— Да.
Экранная Тереза была воплощением ужаса. Играй она — и то не вышло бы лучше. В записи все выглядело так, будто Тереза испугалась Эстеллы, что она в ужасе от столкновения с убийцей.
— Ладно, что она делает теперь? Возвращается — чтобы еще раз на него взглянуть? Или забыла сумочку?
Тереза не ответила. Бернард вплотную приблизил лицо к экрану, пытаясь уловить тот момент, когда Эстелла повернула голову. Он продолжал прокручивать эпизод в обоих направлениях.
— Кто она, босс? Берджис потряс головой:
— Понятия не имею. Нет, нет, подожди минутку. Я ее видел раньше — когда она входила в клуб. Передай мне другую запись, Берни.
Они согнулись перед телевизором. Тереза надеялась, что про нее забыли. Она попыталась ощупать пальцами лицо и определить, какой урон нанес ей удар Берджиса. Ее почти никогда не били, только раз, мужчина — учитель (бывший учитель — его отстранили, а потом уволили с работы). На что похож ее разбитый нос? Если он расплющен, то видок у нее еще тот. А вдруг трещина в кости? Прикосновение вызвало слезы. Она беззвучно глотала их, стараясь плакать молча. Бернард и Берджис все еще вглядывались в экран.
Если нос сломан, удержит ли его опухоль от смещения хоть на какое-то время? Может, когда опухоль спадет, он окажется только расплющенным. Удастся ли его привести в нормальное состояние? Она перестала всхлипывать, боясь, что они услышат. Бернарди Берджис, включив ускоренную перемотку, отсматривали вереницу мужчин и женщин, входящих через двойные двери в «Грэйвити».
— Стоп. Стоп. — Берджис нажал кнопку. — Вот дерьмо! А, здесь. Точно, тут.
— Хорошая картинка, — одобрил Бернард. Эстелла глядела прямо в глазок камеры.
— Ну, кто она такая?
— Не знаю, шеф. А ты ее знаешь?
— Не пойму. Кто она?
Берджис через плечо вопросительно посмотрел на Терезу.
— Она сняла Йена прошлой ночью.
— То есть Джона Какстона, если быть точным. Когда? Накануне ночью перед тем, как он умер?
Кивнув головой, Тереза почувствовала острую боль в носу.
— Тогда что это могло быть? Отвергнутая любовница или другая какая хренотень вроде того?
— Она покупала ему выпивку весь вечер, — пояснила Тереза. — Потом отвезла к себе.
— Эта баба из педофилок? Кто она? — Взгляд Берджиса снова уперся в экран. — По-твоему, сколько ей лет, Берни?
— Не знаю. Тридцать?
— Да нет, она постарше. Так чего ей надо было от такого мудака, как Джон Какстон?
— Его член? — предположил Бернард.
— Да уж — не его же идиотская башка. Но почему она его убила?
Тереза сказала, что ей это неизвестно.
— Он сбежал, пока она спала, и потом ненадолго зашел ко мне.
— Говорил что-нибудь? — спросил Берджис.
— Только — что видел ваши фотографии.
— В квартире этой женщины? Тереза старалась не кивать.
— Да. У нее была папка с вашими фотографиями в кейсе, ну, или в сумке. С разными фотографиями.
Берджис на минуту задумался:
— Значит, она журналистка, так? Собиралась писать о клубе для какого-нибудь модного журнала?
— У нее был пистолет. Лежал вместе с фотографиями.
Этого Берджис понять не мог. Зачем ей пистолет?
— Что еще говорил Какстон? — спросил он. — Объяснил, что она делает в Манчестере?
— Нет.
— Но хоть что-то еще он тебе сказал?
— Она колумбийка.
Тут Тереза увидела, как Берджис побледнел. Она вдруг поняла, что на самом деле означает это слово — Берджис не просто стал белым как мел, а застыл на месте, будто громом пораженный. Бернард сдвинул брови, наморщил лоб, пытаясь осознать услышанное и вглядываясь в изображение Эстеллы на экране.
— Колумбийка, шеф?
— Тише, — прикрикнул Берджис на Бернарда. — Помалкивай!
— Но она же подцепила Джона Какстона. Зачем она это сделала? Неужели спланировала заранее?
— Хочешь сказать — она это сделала, чтобы добраться до чертова турагентства, да? — уточнил Берджис.
— Ну да. Я как раз об этом подумал — он же там работал.
— И после того, как поговорила с ним, он что-то о ней узнал…
— …и она его за это пристрелила, — закончил Бернард.
Берджис решительно кивнул:
— Вонючие колумбийцы! — Новый кивок: — Вонючие колумбийские козлы!
— Что он мог рассказать ей о турагентстве? — спросил Бернард.
— Оттрахай меня в зад, если я знаю! — ответил Берджис. — Может, ты мне скажешь? Черт бы их всех побрал! Какстон был долбаный дебил! Что он мог раскопать?
Тереза не услышала продолжения. Внизу на улице завыли сирены.
Глава семнадцатая
Бернард и Берджис выглянули в окно. Визг автомобильных колес и завывание сирен должны были что-то означать, но только неясно, что именно.
— Черт побери, что они тут делают? Устраивают хреновый полицейский парад или что?
— Не спрашивай, босс, я не знаю. Может, у них первенство по езде на задних колесах?
Берджис, стоя у окна, помахал растопыренной пятерней, изображая недоверие:
— Нет, тут что-то не так. Они паркуются у входа. Но почему с сиренами? Неужто собираются устроить налет на бар?
Тереза знала, что в «Уорпе» месяцами не бывало облав, а если и случались, копы никогда не находили наркотиков — разве что пыль, собранную по карманам посетителей или по спичечным коробкам. Полиция больше не беспокоилась о наркотиках в «Уорпе», и Бернард уверял, что волноваться не о чем.
— Пускай устраивают облаву. Это самый чистый бар на свете.
— Может, они пришли за кем-нибудь конкретным.
— Может, и так. Ведь они уже здесь были, когда забрали Джанка.
Берджис ничего об этом не слышал.
— За час до того, как ты появился. Копы погнались за Джоном Ки и увезли его.
— Почему, черт подери, ты не сказал мне?
— Так они же арестовали его. Это их работа, они все время кого-нибудь арестовывают. Если бы я был копом, тоже арестовал бы Джанка — рябое одноглазое отребье, он и с виду настоящий преступник.
— Ты не подумал, что это важно?
— Да плевать я хотел на Джона Ки.
Тереза следила за их перебранкой. Пока они переругиваются у окна, она, пожалуй, успеет проскочить к двери и сбежать вниз по лестнице. Сейчас они опять смотрели на улицу.
— Это инспектор Грин? — Бернард показал пальцем.
— Как думаешь, чего надо этой паскуде? — Берджис уставился в окно.
В ту самую секунду, когда Тереза готова была рвануться к двери, Берджис велел Бернарду спуститься вниз.
— Пойди выясни, чего им надо.
— И что хорошего из этого выйдет? Я, значит, должен стоять там и спрашивать, не могу ли чем-нибудь помочь?
Берджис схватил Бернарда за руку, подтолкнув быка к двери:
— Сейчас же спускайся, чертово дерьмо.
— О'кей, о'кей.
Толстые ноги Бернарда затопали вниз по лестнице. Берджис подошел к окну, но через секунду вернулся к двери. Казалось, он не знает, как поступить. Еще секунда, и Берджис сдался. Он открыл дверь и пошел за Бернардом по коридору. Затем стал быстро спускаться по лестнице, но на полпути остановился. Тереза услышала, как кто-то, поднимавшийся навстречу, тоже остановился. Может, даже не один человек, а двое. Ей было любопытно, что скажет Берджис. Голоса на лестнице звучали громко. Берджис спросил, чем может быть полезен. Ему ответили: много чем, очень даже много… весьма… весьма… весьма.
Тереза подвигала ртом из стороны в сторону, пытаясь определить, где поврежден нос. Может, он и не сломан: кулак Берджиса метил в переносицу, но угодил между глаз. Именно туда удар пришелся в полную силу, вот почему у нее так болела голова. Она встала и шагнула к шкафу.
Телевизор стоял на столе, а сбоку от него был шкаф — вот и вся мебель. На экране замерло лицо Эстеллы, взгляд устремлен прямо на Терезу: рот приоткрыт, голова откинута назад. Деться Терезе было некуда.
Она не могла убежать, во всяком случае не теперь, пока лестница заблокирована. Она могла только спрятаться. Стоя у шкафа, Тереза посмотрела на стол. Не больно-то спрячешься, но и шкаф выглядел слишком маленьким. Она ухватилась за ручки и распахнула двойные дверцы. В шкафу сверху донизу оказались полки, для нее там не было места.
Шаги снаружи становились все громче, они явно приближались. «Ох, черт», — подумала она и быстро скользнула под стол. Если дверцы шкафа останутся открытыми, ее могут и не заметить. Тереза подтянула колени к подбородку, стараясь сжаться в комочек.
Несколько человек вошли в комнату — Тереза видела только ноги — четыре пары ног. Она узнала Берджиса по коричневым мягким ботинкам, а инспектора, шедшего за ним, определила по синим брючинам. Эти грязные штанины могли быть только форменными брюками полицейского. В грубые башмаки был, вероятно, обут младший инспектор, а в белые супермодные кроссовки — Бернард. Тереза только теперь обратила на них внимание. Должно быть, он считал себя очень модным в этих «найках».
Инспектор Грин заговорил, не дожидаясь, пока все рассядутся:
