— Я повторю действия отца! Полностью, досконально повторю, и посмотрю, что получится.
— Ты хочешь использовать чип вслепую?
— Да!
— Это на тебя не похоже, Фил. Слушай, давай не будем кидаться головой в омут. Вспомни, что вышло с твоим… — он едва не брякнул «сыном», но вовремя одумался, — мальчишкой. По-моему, Аза тебе этого не простит.
— Плевать на нее. В конце концов, она сама согласилась, — Филипп отмахнулся. — С чипом терять нечего. Я его скопировал. Мне нужны компоненты для капсулы. Я сам сделаю саркофаг! И из него возродится новый Осирис!
— Подожди ты со своим Осирисом. Ты знаешь, куда всунуть камушек? Если мне не изменяет память, следов такой штуки никто не нашел.
— Плохо искали, — огрызнулся Филипп, усаживаясь в кресло.
— А что мы будем делать с родившимся индивидом? Это же не ребенок, а взрослый разумный человек! Древнеегипетские сказки ему не помогут. Ты подумал, что его ожидает? Кем он станет среди нас?
— Заткнись! Мне во где твое нытье! — доктор Жулавский с чувством чиркнул ребром ладони по горлу. — Ты в науке — ноль. А знаешь почему? Потому что наука любит смелых! Иди и занимайся своим делом. Мне нужно сырье для капсулы. Всё.
Стас в три шага пересек кабинет и рванул ручку двери. Филипп сверлил взглядом его спину.
— Хочешь совет? — внезапно обернулся Стас.
— Какой? — доктор Жулавский вздрогнул.
— Соблюдай стерильность.
— Чего?
— Я начинаю думать, что твой отец играл в господа бога и создавал человека из глины. Сдается мне, во времена Адама микробы еще не родились.
— Иди ты! Играл в господа бога…
Стас смачно захлопнул дверь. Филиппа он пугнул, без сомнения. Пусть раскинет мозгами на досуге. Вдруг случится чудо, и непревзойденный гений осознает, где кончаются его права ученого и начинается ответственность творца.
Глава 6. Земля
Нехотя уходили снега. Гигантский лес шумно дышал весенними ветрами и приветствовал первых отважных птиц, сквозь холода и непогоды возвращающихся в родные гнезда.
— В полынью не провались ненароком. У нас тут с апреля по ноябрь — сплошное болото. За мной давай, след в след.
Глеб осторожно перенес вес тела на левую ногу. В самодельных снегоступах на обманчивых рыхлых сугробах он чувствовал себя как стреноженный. Борис Сергеевич напротив, ловко перебирался через валежник и кусты, помогая себе палкой, и вдобавок нес на плече видавшее виды ружье.
— Работа лесника, парень, дело тонкое, — продолжал он. — Дозволено многое, а вот делать можно не всё.
— Почему? — Глеб перевел дух. На лбу рассыпались бисеринки пота: сознательно контролировать физиологические процессы не удавалось.
— Чтоб лес не обиделся. Пока ты с ним душа в душу живешь, все в порядке. Он и прокормит, и вылечит, коли чего. Вон Кожемятовы, к примеру: ради старшего пацана сюда пришли. Лесом лечили. А Димка уже у нас родился — чудо-малец, здоровехонький! Но не моги лишнее дерево срубить! Рассердится матушка-земля.
— А как угадаешь, какое рубить, какое нет?
— А-а, тут-то собака и зарыта! — Борис Сергеевич закряхтел: так он изображал тихий смех. — Поди сюда. Руку к стволу приложи… Вот так. Что чуешь?
Глеб погладил шершавую кору.
— Что-то… не понимаю.
— А ты не рассуждай. Теперь это тронь. Сечешь?
Другое дерево вызвало чувство, похожее на падение в пустоту. Оно доживало свой век, о чем свидетельствовали прерывистые слабые импульсы энергии. Известных рецепторов, способных уловить подобное, в доступной части разума не нашлось. И Глеб, как повелось, слепо поверил таинственному спутнику рассудка, стремительно растущему в глубинах своего существа.
— Умирает, — проронил он.
— Точно! — Борис Сергеевич широко улыбнулся. — Вот его-то мы с тобой и отметим… Ты, парень, сам себя еще плохо знаешь. Ты будто от самой земли возрос, из самого ее чрева родился. Ты ее, матушку, сердцем слушай. Плохому не научит!
Деревня просыпалась вместе с природой. Монотонные вечера и долгие ночи сжимались и таяли, уступая место серым рассветам и наполненным весенними заботами дням. По улице потекли робкие ручьи, и неказистый бумажный кораблик отправился в плавание, подгоняемый восторженными криками десятилетнего Димки Кожемятова. Под крыльцом у Бориса Сергеевича каждое утро теперь слышался настойчивый писк. Облезлая полосатая Мурка исчезала в щели с очередной придушенной мышью в зубах и, накормив детенышей, деловито отправлялась в сарай на новую охоту. Вот и самый смелый котенок выполз вслед за матерью и, покачиваясь на тощих слабеньких лапах, встретил яркий апрельский полдень.
Тамара и тетя Вера раскладывали консервы и пакеты с продуктами в шесть аккуратных кучек. Самая большая для семейства Кожемятовых, три поменьше — для стариков Воеводиных, бывшего адвоката Карпова с женой и Семеновых — матери и дочери. Две маленькие корзины предназначались бобылю Бабаеву и Вовке по прозвищу «урка».
— Борис, не маловато ты привез? — ворчливо окликнула жена. — Дорогу-то не сегодня — завтра совсем развезет. Когда ж ты теперь в село поедешь?
— Сколько дали, столько и привез, — буркнул тот из недр задурившего мотора. — Глеб! Вылазь сюда. Я эту хреновину больше видеть не могу!
Парень выполз из-под железного брюха грузовика.
— Нижний кран радиатора протек, Борис Сергеевич. Я вам еще на дороге говорил. Хорошо хоть до дома дотянули.
— Тьфу, ядрена-вошь!.. Ну оживи ты его, сынок. Ты в его потрохах лучше всех сечешь!
Глеб вздохнул. Нелегко быть последней надеждой. А именно в этой роли ему приходилось сейчас выступать, не имея под рукой ни одной запасной детали для починки потрепанной машины. Без старого грузовика деревня была обречена на полную изоляцию от цивилизации. Затерянное в самом сердце лесов и болот это селение не значилось ни в одном реестре населенных пунктов. В лучшем случае о нем изредка вспоминали в районном центре. И то лишь во время дежурных губернских проверок.
Непоседа Димка висел на заборе и наблюдал за неравной борьбой людей с капризной техникой. Когда Глеб остался один на один со строптивым грузовиком, пацан деловито посоветовал:
— А ты подвеску с трактора сними.
Это было единственное, что он запомнил из разговоров отца о машинах.
— Иди гуляй, умник!
Димка как будто не расслышал.
— Ты мне книжки привез?.. Глеб, ты обещал!
— В сумке на верстаке. Возьми сам, у меня руки, — он продемонстрировал перемазанные мазутом ладони.
Мальчишка присвистнул и сиганул через калитку. Восторженное «о!», «вот это класс!», «здорово!» немедленно донеслось из сарая. Глеб улыбнулся, прогоняя накатившую тоску. Глядя на беспечного мальца, он невольно вспоминал Ивара. Было нечто общее у этих разных во всех отношениях людей. Куда бы привела дорога, успей он тогда скрыться вместе с юношей от Северянина и его подручных? Но колея, круто повернув однажды, не допускала возврата, а память не имела ни единого шанса изменить минувшее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
