А еще Виктор Сергеевич в массовом количестве просматривал западноевропейские газеты. В одной из них он нашел статью о Богдане Сташинском. Сташинский был назван агентом Советов, который окончил некую школу КГБ, готовящую боевиков — исполнителей смертных приговоров.
«Да, — подумал он тогда, — любят “исследователи” всякие школы, хотя козе понятно, что в школах можно готовить только тех, кто занимается конспиративной работой первого уровня. Те же, кто должен выполнять задания с высокой степенью конспиративности, обучаются индивидуально. Что касается Сташинского, то никакой внедренный в среду националистов посторонний человек не прошел бы проверки и не имел бы возможности быть близким к вождям УПА, если бы он “выпадал” из поля зрения “службы беспеки” на время учебы в мифической школе КГБ».
Сташинский выполнил поручение устранить Степана Бандеру только потому, что один из контрразведчиков тогдашней Украины смог найти подход к нему. Человек этот наглядно показал жизнь сельчан в той деревне, где родился Сташинский, их отношение к его матери, а главное, рассказал ему о зверствах, которые осуществляли сторонники Бандеры на Украине. Особое впечатление на Сташинского произвели факты не просто убийств сторонников советской власти, а бессмысленные с точки зрения нормального человека издевательства и почти сатанинские ритуалы и пытки, которые применялись к ним. Так получилось, что одного из его дальних родственников бандеровцы казнили, намотав ему на голову проволоку и скручивая ее палкой до тех пор, пока у того не треснул череп… Этого было достаточно, чтобы Богдан возненавидел и Бандеру, и бандеровцев и стал орудием возмездия.
— Человек этот ненадежен, — повторил Виктор Сергеевич про себя высказывание Ветковского, стараясь воспроизвести его интонации. — Ненадежен…
Но он знал и понимал ненадежность по-своему. И даже в прошлом, когда руководство утверждало, что с человеком можно работать, Виктор Сергеевич всегда полагался на собственный опыт и интуицию, чем порой вызывал недовольство начальства.
В 1948 году директор одной школы Минска растратил деньги, выделенные на ремонт. Его вызвали в районо и потребовали отчета. Он испугался и решил бежать за границу. Нужно отдать ему должное: сделал он это психологически правильно (на что потом Виктору Сергеевичу указывало начальство как на способность к конспиративной работе).
Директор устроил празднование Нового года в своей квартире и, как только гости разошлись, уехал поездом в Москву, а оттуда улетел самолетом в Ашхабад. Там он умудрился перейти границу и попасть на территорию Ирана. Местные власти посадили его в зиндан, но он потребовал встречи с американцами и заявил тем, что готов к сотрудничеству.
Его перевезли в Мюнхен, где он пробыл несколько лет, а затем переехал в Канаду.
В шестидесятые годы он написал письмо брату, в котором описывал преимущества жизни на Западе.
Руководство потребовало развить этот контакт. Виктор Сергеевич взялся за исследование обстоятельств дела и связей «Директора». В конце концов он вышел на брата, которому «Директор» написал письмо, и тот рассказал, что пострадал от бегства за границу родственника, поскольку за этот поступок его исключили из Военной академии.
— Этот болтун, — сказал брат, — написал нам письмо. Что с ним делать?
— Свяжись с отцом, — сказал ему Виктор Сергеевич. — Это будет самое правильное.
Отец взял все в свои руки. Он написал сыну письмо, в котором высказал все, что думает о его поступке. Он не выбирал выражений, и если бы это письмо могли бы озвучить в технических СМИ, половину слов нужно было заменить писком.
Начальник Виктора Сергеевича стал дуться на него, потому что хотел «галочку» за задержание «Директора» во время его приезда в СССР, либо за его привлечение к сотрудничеству на Западе.
Письмо отца больно ударило по самолюбию «Директора». Он год молчал, а потом прислал покаянное письмо, в котором писал, что понимает отца и брата, и предложил им встретиться на Западе.
Начальство Виктора Сергеевича опять встрепенулось и снова стало настаивать на установлении контакта и определения возможности привлечения «Директора» к сотрудничеству.
Брат поехал в турпоездку в Белград и написал об этом «Директору». Тот приехал в тогдашнюю Югославию и предложил встретиться.
Брат сказал, что опасается встречи и придет не один. «Директор» согласился.
Встреча произошла в плавучем ресторане неподалеку от гостиницы «Югославия», где остановилась группа.
Брат представил Виктора Сергеевича как своего земляка, что, собственно, соответствовало действительности.
В волнах Дуная отражались огни ресторана, «Директор» всячески старался поразить брата и его «друга» и тем, как он хорошо устроился на Западе, и тем, что у него приличный доход, который позволяет ему запросто прилететь из Канады в Белград, и тем, что он — уважаемый человек, которому доверяют серьезные люди.
Он взахлеб рассказывал, как обманул КГБ, бежав из СССР. Как убедил американцев в том, что он является секретоносителем, и они даже пытались взять его на службу, но он отказался. Он рассказывал, что американцы, в общем-то, люди недалекие и давали ему послушать записи радиопереговоров со своими агентами, которые якобы находились на советских судах. Было ясно, что он не вполне адекватно оценивает обстановку и эту своеобразную проверку принял за шаг доверия. Это был типичный болтун и хвастун. И к нему вполне был применим термин «ненадежен».
В отношении же «Джонатана» Виктор Сергеевич этого сказать не мог. Он вербовал его, когда тот был молодым человеком и нуждался в средствах для обучения в университете Мак-Гилл, где учились англо-канадцы, в отличие от Монреаля, где преобладали франко-канадцы (впрочем, в Канаде первых называют англофонами, а вторых — франкофонами).
Виктор Сергеевич имел тогда аккредитацию представителя одного их отделений телеграфного агентства СССР и занимался сбором материалов о русской общине Монреаля. Парадоксально, что русским языком владели более ста тысяч жителей Монреаля, однако называла его родным только десятая часть.
Он часто бывал в районе Кот де Нож, где в основном проживала русскоговорящая община. Там существовало русское радиовещание, работали русские школы выходного дня. Именно там он познакомился с уникальной личностью — Героем Советского Союза Курбановичем, который в СССР считался погибшим во время операции «Багратион».
Виктор Сергеевич готовился опубликовать очерк о нем, но вмешался резидент. Он сказал, что этот материал будет иметь большой политический резонанс и обратит на себя внимание спецслужб не только к герою очерка, но и его автору.
Как ни странно, но Виктор Сергеевич абсолютно не помнил и не мог воспроизвести в памяти картинок Монреаля. А вообще Монреаль существовал в его памяти как город, который не был похож ни на один другой. И что особенно удивительно, в Монреале было бесшумное метро. А бесшумным оно было потому, что поезда там ходили на шинном ходу. Это было следствием того, что городские власти хотели сохранить старинные здания в центральной части города: вибрация от обычных поездов метро могла им навредить…
Телефонный звонок раздался поздним вечером.
— Это шестьсот первый номер? — услышал он голос «Джонатана».
— Нет, — ответил Виктор Сергеевич по-русски, — вы ошиблись.
После этого он погасил свет, немного полежал в кровати, затем поднялся, оделся, вышел в коридор и направился по лестнице на шестой этаж, где постучал в дверь шестьсот первого номера. Надо ли говорить, что пульс у него был таким же, как у пилотов стратегического бомбардировщика, которых дозаправляют топливом в полете.
В двери номера, в который он постучал, был стеклянный глазок. Тот, кто ожидал его, должен был видеть все, что делается в коридоре. И он, наверное, все видел, потому что дверь тут же открылась. Виктор Сергеевич сделал шаг внутрь, дверь за ним захлопнулась, и он попал в объятия «Джонатана».
Это мгновенно сняло напряжение, потому что не может быть предателем человек, обнимающий тебя, хотя и в нарушение неких канонов конспирации…
— Я переоценил свои силы, — сказал Виктор Сергеевич на следующий день Лиз. — Мне придется улететь, лучше мне не стало и как бы совсем не свалиться в чужой стране.
— Жаль, — сказала Лиз, — а я рассчитывала…
— Я хотел как-то отблагодарить вас за заботу и желание скрасить мой досуг экскурсиями в Голливуд, — сказал Виктор Сергеевич и протянул Лиз двести долларов.
— Сразу видно, что вы русский, — сказала на это Лиз. — Ни один американец не дал бы денег за услугу, которую он не получил. Впрочем, деньги я все равно возьму, потому что я — тоже русская, правда, живущая в Америке…
Полет обратно в Италию, а оттуда в Минск не занял много времени.
