Я мечтал бороться с преступниками и защищать хороших людей… Я мечтал стать смелым и справедливым. Я мечтал делать добро хорошим людям… делать добро…
— И много ли ты сделал добра с тех пор, как стал милиционером?
— Я с тех пор не делал добра… я только творил зло… только зло… только зло…
— А ведь ты, Сережа, раньше не был трусом, правда?
— Я не был трусом, зато теперь я трус… я трус… я боюсь того, от кого должен защищать людей… Я боюсь Луганского… боюсь Луганского… боюсь… боюсь… Я стал бояться его в школе, когда он с дружками стал меня преследовать и бить…
— А ведь милиционер не должен бояться бандитов.
— Не должен бояться… не должен… не должен… не должен…
— Вспомни, Сережа, каким ты был тогда. Представь, что тебе снова десять лет, вспомни маму, бабушку, дедушку, папу. Они ведь гордились тобой, а ты предал их.
— Да, я предал…
— А еще ты предал свою мечту, ты предал себя, тогдашнего.
С полковником что-то происходило. Вовка увидел, как из закрытых глаз Змеева покатились по щекам крупные слезы. Полковник продолжал говорить:
— Я предал всех, я предал свою мечту, я предал себя. Сережа, прости меня… Я не знаю, как все исправить… Я предал твою мечту, Сережа. Ты мечтал защищать хороших людей, а я защищаю преступников, бандитов. Я стал подлецом, негодяем, преступником… стал преступником… сам. Нет, я уже не ты… Ты умер, когда я совершил первый подлый поступок. Ты умер, а родился я — мерзавец, которому нет места на Земле. Что же теперь делать, как жить дальше?
Неожиданно, полковнику ответил мальчишеский голос. Голос звучал просто из пространства:
— Я снова оживу, если ты перестанешь быть подлецом. Ты снова станешь мной, если станешь тем, кем я мечтал стать. Ты сможешь.
Полковник зарыдал. Вовка не мог больше на это смотреть. Он почувствовал, что сам вот-вот разревется. Ему было до слез жаль полковника Змеева. То есть не полковника, а просто Сережу Змеева, с которым разговаривал сам Сережа, только уже ставший взрослым. Вовка сделал то, чему его научил брат — он телепортировался прямо в парк Швейцария к тому обрыву, на «гиблое место».
Он сел на бетонную плиту. Слезы душили его. Вот ведь как получается — даже преступники не всегда были плохими. Может быть, и Луганский мечтал когда-то о чем-то хорошем. Может, просто произошло у него в жизни что-то, что сделало его таким.
Вовка не заметил, как кто-то к нему подкрался. Он просто услыхал голос Гоблина, стоящего уже рядом:
— Ну, вот и все, щенок. Наконец-то я тебя выследил. Теперь я с тобой поквитаюсь, гнида — за все поквитаюсь. Здесь нет свидетелей, и живым ты отсюда не уйдешь.
Вовка испугался, но старался не подавать вида, лихорадочно соображая, что теперь делать. Убежать не удастся — Гоблин вот он, рядом, поэтому не убежишь. Спуститься вниз по лестнице? Так ее же нет, а Гоблин вот он. Эх! Вовка опять забыл о телепортации.
— Это ты исковеркал мою жизнь, — продолжал Гоблин. — Не знаю, как ты это сделал, но это твоя работа. Был я уважаемым человеком, а ты, подонок…
— Что, показал всем, что подонок не я, а ты?!! — неожиданно разозлившись, закричал Вовка. — Или, что ли, не ты устроил подставу с теми деньгами?!! Что ли, не ты велел украсть деньги и подложить их мне?!!
— А это теперь уже неважно, — ответил Гоблин. — Ты, Муравкин, собирался прыгать с крыши? Ну так вот, сейчас ты полетаешь. А там, внизу, камни — там долго будут собирать твои косточки. На меня не подумают. Подумают, что это несчастный случай, что ты просто упал с обрыва.
«Здесь даже если сорвешься, никуда не упадешь», — вспомнил Вовка слова Кирилла, и он решился.
— Это вряд ли, — сказал он, вставая с плиты. — Вам, Геннадий Олегович, лучше уйти, а то Вам станет еще хуже, — Вовка и сам не ожидал, что сможет разговаривать так спокойно. А он теперь, и правда, не боялся. Вовка продолжал:
— Что ли, Вы не поняли, Геннадий Олегович, что я волшебник? И почему вы подумали, что я собирался прыгать с крыши? Что ли, я псих? Ваша исковерканная жизнь — моя работа. Я изменил прошлое, сделал его лучше. У меня снова есть родители. В Мире стало меньше зла. А у вас стало все плохо потому, что вы делали много плохого и подлого. Вам лучше оставить меня в покое, а то вам будет еще хуже. Или вы хотите повисеть во-о-он на том дубе? — Вовка показал на то огромное загадочное дерево, что росло внизу под обрывом.
Гоблин растерялся, а Вовка спросил:
— Ну как? Может, передумаете, господин Гоблин?
— Не передумаю! — взревел Блинов и бросился к Вовке, намереваясь столкнуть его с обрыва, но Вовка, в последний момент, машинально уцепиться за него и… они полетели вниз вместе.
Глава 10. Лукоморье
Кирилл не обманывал, когда говорил, что тут никуда не упадешь. Не было падения. Вовка сразу оказался… около того дуба. Вот только реки там никакой не оказалось. Зато вместо реки было море. Вовка стоял на изогнутом дугой морском берегу около того самого дуба.
Да, это был именно тот дуб, но, на выступающих из земли мощных корнях, лежала тяжелая цепь с огромными золотыми звеньями. Она два раза обвивала толстенный ствол. Справа плескалось море и был слышен шум прибоя, слева был лес.
По краю леса росли молоденькие елочки, а дальше над ними возвышались вековые ели и сосны. Там, между елок и сосен, росли и лиственные деревья. Они имели самые диковинные формы, какие не часто встретишь в обычном лесу. И это было все. Поблизости кроме Дуба, цепи, леса слева и моря справа не было больше ничего… и никого, даже Гоблина.
— Черт! Где Блинов? — сам у себя вслух спросил Вовка и тут же услышал лилейный голосочек, донесшийся из густой кроны дуба:
— Черт тут давно уж не появлялся — с тех пор как усатый ему рога укоротил. А мой суженый здесь, со мной. Спасибо тебе, Вова, что ты мне его привел.
— Кто это говорит?! — удивленно спросил Вовка.
— Кто, кто… я говорю, кто же еще, — и листва зашевелилась. Только теперь Вовка разглядел свисающий из листвы огромный рыбий хвост. Хвост медленно раскачивался из стороны в сторону. Среди густых листьев дуба Вовка сразу же увидел и того, точнее ту, которой принадлежал этот хвост. Странно, но Вовка даже не испугался и не удивился. Он уже ожидал чего-то подобного.
Русалка мертвой хваткой вцепилась в Гоблина. Вырваться из этих «объятий» Гоблину не было никакого шанса. Впрочем, он и не пытался вырываться, так как все еще не понимал, что с ним произошло, и куда он попал. Он просто сидел на ветке, удерживаемый железными объятиями русалки.
— Спасибо, Вова, за то, что ты привел мне моего суженого, — поблагодарила русалка. — Мне давно было предсказано, что ко мне прилетит мой принц из вашего Мира. И вот оно, свершилось.
— Чаво-чаво свяршилось? — услышал Вовка скрипучий голос у себя за спиной.
— Уж что свершилось, то и свершилось, — очень грубо ответила русалка.
Вовка обернулся и увидел двоих. Один был старик, тощий, как скелет, и с золотой короной на голове. Рядом с ним страшная крючконосая старуха, почему-то сидящая в деревянной ступе и держащая в руках метлу. Гоблин, увидев тех двоих, начал истерично кричать и вырываться. Русалка прекратила истерику, силой запихав Гоблину в рот что-то похожее на ананас. А старуха произнесла скрипучим голосом:
— Смотри, Коша, малчышка.
— Ага, вижу, — прохрипел в ответ Тощий.
— Вы кто такие? — удивился Вовка.
— А ты чаво, — проскрипела старуха, — двоячнык, аль сказык ня читывал?
