— Катастрофа какая произошла? Может, валенок с книжной полки упал, разбился? — предположил шут. Катастрофы в государстве случались, и не так уж редко. Например, не далее как весной прорвало потоком плотину, построенную совместно для общих нужд людьми и бобрами. Затопленными оказались около четверти всех всех посевов, из-за чего пришлось открывать государственные закрома, запасники и даже архивы, в которых почему-то тоже хранились в основном зерновые.
— Или идея какая нестандартная поступила? Может, поголовное высшее образование ввести, минуя среднее и начальное? — развил свои предположения шут. Что, собственно, тоже было вполне вероятно из-за нежной любви царя ко всяческим нововведениям и реформам.
Однако государь не только не ответил шуту, но, похоже, даже и не услышал. Быстрыми шагами он прошел куда-то в известном только ему одному направлении, оставляя следы на грядках и задевая руками растопыренные ветки яблонь. И, внезапно остановившись, долго не мог сообразить, что же такое встало у него на пути.
— Забор, твое величество! — подсказал шут. — Ты, батюшка, ежели удумал чего, скажи. Не пугай людев-то. А ежели с глузду навернулся, так хоть кивни. Ужо мы в излечении поспоспешествуем.
Государь обернулся, и шут увидел в его глазах мучительные сомнения. А по некоторым нюансам поведения бровей, а также по степени сжатия челюстей гороховый сразу же составил мнение о причинах.
— Понятненько! — сказал шут. — Имеем готовый план каких-то преобразований. Каких, величество? Не доложишь? Что, опять паруса к лошадям крепить будем? В целях экономии ихних сил? Или опять заместо почтовых голубей попугаев говорящих дрессировать? Чего молчишь-то? От самого себя в секрете содержишь?
Государь покачался на носках туфель, и шут увидел, что ему очень хочется рассказать.
— Глупость еще одна... — преувеличенно зевнул шут и отвернулся.
— А вот и нет! — вскричал за его спиной государь. — А вот и умность! А вот ежли получится — дак мы в мировом рейтинге само наиперво место возьмем!
И он буквально в трех словах объяснил шуту сущность своей идеи. Которая была, по меньшей мере, оригинальной.
Сказка №32
В это утро его величество не столько проснулся, сколько просто встал с койки, ибо почти не спал, обуреваемый фантазийными всплесками. А также готовыми изобретениями и патентами, которые сразу после полуночи стали рождаться в его мозгу целыми сериями. За ночь его величество изрисовал карандашиком примерно такое же количество бумаги, какое уходило на некоторую другую надобность за полгода.
— Да-да! Ось крепления цапф должна совпадать с таковой же и у колес! — в недоумении слушала ночная стража непонятные царские рассуждения. — Да-да! Клиновой лучше, чем поршневой! Да, да и да! Тормоз не нужон, потому что станин четыре штуки приделаем! Нет, шесть! Нет, восемь! Нет, шесть!
И заглянувший в окно опочивальни стражник видел, как его величество, елозя по полу на коленях, тупил уже восьмой карандаш о качественную голландскую бумагу. Неофициальный поставщик которой в лице голландского же посла так и не был принят вчера царем. Нашлись дела поважнее. Послу был отослан извинительный черничный пирог с глазурью, а также уведомление о том, что личная встреча состоится по завершении одного секретного предприятия. Посол, весь в догадках, кинулся собирать информацию, а его величество в самом узком кругу — он, шут и бочонок браги — организовал обсуждение. Обрывки, доносившиеся из окна, тоже не очень хорошо раскрывали суть.
— Боисся, что-ли? — наполняя ковшик, спрашивал государь.
— Да не так чтоб очень... — отвечал шут. — Но почему я-то? Что, некому, что-ли, больше? А сам?
— Мне не подобно. — важно отвечал государь. — Потому как я есть лицо потомственно официальное и в таком кувыркательном деле замечен быть не должон. А тебе оно в самый раз. А ежели смертию вдруг преставишься — дак я в твою честь большую часовню вздвину. Посередке двух малых.
— Лучше цирк построй. — мрачно сказал шут. — Посреди двух зоопарков. Мне в идее этой все нравится, окромя распределения дел. Они, значит, соорудят, ты, значит, кнопочку какую надавишь, а меня, значит, на сорок восемь частей порвет. Хошь как хошь, а в добровольцы я не полезу. Насильно призывай, ежели очень надобно.
Царь озабоченно прошелся по горнице, пальпируя негустые свои седины. Умерщвлять кого-либо, тем более шута, ему никак не хотелось.
— Ну, хорошо! — немного погодя, сказал он. — Тады давай контрпредложение выдвигай. А то возьму да назначу. А то критиковывать-то вы все мастера, а как дело делать — дак тока мне мышцей-то головной шевелить приходится! Предлагай!
— Предлагаю. — почти сразу же откликнулся шут. — Добровольца среди народа сыскать. Для чего — не говорить. Просто объявить, что дело — опасней некуда. И награду назначить. Полцарства на четверо суток в лизинг.
— Ишь ты, щедрый какой нашелся! — сварливо отвечал государь. — В лизинг... А потом спрашивай, почему ямы на месте гор, и кто все леса до единой сосенки сбрил. Нет уж. Ежели таким манером, то наградой пусть благодарность потомков будет. А в натуральном выражении — памятник в виде конного обелиска и восемь рублев деньгами.
— Почему не десять? — поинтересовался шут.
— Потому что чистыми. — ответил царь, одновременно доливая остаток бочонка и заканчивая дискуссию.
И во второй половине дня заспешили, седлая жеребцов и кобыл, глашатаи и герольды, поскакали и поехали по весям и городам, зачитывая в рупоры и сложенные ладони царскую, она же государская, весть.
— Ежели из простого, либо не очень, либо именитого народу да пожелает кто исполнить государеву волю, не взирая при том на невзгодную трудность и не убоявшись самопогубления весьма при сем вероятного, то таковому оному государство, в священном лице нонешнего премудрого самоуправца державного, обязуется, помимо побочных благ, предоставить в имение один раз по десять рублев деньгами немедными, да один раз по шубе с упомянутого лица плеча, да по сотке к каждой сотке надела, да личное оным же лицом рукопожатие, художником в красках уделанное и с рамкой, да бочонок лучшего меду, да, пожалуй, пока и хватит!
— Эко же, брат, приманчиво... — выслушав на площади либо на базаре, говорил один бородатый Федот другому. — Десятка, да плюс патрет, да помножить на хороший медок... Ишо бы минус погибнуть — дак я пошел ба! А так ба нет ба. Потому что живому-то жить-то лучше.
— А я, брат, может, и задаром пошел ба... — ответствовал, заложив длинные рабочие руки за пониже спины, точно такой же, хотя и другой, Федот. — Ежли ба, к примеру, оно ба в военно время да в тяжкий час. А чтоб за деньги пукало свое для опытов предоставить — уволь. Потому что лучше потихоньку вдоль, чем с грохотом поперек.
И бородатые мудрецы расходились, тут же забыв о царском послании в повседневных своих заботах. К вечеру, согласно рапортам старост, обнаружилось полное нежелание кого-либо из обчества рисковать здоровьем даже за такое много, какое было обещано. Секретный план, несмотря на свою обдуманность, покачнулся и зашатался.
А в это время в кузнице уже вовсю кипела работа по воплощенью в металле. Не имеющий прямого отношения к делу государь, надевши кожаный передничек и зачем-то прибрав скромные свои волосы ремешком, ходил по кузнице и давал кузнецам, в силу лишь общей своей компетенции, весьма общие же советы.
— Не обожгися, мотри! Мотри, не обожгися, говорю! А то, не дай тебе Господь, обожгесся! Ить это у тебя чего? Это у тебя высокая температура в руках. Ежели уронить — в ногах тоже будет.
— Ловчей, ловчей неси! — покрикивал государь немного позднее в немного другую сторону. — Ежли не донесешь — мотри у меня! Гусударство тебе не мешок с резины! Ежли кажный по разу-то напортачит — ни с чем и ни в чем, тоись, без последних штанов останемся! Ты вот, кум тетушкин, спешить спеши, да лишку не торопися! А то содержанье с формой не совпадет — сам тады за чугун заплотишь!
Опытные мастера, не обращая внимания на активное руководство, работали качественно и аккуратно. Довольно скоро утомившийся и примолкший государь, присев на наковаленку, с удовлетворением наблюдал за слаженным их трудом. В свое время он не пожалел ни денег, ни личного влияния, чтобы достать за границей самое совершенное оборудование всех видов. Самым же строгим образом он подошел и к подбору кадров, для отыскания каковых лично побеседовав едва ли не с каждым подданным. С тех пор прошли годы, и тяжелая промышленность короны выросла многократно, затмив собой достижения даже батюшки нынешнего надежи, в царствование которого, как известно, был отлит знаменитый Ларь-колокол, в коем, по причине невозможности его поднятия и общей несворотимости, хранился весь валютный запас страны.
— Бог в помощь! — сказал, входя, шут. Оглядев потные спины литейщиков и кузнецов, он подсел к государю и заговорщицки шепнул :
