Базар по летнему времени закипел рано. Все прилавки под навесом уже были заняты бабками и молодайками, наперебой выхваляющими свой товар, и Кира спокойно дрейфовала по течению толпы, исподтишка высматривая, появились ли уже на своем пятачке менялы.
Впрочем, внимание ее то и дело отвлекалось съедобным изобилием, раскинувшимся вокруг, и Кира вспомнила, что у нее уже сутки крошки во рту не было. В принципе, ничего страшного: ей частенько приходилось устраивать разгрузочные дни, потому что безвылазное сидение в лаборатории давало себя знать лишними килограммами, однако сейчас Кире как никогда нужны были силы. Будь у нее деньги… но денег, понятно, ниоткуда не взялось.
По счастью, путь ее сейчас пролегал по молочным рядам, и Кира, подражая другим женщинам, там прихватывала с расстеленной марлечки комок творога, там тыкала пальцем в пробный стаканчик со сметаной. Аппетит, как водится, приходил во время еды, и ей стоило немалых усилий сохранять на лице такое же утомленно-капризное выражение, что и у всех других покупательниц, и делать вид, будто ее просто-таки тошнит от влажно-белоснежного свежайшего творога и пышной сметаны. Но, кажется, роль удавалась плохо, потому что торговки, так и евшие глазами прочих покупательниц и подобострастно выхвалявшие свой товар, при виде Киры каменели лицами и даже норовили загородить от нее все, что было разложено на прилавках. При этом звучали сердобольные советы:
– Не чипай!
– Окороти лапы!
– Ну куды, куды суесси, немытая?!
– Пойди проспись, шалашовка! – И даже: – Пойди похмелись, сердешная!
Кира недоумевала до тех пор, пока случайно не увидела свое отражение в темном стекле ларька – и чуть не рухнула, где стояла. Да… лучше бы она вчера напялила на свою бедовую головушку зеленые русалочьи косы. Те, во всяком случае, не блестели бы подобно раскрытой шкатулке с бриллиантами! Увы, скромность Кириных кудерьков оказалась обманчивой. В лучах яркого солнца парик играл всеми цветами радуги, и вид у Киры со сверкающей головой и в куцем сарафанчике оказался самый отъявленный – даже для привыкшего ко многому феодосийского базара. К тому времени, как Кира добралась до колбасного ряда – последнего барьера, отделяющего ее от меняльного пятачка, – все торговки были уже настороже и так усердно защищали свое добро от Кириных посягательств, что одна не посовестилась даже шлепнуть по руке, уточнив ситуацию:
– Тута не паперть, нечего побираться!
Впрочем, Кира уже вполне наелась, поэтому не больно-то опечалилась, а закусив тремя виноградинами, которые удалось урвать из-под самого носа какой-то невыспавшейся молодайки, она почувствовала себя вполне бодро. Теперь предстояло внутренне собраться, чтобы достойно повести разговор с менялами.
Кира задумчиво свела брови, не в силах решить, на какой сумме остановиться, когда здешние разбойники начнут сбавлять цену. Потом, решив сориентироваться на местности, двинулась туда, где уже блестели в солнечных лучах стриженные под нулевку затылки трех «качков», как вдруг…
Вдруг словно волна прошла по базару. Людское море заколыхалось, что вода в бухте. Несколько сине-голубых фигур напористо завиляли меж рядов, подобно проворным скумбриям, и у Киры ослабли коленки, когда она увидела своих будущих бизнес-партнеров со всех сторон окруженными милицией.
Народ мигом сгрудился вокруг, стеной заслонив от Киры происходящее, и хотя ростом ее бог не обидел, все время находился кто-нибудь еще выше, так что она лишена была возможности наблюдать само действо, увидев только его результат: голый и пустой меняльный пятачок.
Голый, будто колено или лысина. Пустой, словно сердце, лишенное всякой надежды…
Толпа вокруг все еще бурлила, переживая, и Кира без труда установила причину свершившегося. Оказывается, устав жить на ту мелочь, которую давала спекуляция валютой, менялы вчера пустили в рыночный оборот десяток или два пятидесятигривенных, которые они изготовили на цветном ксероксе. Всем было известно, что с купонами, ходившими по Украине ранее, такие фокусы проделывались сплошь да рядом и совершенно безнаказанно. Однако те ведь не имели вообще никаких степеней защиты – в отличие от гривен. Фальшивомонетчиков вычислили мгновенно – к общему удовольствию завсегдатаев базара. И Кире понадобилась вся выдержка, чтобы не единый мускул ее лица не выразил горького сожаления по поводу столь несвоевременно проведенной операции.
«Не могли они через час появиться, что ли! – проклинала она расторопных милиционеров. – Хотя бы через полчаса!»
Конечно, это были не единственные менялы в Феодосии, все понятно, их надо было только пойти поискать, однако разочарование, усталость и нечеловеческое напряжение последнего дня навалились на Киру враз – и совершенно обессилили ее. Как-то вдруг все потеряло цену, кроме одного: дикого желания лечь прямо здесь, на пятачке, – и уснуть. А проснуться желательно дома.
Слипающимися глазами Кира вяло следила за молодой мамой, у которой пятилетний отпрыск выпросил полузеленый персик, а в ответ на ее сетования: мол, теперь непременно разболится животик – ребенок оптимистично отвечал, что персик нужен ему не для еды.
– Я буду жуть и плють! – восклицал он, азартно блестя шоколадными глазами. – Жуть и плють!
«Это моя жизнь жуть и плють», – устало подумала Кира, и новый приступ зевоты едва не разорвал ей рот, как у Гуинплена.
– Скучаем, барышня? – окликнул ее кто-то рядом, и Кира, как в замедленном кадре повернув голову, еще раз зевнула, да так, что слезы покатились из глаз.
– Да брось ты! – сказал высокий загорелый парень лет тридцати, с выгоревшими до льняной белизны волосами и сверкающей улыбкой. – Не плачь, не стоят они того! Это были очень плохие мальчики, с такими дружить опасно.
До Киры дошло, что незнакомец принял ее за подружку одного из арестованных менял, которая оплакивает своего приятеля. Она высокомерно вскинула брови, отметая оскорбительную нелепость этого предположения, и собралась гордо удалиться, как вдруг ее осенило. А что, если перед ней подельник задержанных, который и поможет ей решить все проблемы?
Она опасливо взглянула в улыбчивые зеленые глаза и пробормотала:
– Да нет, у меня к ним был деловой интерес.
– Ченч? – догадался зеленоглазый. – Ну, это не проблема, других найдешь.
– Ченч, да не совсем, – осторожно уточнила Кира. – Хотела кое-что продать…
– А на базар только за этим и ходят. Либо продать, либо купить, – усмехнулся он – и вдруг зеленые глаза стали сердитыми. Кира даже опешила, не понимая, когда и как умудрилась его разгневать, однако тут же выяснилось, что она тут ни при чем. Глядя поверх ее головы и грозя кулаком, незнакомец рявкнул: – А ну, пошли! Нечего тут!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
