Гаврилин своим существованием угрожает авторитету Хозяина, а после действий Краба – угрожает всей системе, построенной Хозяином.
Так вот где собака порылась, как любил говаривать известный политический деятель. Так это значит, что Краб, туповатый и негибкий служака, своими неуклюжими действиями неожиданно тонко подставляет Хозяина. И Хозяину это не нравится.
А Гаврилину не нравится перспектива накрыться медным тазиком в этих играх. И на стыке всего этого можно попытаться поиграть.
Открылась дверь кабинета и вошел качок, дежуривший в коридоре. Славно бы выглядел Гаврилин с пепельницей в руках и жаждой крови в глазах.
Старик доступный-доступный, а с пониманием. Не хочет давать Гаврилину шанса сделать глупость.
Следом за секретарем в комнату вошла женщина средних лет с подносом, прикрытым полотенцем. Потом Хозяин.
– Поскучал? – спросил Хозяин, усаживаясь на этот раз не в кресло, а на второй стул стоявший возле стула Гаврилина.
– Подумал, – ответил Гаврилин.
– Это хорошо, это очень хорошо. Придумал что-нибудь?
Женщина поставила поднос на стол между Хозяином и Гаврилиным.
– На здоровье!
– Спасибо, Ира, – сказал Хозяин.
Секретарь еще раз оглядел кабинет и тоже вышел.
– Так что придумал? – спросил Хозяин.
Грязь
Дыня и Заяц взахлеб рассказывали ребятам о своих приключениях в клинике. Рассказывать, собственно, было не о чем, события свелись к пятиминутному разговору и пятиминутным же побоям. Но для Зайца и Дыни это было приключение. Это была драма, которую они только что пережили.
Были слушатели – и этого было достаточно. Если бы слушателей не было, то Дыня и Заяц описывали бы все происшедшее с ними друг другу.
– Ну, думаю, типа, все, я даже толком и пересрать не успел. Лясь! В глазах потемнело, чувствую – лечу…
– А я глянул, Дыня готов, только поворачиваюсь – в рожу, с разворота, ногой. Как в кино. Думал, все, зубам кранты…
– … я только вставать – с носока по печени…
– … и опять – по роже! А рядом эти два жлоба стоят с автоматами, смотрят…
– Ага, а тот, помнишь в плаще…
– Бритый, блин.
– С улыбочкой так, сука наклоняется…
Передняя машина мигнула стоп-сигналами, притормозила. Не торопясь свернула на проселок.
– Куда это? – спросил Заяц.
– А хрен его знает, – ответил водитель, повторяя маневры головной машины, – сегодня Краб не в себе с утра.
– С ночи, – поправил Корсар, сидевший на переднем сидении.
Заяц и Дыня одновременно кивнули: они тоже присутствовали при разборке в подвале.
– А тот хмырь, что лабуха замочил, он как? – спросил Заяц.
– А я откуда знаю? Его потащили во флигель, к Клоуну. Вот сейчас вернемся, Краб им и займется.
– Чего это его в лес понесло? – сквозь зубы спросил водитель, объезжая очередную яму, – Если бы не мороз, уже завязли бы раз десять.
– А ты ему посигналь, спроси, – посоветовал Корсар.
Заяц и Дыня нервно заржали. Чувствовали они себя неуютно, разговор с Крабом еще только предстоял, а реакцию Краба они даже боялись себе представить.
– Включи музон, – Дыня похлопал по плечу Корсара.
Тот порылся в бардачке, достал кассету и сунул ее в магнитофон.
– … не стреляйте друг в друга! – пропел магнитофон, и Корсар ткнул пальцем в панель.
– Музычка у тебя, – сказал он водителю. Тот пожал плечами.
– Нечего больше делить… – передразнил Дыня, – как прижмет – зубами грызть будешь.
Передняя машина остановилась.
– Приехали, – сказал водитель.
Заяц поглядел по сторонам:
– Куда это мы заехали?
– В лес, – сказал Корсар.
У передней машины открылась дверца и кто-то вылез.
– Кирилл, – сказал почему-то севшим голосом Заяц и откашлялся.
Корсар открыл дверцу и вылез из машины. В кабину ворвался холод и стылый запах гниющей листвы. Кирилл что-то сказал Корсару. Оба посмотрели в сторону второй машины.
Тем временем из передней машины вышел Краб. Появился Нолик.
– Чой-то они? – удивился Заяц.
Дыня вздохнул. Оба они догадывались зачем остановка, инстинкт подсказывал им, что сейчас что-то произойдет, но оба они гнали от себя это инстинктивное знание, старательно отталкивали от себя эту мысль. И не могли оттолкнуть.
– На выход, – холодным, словно замерзшим голосом скомандовал Корсар.
– Зачем? – спросил Дыня, нашаривая на двери ручку.
– Краб хочет поговорить.
Заяц и Дыня переглянулись. Хреново. Они боялись этого, ожидали и боялись даже думать об этом, словно пытались обмануть судьбу.
– Давай быстрее, не зли Краба, – Корсар мельком глянул через плечо.
– Главное, не спорте с ним, – не оборачиваясь посоветовал водитель, – да, виноваты, прости. Не лезьте в залупу.
Краб посмотрел на часы.
Дыня выбрался из машины первым, держась за бок. За ним – Заяц.
Краб успел отойти от машин чуть в сторону, метров на десять. Недалеко от него стоял Нолик.
– Бегом, – сказал Кирилл, и пар комком вылетел из его рта.
Солнце поднялось уже довольно высоко, темные тени деревьев, перечеркивавшие поляну, медленно отползали к стволам.
– Как самочувствие? – Краб смерил глазами вначале Зайца, потом Дыню.
– Нормально, – ответил Заяц и посмотрел на Дыню.
– Ага… – подтвердил Дыня.
– Переломов нет?
– Не, немного ушибли.
И Заяц и Дыня понимали, что все это Краб спрашивает не с проста, что за всем этим кроется какая-то ловушка. Они ожидали, что сейчас он будет на них кричать, может быть врежет. Или действительно что-нибудь сломает, но он внешне спокойно спрашивал у них о самочувствии.
– Как оно все вышло?
– Нас высадили возле клиники, мы позвонили. Охранник нас пропустил. Спросил только куда мы…
– Мы сказали, что от Краба… от тебя. Он и пропустил.
– Кто ж знал? Мы к корпусу пошли, а они нас на полпути и перехватили. Отмудохали сперва, а потом сунули телефон – звони, мол. Ну, Заяц…
– Я и позвонил… – Заяц торопливо перебил Дыню, – а что делать, у них, вон, и стволы, и народу…
– Стволы… – протянул Краб.
Холод стал медленно заползать к Дыне за воротник.
– Стволы… А у вас… – в кармане Краба подал голос телефон, – да? Что? Какой Максим? Клиника… А, понял… Что тебе? Сказал чтоб позвонил, сказал. Молодец! Ты откуда звонишь? Из дому? Жаль.
Краб переложил телефон из правой руки в левую. Освободившейся рукой похлопал себя по карманам. Щелкнул пальцами над плечом. Кирилл подал ему сигарету.
– Предупредил? Плохо. Ты бы мне сейчас очень пригодился там. Ну ладно… Что? Приятеля своего туда присоветовал? И как? В три часа? Пятнадцать ноль-ноль? Ладно. Сам подойдешь к клубу «Якорь» к двенадцати. Скажешь – ко мне. Тебя подвезут, – Кирилл щелкнул зажигалкой, и Краб сделал небольшую паузу, чтобы прикурить, – шмотки возьми дня на три. Все.
Заяц и Дыня, слушавшие разговор Краба затаив дыхание и переминаясь с ноги на ногу, снова переглянулись.
– Стволы, значит, – сказал Краб, спрятав телефон.
Нолик у него за спиной чихнул. Краб поморщился.
– Значит, вы просто дали себе навалять и отдали свое оружие. Так?
– …
– Так?!
– Так. Их там…
– Их там… Ладно, они там, а вы здесь, – почти примирительно сказал Краб, – плохо что вы облажались. Слышь, Кирилл? Твои люди облажались. Что будем делать?
– Не знаю.
– Не знаешь… Нолик твой долбанный ножом пользоваться не умеет, эти двое… – Краб сплюнул, – … как… Дешевки.
Пауза. Краб сказал что хотел, а остальные предпочитали молчать.
Заяц подумал, что нужно вставить слово, попытаться объяснить, что слишком много было тех козлов в клинике, что не успели они, а если бы и успели, то все равно ничего бы не смогли…
Заяц лихорадочно подыскивал слова, но они наталкивались на чувство безысходности и обреченности. Жалкие слова оправдания расползались от одного только прикосновения к жуткой мысли – это все.
– Нахрена мне такие бойцы? – задумчиво спросил себя Краб. Обернулся к Кириллу, – Не подскажешь?
Кирилл не ответил.
– Вот даже ваш непосредственный начальник не может мне сказать, зачем мне в группе такие уроды как вы. Не может.
Снова пауза. Тишина. Только какая-то птица невразумительно проорала что-то сверху бестолково маячащим на поляне людям.
– Мне только что позвонил парень, – Краб похлопал себя рукой по карману, в который положил сотовый телефон, – я с ним познакомился сегодня ночью. Он схватился за пушку, когда я бил его приятеля. Охранника той самой гребаной клиники!
Голос Краба чуть не сорвался на крик. С ветки дерева шумно слетела птица. Нолик поежился и передернул плечами.
Краб снова сделал паузу. Теперь для того, чтобы успокоиться. Он сам неоднократно на тренировках говорил своим боевикам, что явная демонстрация своих эмоций свидетельствует только о слабости.
– И этому парню я предложил войти в мою группу. И этот парень… – голос Краба снова пошел вверх, – согласился сразу, потому что он знает, в группе у Краба только лучшие. Лучшие. И это знают все. И это знали те, кто вас принял в клинике. А вы…
