Вдруг, в одно мгновение, решение предстало перед ним с такой ясностью, что никакой задачи будто бы и не было.
Сердце Смайли забилось сильнее, когда он с нарастающим удивлением рассказывал себе самому всю историю, восстановив все картины и эпизоды своего открытия. Теперь он знал, почему Мундт уехал из Англии в тот день, почему Феннан выбирал документы, не представляющие интереса для Дитера, почему он заказал вызов на восемь тридцать и из-за чего его жена избежала хладнокровной расправы Мундта. Он также знал, кто написал анонимное письмо. Он понял, какую шутку с ним сыграли его собственные чувства, как его ввела в заблуждение сила собственного интеллекта.
Он снял трубку и набрал номер Менделя. Поговорив с ним, он позвонил Питеру Гиллэму. Затем надел пальто и шляпу и направился на Слоун Сквер. В небольшом магазине он купил почтовую открытку с изображением Вестминстерского аббатства. Он доехал на метро до Хайгэйта. На главпочтамте он купил марку и написал по европейской привычке, прописными буквами адрес Эльзы Феннан. На месте, отведенном для текста, он добавил неровным почерком: «Жаль, что вас здесь нет». Он бросил письмо в ящик, отметил время, затем вернулся на Слоун Сквер. Ничего другого он больше сделать не мог.
Этой ночью он спал глубоким сном. Проснувшись очень рано на следующий день, а это была суббота, он купил булочку и кофе. Он приготовил полный кофейник и, устроившись на кухне, читал «Таймс», не переставая есть. Он чувствовал себя удивительно спокойно. Внезапно зазвонил телефон. Смайли аккуратно сложил газету перед тем, как пойти ответить.
– Джордж? Это Питер. (Голос был взволнованный, почти ликующий.) Джордж, она клюнула. Я могу поклясться в этом!
– Что случилось?
– Почта пришла ровно в восемь тридцать пять. В девять тридцать она быстро спустилась по аллее. Она пошла прямо на вокзал и села в девять пятьдесят две на поезд, прибывающий на вокзал Виктория. Я посадил Менделя в поезд, а сам поехал на машине, но я не смог приехать одновременно с ними.
– Каким образом вы связались?
– Я дал ему номер телефона в отеле Гроссвенор, откуда я и звоню. Как только представится случай, он позвонит мне, и я поеду к нему.
– Питер, вы будете действовать аккуратно, не так ли?
– Комар носа не подточит. Я полагаю, что она потеряла голову. Она неслась, как борзая.
Смайли положил трубку. Он опять взял «Таймс» и принялся изучать театральную колонку. Он оказался прав. Он не мог ошибиться.
Утро прошло мучительно медленно. Время от времени Смайли, засунув руки в карманы, располагался у окна и рассматривал девчонок со стройными ногами, прогуливающихся со своими молодыми людьми, одетыми в бледно-голубые свитера, или же наблюдал за рабочими дорожной службы, которые суетились у домов, ожидая, пока наступит время пойти выпить первую субботнюю кружку пива. Наконец (ему показалось, что прошла вечность) он услышал звонок в дверь. Вошли Мендель и Гиллэм, голодные и улыбающиеся.
– Она на крючке! – сказал Гиллэм. – Мендель сейчас вам все расскажет… Он сделал почти всю грязную работу. Я пришел, когда почти все уже было сделано.
Мендель пунктуально и ясно ввел Смайли в курс дела, глядя прямо перед собой, наклонив голову.
– Она села в поезд, отправляющийся в 9.52 и прибывающий на вокзал Виктория. В поезде я следил за ней издалека, когда она выходила. Она взяла такси до Хаммерсмит.
– Такси! – прервал Смайли. – Она, должно быть, сошла с ума!
– Она сдрейфила. Во всяком случае, она шла очень быстро для женщины, чуть ли не бежала по бульвару. Выйдя на Бродвее, она направилась к театру Шерридан. Она хотела открыть двери кассы предварительной продажи билетов, но они были заперты. Поколебавшись мгновение, она пошла назад и зашла в бистро в сотне метров. Она взяла кофе и сразу же расплатилась. Спустя сорок минут она вернулась в Шерридан. Касса была открыта. Я встал в очередь за ней. Она купила два билета в середине зала на следующий четверг, ряд Т, места 27-28. Выходя из театра, она положила один из билетов в конверт, который потом запечатала и отправила. Я не смог прочесть адрес, но там была марка за шесть пенсов[8].
Смайли сидел неподвижно.
– Я думаю, придет ли он? – сказал Смайли.
– Я нашел Менделя в Шерридан, – начал свой рассказ Гиллэм. – Когда он увидел, что миссис Феннан зашла в кафе, он позвонил мне, а сам последовал за ней.
– Я тоже хотел выпить кофе, – сказал Мендель. – Гиллэм присоединился ко мне. Я оставил его в очереди перед театром, поэтому он вышел из бистро немного позже. Все прошло без сучка, без задоринки. Я уверен, она боялась. Но она ничего не заподозрила.
– Что она потом делала? – спросил Смайли.
– Она вернулась на вокзал. Мы ее там и оставили.
После небольшой паузы Мендель спросил:
– А что сейчас будем делать?
Смайли, моргнув глазами, серьезно посмотрел на посеревшее лицо Менделя.
– Мы должны купить билеты на четверг в Шерридан.
Они ушли, и он вновь остался один. Он еще не успел разобрать обильную корреспонденцию, собравшуюся за время его отсутствия. Циркуляры, перечни, счета, проспекты, несколько личных писем все еще лежали грудой на столике в прихожей. Смайли перенес все в гостиную и первым делом начал просматривать письма. Одно письмо было от Мастона, которое он прочел с чувством некоторого смущения.
«Дорогой Джордж!
Я был глубоко опечален, узнав от Гиллэма, что с вами произошел несчастный случай, и надеюсь, что сейчас вы уже полностью оправились. Может быть, вы помните, что сгоряча послали мне письмо об отставке, и, конечно же, я не воспринял его всерьез. Случается, что, как только мы становимся жертвами обстоятельств, мы теряем чувство меры и здравый смысл. Но мы, старая гвардия, не собираемся складывать оружие. Надеюсь, что вы будете нас иногда навещать, и мы по-прежнему будем считать вас преданным работником.»
Смайли отложил письмо и взял следующее. Сначала он не узнал почерк; он внимательно смотрел на швейцарскую марку и изящный конверт с названием гостиницы. Вдруг он почувствовал отвращение; все поплыло у него перед глазами, и он едва не порвал конверт.
Чего она от него хочет? Если денег, то она может забрать все. Это его деньги, и он может их тратить по своему усмотрению. Если захочет растратить их на Энн – он это сделает. Ему больше нечего ей дать, остальное она уже забрала. Она отняла у него мужество, любовь, сострадание и с легким сердцем увезла их с собой в шкатулке для драгоценностей, чтобы перебирать их по случаю после обеда под жарким кубинским солнцем, когда время, кажется, останавливается, чтобы выставлять их напоказ перед глазами своего любовника для того, чтобы сравнить их с такими же безделушками, полученными в дар от других и после замужества.
«Милый Джордж!
Я хочу тебе сделать предложение, которое не примет ни один уважающий себя мужчина. Я хотела бы вернуться к тебе.
Я остановилась в Бор-о-Лак в Цюрихе, до конца месяца. Жду ответа.
Энн.»
Смайли взял конверт и посмотрел на обратную сторону. «Мадам Хуан Альведа». Нет, ни один мужчина не смог бы принять такой «подарок». Никакая мечта не смогла бы пережить день, когда Энн уехала со своим приторным кубинцем, чья улыбка наводила на мысль о рекламе зубной пасты. Однажды Смайли собственными глазами видел гонку, выигранную Альведой в Монте-Карло. Наиболее отвратительным в этом человеке – Смайли помнил об этом до сих пор – были его волосатые руки. В темных очках, в пятнах бензина, с причудливым лавровым венком, он в точности напоминал человекообразную обезьяну, упавшую с дерева. На нем была белая рубашка с коротким рукавом, чудом оставшаяся безукоризненно чистой после гонки, и эту отвратительную чистоту подчеркивали его черные руки гориллы.
В этом была вся Энн. «Жду ответа». Верни старое, посмотри, можно ли все начать сначала, и ответь мне. Я бросила своего любовника, любовник бросил меня. Позволь мне снова взбудоражить твой мир: мой мне надоел. Я хотела бы вернуться к тебе… Я хотела бы… Хотела бы…
Смайли встал, все еще держа в руке письмо. Он снова подошел к фарфоровым фигуркам. Он оставался там несколько минут, глядя на маленькую пастушку. Она была такой прекрасной.
Глава пятнадцатая
Последнее действие
Театр Шерридан, где играли «Эдуарда Второго», был набит до отказа. Гиллэм и Мендель сидели рядом на боковых местах с левой стороны зала. Партер образовывал перед сценой полукруг, и отсюда они могли видеть задние ряды. Несколько пустых мест отделяли Гиллэма от группы молодых студентов, ерзающих от нетерпения. Оба задумчиво смотрели на подвижное море голов, оживляемое бесконечными колебаниями, когда опоздавшие занимали свои места. Это зрелище напоминало Гиллэму один восточный танец, где неуловимые движения рук и ног контрастировали с неподвижным туловищем. Время от времени он бросал взгляд на кресла в глубине зала, но ни Эльзы Феннан, ни ее спутника не было.
