Варя вынула ноги из туфель, встала по стойке «смирно», поджала босые пальцы.
Свет софитов, суета съемок, теплая ночь, запах апельсинов растаяли в темноте.
– Может быть, вы только подумали отнести его на место, а потом закрутились и забыли? Может, он на кухне остался? – испуганно пролепетала она. – На холодильнике лежит? Давайте вместе поищем.
Варя ринулась по коридору.
– Не сейчас! – сдавленно крикнула Маргарита Святославовна. Поправила перстень и продолжила ровным голосом: – Я посмотрела, где могла, даже корзинки с кремами в ванной переворошила. Впрочем, оставим это до утра. Ты, наверное, устала, ложись. Медальон найдется, я уверена: лежит где-нибудь поблизости.
Маргарита Святославовна развернулась и скрылась в своей комнате.
Глава 8
Подозреваются все!
Варя вошла в ванную, стянула с волос резинки, воткнула в слежавшиеся кудри расческу и отпрянула: из зеркала смотрело чужое грубое лицо – жирная перламутровая помада, густые тени на веках. Из-за сумрачного освещения – лампа висела над шкафчиком и светила в спину – театральный грим казался особенно пошлым и безвкусным. Такая деваха – вульгарная, вызывающая, приезжая искательница счастья – вполне могла украсть медальон!
Варя дернула расческой спутавшиеся, залитые лаком волосы и заскулила: боль смешалась с обидой, обожгла душу. Тихонько подвывая, девушка открыла кран, подставила саднящий висок под прохладную воду.
Холодный ручей ворвался в горло, в нос, с болью обрушился на лоб.
«Она думает, это я украла медальон! Я – украла! Прямо так и сказала: лежит где-то рядом, спрятан в моих вещах…»
Варя дернула ворот платья – верхняя пуговица отлетела и ударилась о стиральную машину. Неловко стянула дешевые трусики, свернула жалким комочком, залезла под душ и зарыдала.
Когда от слез опухли глаза, девушка выключила воду, завернулась в полотенце, всхлипывая, села на край ванной.
«Папа, я так и знала: что-то случится, уж очень все хорошо сложилось. И квартира нашлась в центре города, и работа в сериале. Вот теперь – расплачиваюсь! Вот тебе и сто осколков счастья! Папа, я не брала этот медальон!»
«Я знаю, дочка, ты ведь у меня честная! Помнишь, как в третьем классе стерла двойку в дневнике, всего полчасика постояла в углу и призналась?»
«Тебе все шуточки, тебе наплевать, что меня воровкой считают! Я утром уйду отсюда, уйду!»
«Успокойся, рева-корова, не пори горячку! Если ты сбежишь, все будут считать: смылась, значит, украла. А медальон наверняка завалился в какую-нибудь щель. Ложись спать, утром еще раз хорошенько поищи. А уж если не найдешь, сядь и спокойно, за чаем, обдумай: кто мог его взять? Кстати, может, и нечаянно унесли, такое тоже бывает. Кто в тот день был в квартире? Всех до одного вспомни, составь список, подумай: какие причины для того, чтобы взять медальон, могли быть у каждого?»
«Себя я тоже должна внести в список подозреваемых?!»
«Почему – нет? Могла случайно сунуть медальон в карман, под салфетку? Вполне могла. Зубы почистить не забудь, кулема! Все! Спят усталые игрушки, мишки спят!»
«Одеяла и подушки ждут ребят», – уныло продолжила Варя, последний раз судорожно всхлипнула и кое-как поводила щеткой по зубам. Из последних сил, почти с закрытыми глазами, постирала трусики, замочила в тазу полотенце и, наконец, пошатываясь, пошла в свою комнату: «Спать!.. Спать!..»
Но едва задремала, Джульетта заворочалась, закряхтела, громко заплакала.
Варя протянула руку и, не открывая глаз, принялась трясти колыбельку, потом ощупью дала девочке бутылочку с водичкой, сунула соску. Малышка выплевывала пустышку, надрывалась и сучила ножками.
Ребенок появился у Вари слишком неожиданно: так дети подбирают и приносят домой трогательных, беззащитных щенят. Гладят, тискают, прижимают к себе, подставляют ладошки под шершавый язык, кормят, берут в свою постель. Но если ночной истошный скулеж начинает чересчур донимать, малышу сонно бормочут: «Отстань, замолчи: тепло, сухо, что тебе еще надо?» Варя любила Джульетту, но пока сердце не разрывала ежесекундная щемящая тревога о крошечном человечке, тревога, которая заставляет сидеть всю ночь, склонившись над детской колыбелькой, изводиться от мысли: почему она плачет? Где у нее болит?!
Варя воспринимала ребенка легко и беззаботно, пока не ощутила то, что полагается чувствовать женщине, – почти животный материнский инстинкт.
Она натянула на ухо одеяло и пробормотала:
– Джулька, замолчи, ты маме спать мешаешь.
Дочка сосала кулачок и пищала.
– Господи, ну должна же она когда-то перестать! – пробормотала Варя.
Ей хотелось грезить сквозь сон о съемках, вспоминать мельчайшие подробности работы, похвалу режиссера!
– Да спи же ты, плакса! – прикрикнула Варя.
В прихожей вспыхнул свет, в комнату вошла Маргарита Святославовна с бутылочкой смеси.
Подошла к колыбельке, не взглянув на Варю, поднесла малышке еду. Джульетта схватила соску и взахлеб зачмокала.
Варя вскочила, спустила ноги на пол, опустила плечи: ну да, спала, не обращала внимания на плач, виновата… Во всех неприятностях этого дома виновата только я! Что еще?!
– Ребенка иногда нужно кормить, – сказала дама. – Много ли малышке надо: вот уже и сыта. Подержи, пожалуйста, бутылочку еще чуточку. Смотри, чтоб воздух в соску не попадал, а то наглотается и все срыгнет.
– Извините, что никакого вам покоя! – пробормотала Варя.
Маргарита Святославовна молча – Варе показалось, что молчание было зловещим, – вышла из комнаты.
Варя, покачиваясь, взглянула на малышку: Джульетта спала, трогательно приоткрыв ротик.
Варя со стоном повалилась на подушку, закрыла глаза, хотелось снова и снова, в мельчайших приятных подробностях пережить необыкновенный вечер своего кинематографического успеха, но крепкий сон навалился на тело, как ватное одеяло.
Она вновь оказалась на съемочной площадке, прошлась среди декораций, после работала на камеру. Сперва режиссер хвалил ее, но потом все пошло не по сценарию: софиты один за другим гасли, меркнущий свет из белого становился лихорадочно кровавым, и самое ужасное, что собаки-артистки внезапно кинулись к Варе, сбили с ног, вцепились в модное кримпленовое платье.
Варя попыталась закричать, скатилась с подушки и проснулась.
Джульетта с блаженным видом насасывала уголок пеленки и приветствовала сонную Варю безмятежной улыбкой.
Варя переложила малышку на свою подушку, прилегла рядом, уткнувшись лицом в теплый бочок.
Полежала с закрытыми глазами, в надежде на то, что дочка уснет. Не тут-то было: малышка гукала, пыталась засунуть в рот большой палец ноги и, наконец, жалобно захныкала, как забытый на лестнице котенок.
