Вскоре Пуа скрылся из виду. Целый час мы плыли мимо скалистых берегов, где стена джунглей обрывалась всего в нескольких футах от воды. Неожиданно в сплошной цепи скал показался просвет. Самюэль направил «Лидию» в узкий пролив шириной не больше десяти футов, и вот, к моему удивлению, мы оказались в спокойной закрытой лагуне с лесистыми берегами. Вода здесь была такая чистая, что я без труда смог разглядеть ярких тропических рыбок, шнырявших вокруг судна. Эта извилистая лагуна с каменными берегами, похожая на плавательный бассейн, была, по-видимому, довольно длинной. За одним из поворотов я взглянул на берег и вдруг открыл рот от изумления. Там, на самом краю голубой лагуны, отражаясь в спокойной прозрачной воде, стоял удивительно сохранившийся храм майя.
Это было небольшое (не более трех ярдов в высоту) прямоугольное здание с узким, слегка скошенным дверным проемом. Притолока немного вдавалась в стену, а вверху храм опоясывали два каменных параллельных валика, представляющие скромный фриз. Эта совершенная по пропорциям постройка совсем не производила впечатления необитаемых развалин. Только маленький кактус на крыше свидетельствовал о ее заброшенности.
Я не мог скрыть своего восторга и с нетерпением ждал, когда «Лидия» пришвартуется у естественной, образованной изгибом берега пристани, чтобы тут же броситься к храму.
Не удивительно, что древние майя выбрали эту защищенную лагуну. Называлась она налета (лагуна) Йочак. Как я позднее узнал, в северной части побережья Кинтана-Роо было всего три такие калеты, где только и могли укрываться суда. Я представил себе, как лодки с паломниками на борту отправляются отсюда к острову Косумель. Мне казалось, будто со времен древних майя здесь ничего не изменилось. «Лидия» в моих глазах была одной из тех бесчисленных лодок, которые в течение тысячи лет укрывались в этой естественной гавани. Я спросил о значении слова «Йочак», и мальчики ответили, что оно значит «над лазурью». Лучшего названия нельзя было придумать для этого места, где маленький серый храм поднимается над глубокой и ясной синью лагуны.
Согнувшись, я вошел внутрь храма и увидел на стенах следы росписи. На одной стене была ясно видна голова дракона, на другой — длинная пятнистая змея. Осмотрев стены повнимательнее, я обнаружил, что они расписывались несколько раз. В тех местах, где штукатурка отстала, можно было увидеть остатки более ранней росписи. Всего я насчитал восемь слоев штукатурки.
Как выяснилось впоследствии, в этом храме и до меня бывали белые люди, но в то время я думал, что вижу его первым. Самюэль с братом относились к храму совершенно равнодушно. На все мои расспросы о храме они ответили одной фразой: в монте за лагуной много таких построек.
Услышав эти слова, я пришел в безумный восторг и попросил поскорее проводить меня к другим руинам. Но братьям, видно, не очень-то хотелось туда идти. По их словам, это было очень далеко, они даже не знают в точности места, к тому же все храмы сильно разрушены — «сплошные груды камней».
Когда мы пешком вернулись в Пуа, я решил взять фотоаппарат и в тот же день еще раз сходить к лагуне. Дорога туда была трудной и длинной. Рыхлый песок сменялся острыми, как бритва, серыми обломками кораллов. Солнце палило немилосердно, над головой тучами носились комары.
Теперь я мог спокойно рассматривать этот маленький храм с типичным для построек древних майя ступенчатым сводом из массивных каменных плит. Храм стоял всего в одном ярде от воды и поэтому совершенно не был разрушен растительностью.
Вечером я попробовал узнать побольше о храме Йочак, но в ответ услышал только легенду. Сеньора Месос, говорившая по-испански лучше всех остальных, рассказала мне, что это маленькое здание построили карлики и что в полнолуние никто не отваживается подойти к лагуне, так как в это время там плавает огромный корабль с черными парусами.
Я пытался объяснить ей, что храм построен древними майя, но она упорно толковала о карликах.
К ночи разразился ливень. В это время я уже был в своем гамаке в маленькой хижине и слушал, как один из мальчиков, по имени Росалио, играет на самодельной гитаре. После дождя с болот потянуло сильным смрадом, и вместе с сыростью появилось множество комаров. В полном отчаянии я принялся чинить противомоскитную сетку, разорванную еще на Косумеле.
Любуясь потом на свое жалкое рукоделие, я подумал, что противомоскитная сетка — вещь не менее божественная, чем гамак, посланный майя их богами.
Утром Росалио и его маленький брат разбудили меня и позвали на охоту за черепахой. Когда мы шли по берегу, мальчики показали мне два или три места, где гигантские черепахи выходили ночью из воды класть яйца. На песке остались следы, как от огромной гусеницы. Мы старались идти поосторожнее, надеясь захватить черепаху врасплох. Но вот уже кончился песчаный пляж, а нам так ничего и не удалось найти. Тогда Росалио отправился по свежим исполинским следам, которые протянулись ярдов на пять от воды. Там, где следы кончались, он остановился, стал на колени и начал разрывать песок. Вскоре из ямки глубиной примерно в двенадцать дюймов Росалио вынул белое круглое яйцо, за ним другое, а через минуту на песке уже лежало около семи десятков яиц. Раньше мне никогда не приходилось видеть черепашьи яйца, и, надо сказать, я просто не ожидал, что они и по форме, и по размеру, и по фактуре были совсем как мячи для пинг-понга, только помягче. Если черепашье яйцо слегка сдавить, на нем остается вмятина. Росалио разбил одно яйцо специально для меня. Внутри я увидел такой же крупный желток, как и в куриных яйцах. Мальчишки с явным удовольствием проглотили по нескольку штук сырых яиц и стали угощать меня, но я отказался. Сырые яйца вообще очень противны, даже куриные, а съесть сырое яйцо рептилии — в тот момент я, кажется, скорее бы согласился умереть!
Когда мы вернулись из черепашьей экспедиции, старших братьев, к моему удивлению, дома не оказалось. Они отправились куда-то на «Лидии», но скоро должны были вернуться.
— А давно они уехали?
— Довольно давно, — был неопределенный ответ.
Я расстроился, что братья уехали одни, ведь они обещали захватить меня с собой и подвезти к местечку Танках. Хозяева позволили мне остаться в Пуа До возвращения «Лидии». Я успокоился и стал ждать. Ожидание это оказалось долгим и бесплодным.
У меня уже кончались продукты. Когда я заговорил о еде с сеньорой Месос, она охотно предложила мне обедать вместе с ними. Однако, к моему великому огорчению, семья питалась в основном сырыми черепашьими яйцами, так что мне пришлось пробавляться только тортильями, которые сеньора Месос пекла почти непрерывно, присев на корточках у огня. Тортильи обычно едят горячими, в Мексике в бедных семьях каждый съедает, их штук по двадцать, поэтому обедают не все вместе, а по очереди, один за другим.