— Ну что, привезли Бобакова? — спросил Наумов.
— Скоро будет.
***
Впереди конвойный и сзади конвойный. А по бокам стены, а на окнах решетки. Значит, опять поедет он далеко на север. А там проволока да лесоповал. Только вот коридорчик незнакомый. Не в МУР его привезли, а куда?
— Начальник, — спросил Бобаков, — куда привез-то?
— Молчать. Узнаешь.
Нет, с ними не поговоришь. Не те люди. Конвой он и есть конвой.
У дверей с цифрой двадцать один конвоир скомандовал:
— Стой!
Бобаков посмотрел еще раз на дверь. Очко. Значит, повезет, мальчонка.
— Товарищ майор, арестованный Бобаков доставлен.
И тут на стене Бобаков прочитал плакат о лучших работниках милиции Московской области. Вот это да… Зачем его сюда привезли?
— Заходи, — коротко скомандовал старшина.
И он вошел.
В комнате сидели двое.
— Садитесь, Бобаков.
Он сел, устроился удобно, а глазом уже наметил пачку сигарет.
— Закурить разрешите, гражданин начальник?
Так спросил, для разговора. Точно знал, что начальник разрешит. В розыске ребята работают не вредные. Потому что жизнь у них не приведи господь.
— Курите.
Бобаков взял сигарету, чиркнул спичкой, затянулся глубоко.
— Начальник, зачем меня в область привезли? Я дальше Тушина не езжу.
— А у нас с вами, гражданин Бобаков, разговор о Москве пойдет. Вам фамилия Бурмин что-нибудь говорит?
— Кличку знаешь?
— Он, Бобаков, не собака, у него клички нет.
— Значит, фраер. Убей меня бог, начальник, не помню такой фамилии.
— Тогда я построю вопрос иначе. С кем, Бобаков, вы два года назад дрались у «Софии»?
Бобаков задумался. Конечно, припомнить можно. Но что ему это даст? Хорошая память в его деле — не всегда лучший помощник.
— Напоминаю, Бобаков. Вот протоколы десятого отделения…
— Не надо, не напоминай. Я за это пятнадцать суток получил.
— Бобаков, вы парень тертый, неужели думаете, что мы вас спрашиваем из праздного любопытства?
— Я понял, начальник. И скажу. Мы в переулке стояли, у винного. Время такое поганое, не у кого стрельнуть денег. Тут машина подъезжает.
— Какая машина?
— "Жигули", семерка. Из нее мужик вышел, покрутился. Пару раз на нас посмотрел и подошел.
— Какой мужик?
— Начальник, для меня год как век.
— Вы все-таки припомните.
— Мужик такой богатенький. Пиджак кожаный, полный, роста среднего и седой весь, как лунь. Ну, подходит к нам и говорит: нужны деньги? Я ему: а то! Он мне: один человек в «Софии» сидит, посчитайте ему ребра как следует, дам по стольнику. Я ему — мало. Он достает деньги, нам всем по четвертаку. Сделайте дело — еще сто. Ну, мы говорим, покажи. Он нас в ресторан завел, показал. Мужик нормальный, таких мы били не раз, я и согласился. Вызвал я его. Завел за угол и давай. А мужик-то этот крепким оказался, он мне с ходу три зуба выбил с одного удара. И бил-то не кулаком, а ребром ладони. Тут его дружок подбежал. Тоже парень ничего. А там и канарейка подъехала. Нас под руки и в десятое. Но мы твердо сказали, извините, обознались. Мол, за сестру дружка, Ильяса то есть, заступались. Те двое тоже говорят: претензий нет. Ну, а нам вместо 206-й пятнадцать суток.
— А человек, который дал деньги?
— Как милиция подъехала, он в машину — и рванул.
— Что вы о нем еще можете сказать?
Бобаков взял новую сигарету, прикурил, задумался.
— У него шрам на подбородке был.
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Олег.
Вошли Леня и Чернов.
— Виктор Сергеевич, — обратился Наумов к Чернову, — вам знаком этот человек?
Чернов мельком взглянул на сидящего и ответил:
— Да. Это тот, с кем мы дрались у ресторана «София».
— А вы, Бобаков, узнаете?
— Узнаю, — усмехнулся Бобаков, — он из ресторана выбежал помогать.
— У нас все, Бобаков. Старшина!
Вошел конвойный.
— Сигарету разреши, начальник?
— Берите все.
— Дай тебе бог. Заловишь меня когда-нибудь, темнить не буду.
Бобакова увезли.
— А у вас интересные типы попадаются, — улыбнулся Чернов.
— Весьма. Вы уж нас извините, Виктор Сергеевич, что мы вам день испортили. Машина внизу. Вас довезут, куда скажете.
— Спасибо. У меня встречная просьба.
— Любая.
— Когда дело будет закончено, познакомьте меня с материалами.
— Хотите написать?
— Да.
— Сделаю все от меня зависящее. Вас Леня проводит.
Они попрощались.
Олег посмотрел на часы.
— Борис, нас ждут на Петровке.
— Кто?
— Заместитель начальника УБХСС города полковник Сиротин. Он вел дело по трикотажу.
— А ты уверен, что эта драка…
— Все дело в том, что ты не посмотрел материалы на Низича. Так вот, у Владислава Казимировича есть машина «Жигули» 2107, и у него на подбородке шрам.
***
Они сидели в кабинете Сиротина и пили кофе. Он сварил его сам в какой-то странной, похожей на ракету установке.
— Эту кофеварку мне брат сделал. Большой умелец, — усмехнулся Сиротин. — Хорошая штука, варит быстро и много. Да и раствор получается насыщенный.
Действительно, кофе был ароматным и крепким.
— Так вот, дорогие коллеги, — полковник отодвинул чашку, — я вам голову забивать не буду. У вас своей головной боли хватает. Слушайте самую суть. Был при республиканском спортсоюзе производственный комбинат.
Выпускали они трикотажные изделия. В тот печальный день, когда мы им заинтересовались, его возглавлял бывший чемпион, стрелок Александров Юрий Гаврилович. Что о нем я могу сказать? Человек с большим самомнением, из тех, кто считал, что их спортивные титулы являются индульгенцией. Он на что-то обиделся. Ушел из спорта. А наши деятели, вместо того чтобы его учителем физкультуры в школу послать, дали ему место директора. Но сразу оговорюсь. Человек Александров честный. И у тех, кто его послал, была мыслишка, чтобы он за чужие грехи ответил.
— Товарищ полковник, ему, кажется, вменяли халатность? — спросил Олег.
— Да. Он сел в кресло. К нему все побежали. Пели гимны, машина, бани, рестораны. Он и подписывал черт знает что. У него техноруком Низич работал. Вот это по-настоящему опасный человек. По сей день удивляюсь гуманности суда, дали пятнадцать лет. А ведь тянул на высшую меру. Но не нам суду указывать.
— Мы решили этапировать Низича в Москву.
— Напрасно. Он ничего не скажет. Не тот человек.
— У нас есть свидетель, что Низич за деньги нанял людей избить Бурмина.
— Ну и что? Он признает это. Но больше ни о ком не скажет.
— А есть о ком сказать?
— Да. Конечно. В крупных хищениях всегда есть человек направляющий. Голова всего подпольного синдиката. Такой человек был и в этом деле. Он — голова, а все остальные только руки.
— Если можно, я бы хотел знать его фамилию, — сказал Олег.
— Конечно. Но прежде всего я хотел бы вам задать вопрос, Олег Сергеевич: почему, прочитав в сводке сообщения об убийстве Бурмина, я позвонил вашему руководству?
— Не знаю, — честно ответил Олег.
Полковник Сиротин встал из-за стола, подошел к окну, присел на подоконник. Он был совсем молодой, этот полковник милиции. Чуть больше сорока, наверное. Сразу видно, что этот человек заботится о своей внешности. А иначе разве смог бы он так подобрать костюм, рубашку, галстук, ботинки? Олегу нравились такие люди. Он не любил офицеров, которые, сняв форму, немедленно преображались, одевшись в мешковатые пиджаки и рубашки с загнутыми от старости кончиками воротничков.
— Значит, вы не знаете? Тогда я расскажу вам. Покойного Игоря Александровича Бурмина я знал очень хорошо. Более того, мы с ним были дружны. И дружба наша началась с работы. Я всегда считал, что гласность помогает нашей службе, поэтому предлагал Бурмину интересные темы. Частично они были реализованы. Теперь о деле. Я уже говорил, что был организатор хищений. Мы его арестовали этой ночью, фамилия его Плужников. Но жил он по документам Захарко Виктора Константиновича. Кстати, вам известен Сергей Митрофанович Пронин?
— Конечно, это как бы сказать…
— А чего тут говорить, — твердо ответил Сиротин, — любовник Аллы Пановой, вдовы Игоря Бурмина. Я думаю, что в ближайшее время он и еще несколько дельцов будут арестованы. Мне сказали, что преступник на даче искал какие-то бумаги?
— Да, — Олег отхлебнул кофе.
— Подождите. Кофе надо пить только горячим, иначе не тот вкус.
Сиротин достал из стенного шкафа новую чашку, протянул Наумову.
— Прошу.
— Спасибо.
— Так какие бумаги искал убийца?
— Пока уточнить не удалось.
— Возможно, Олег Сергеевич, он искал эту папку, — Сиротин приподнял над столом обыкновенную канцелярскую папку. Зеленую, с черными тесемками.
— А что в ней?
— Жизнеописание гражданина Плужникова. Игорь собирал все это. Хотел потом написать книгу, проанализировать механизм человеческой алчности. Показать всю опасность для общества таких индивидов, как Плужников.
