– Мне стыдно ехать домой, приём документов везде уже закончился, – грустно сказала Юля.
– Со мной поехали? – предложила Маша.
– Тебе легко сказать, что, у меня мешок денег? – Юля боялась остаться одна в незнакомом городе, но всё равно ехать с Машей не хотела. Предчувствуя разлуку с подругой, Юля прижалась к ней. – Я не хочу терять напрасно год! – Юля в отчаянии, от беспомощности, заплакала.
– Ты ничего не потеряешь – устройся на работу в местную больницу! – воскликнула Маша, осенившись догадкой.
– В больницу без образования, кто меня возьмёт? – Юля отстранилась от подруги.
– Санитаркой берут и без образования, а потом легко поступишь!
– Какая ты умная, а я и не догадалась! – улыбаясь сквозь слёзы, сказала Юля.
И они пошли на поиски больницы; спрашивали дорогу у прохожих, ехали троллейбусом, шли пешком. На перекрёстке улиц обратили внимание на массивную тумбу, на которой было много объявлений и афиш. Прочитали: проводится приём в речное училище юношей и девушек на специальности судовых мотористов, поваров: обучение два года. Девушки мгновенно забыли, что искали, и решили попытать там счастье, на что Машу подбивала Юля. Работать на судне поваром – это романтика! А затем поступит в медицинское училище. Но Маша отказалась.
– Ты как хочешь! Я поступлю на повара! Природа, река, красота! – весело воскликнула Юля, сверкая голубыми глазами.
– В медучилище тогда ты уже не поступишь! И будешь всю жизнь потом жалеть. Ведь ты бредила – стану медиком! Меня заразила… – изумлённо говорила Маша.
– Ничего, стану и врачом! Наша Тамара Игнатьевна с музыкальным образованием, закончила пединститут, хороший учитель по географии…
– Дело хозяйское!
Теперь подруги пошли искать речное училище. На это ушёл час. Училище размещалось в большом красивом здании. Фронтон парадного входа подпирали полуколонны, верхняя часть украшена лепкой. Под самой крышей из гипса изваяна эмблема или герб речного флота. В классах и кабинетах было светло и чисто. Обстановка вроде бы незнакомая, однако Юле казалось, что всё это она уже где-то видела раньше. Девушки с интересом рассматривали в витринах макеты судов, кораблей в целом виде и разрезе: якоря, мачты, рулевые управления, навигационные приборы. Мимо девушек прошагали несколько человек в форме речников.
В канцелярии, куда Юля вошла робко, у неё спросили: откуда она родом, кто её родители? Она сначала растерялась, ведь хотела утаить правду, что она вовсе не детдомовская. Ей казалось, что в речное училище принимают только домашних. Ведь ни один детдомовец, почему-то ей думалось, не изъявил желание учиться на моряка. И к тому же у неё не было разрешения директора для поступления в это училище. Хотя по дороге сюда подруги поспорили, что это не имеет никакого значения, лишь бы сами захотели здесь учиться. Маше не удалось переубедить подругу, что она думает наивно.
– Мой отец шахтёр, а мама повар! – отчеканила Юля, как давно решенное, и немного покраснела.
– И ты решила тоже стать поваром? – спросил молодой мужчина с приятной наружностью.
– Да, – не совсем уверенно ответила Юля. А сама подумала: «Почему им повара нужны, а врачи нет?» Она даже хотела спросить это, но побоялась, что мужчина смекнет, будто нарочно проговорилась о своей мечте.
– Очень похвально! – одобрил он. – Итак, поясняю: у нас общежитие только для юношей. А для девушек снимаем комнаты. За полцены…
Юле дали несколько адресов квартир и записку от администрации училища, гарантирующей половинную долю оплаты за жильё.
– Юлька, ты спятила: почему скрыла, что росла в детдоме, кто будет за тебя платить за жильё? Они принимают без разбора всех, а ты затвердила: одних домашних, одних домашних! – передразнила Маша, как только вышли на улицу.
– Думаешь, им нужна правда? Неужели они будут оплачивать за жилье? Держи карман шире: никто не пожалеет бедную сиротку!
– Ты рассуждаешь, как пессимистка, да войдут в твоё положение, и училище возьмёт всю оплату на себя. Рано или поздно они всё равно узнают. В твоих документах там всё сказано. – Маша хотела пойти назад.
– Не нужно, не иди! Прошу, – остановила за руку подругу.
– Тогда напиши Вале, она поможет.
– Ты Семёна не знаешь. Он копейкой удавится, но мне не даст! Я буду подрабатывать, как-нибудь выкручусь…
В этот же день Маша Савина уезжала на Урал. Перед отходом поезда, подруги долго прощались, целуя друг друга, и обе плакали.
– Пиши, обязательно пиши! – кричала Юля и, бежала рядом с поездом.
– И ты тоже! – долетало до неё из окна вагона.
Какое-то время Юля неподвижно стояла на пустом перроне и смотрела, как удалялся поезд. Вот и скрылся последний вагон, потонул в серой дымке. Вокруг сразу стало пусто, одиноко. Теперь одна, совсем одна! Вдруг стало жутко и страшно: одна в такой необъятной дали? От вокзала пошла пешком с тяжёлым чемоданом. Возле привокзального сквера села в троллейбус и проехала остановку училища. Водитель остановил по её просьбе – она вышла.
Юля пришла в училище. Никто не видел, как девушка с чемоданом вошла в какой-то пустой класс: на дверях таблички не было. Полы и стены свежевыкрашены, всюду пахло свежей краской. Этот запах для неё был всегда родной. Когда они приезжали из пионерлагеря в детдом, всё было покрашено, отремонтировано, их кругом встречали чистота и блеск. И вот этот запах краски вызвал у Юли необъяснимую тоску. Девушка сидела в классе за ученическим столом в самом углу, представив на миг, что она находится в детдоме. Вот сейчас откроется дверь, и она увидит кого-нибудь из детдомовцев. И тоска неожиданно усилилась. Ведь она понимала: всё детдомовское ушло от неё навсегда; всё стало безвозвратным, и нечего больше жалеть о прошлом.
Юля притомилась сидеть в одиночестве, хотелось убежать туда, домой в Новостроевск, увидеть Валю, которая теперь казалась самым близким человеком. Зачем она не послушала ни её, ни Тамару Игнатьевну? Уехала так далеко: расстояние представлялось таким неохватным, таким огромным. И родной город, и родная улица остались только в памяти. Она даже и мысленно, с помощью воображения не могла до него добраться – так далеко он теперь, будто его на свете больше не существует, словно в космос умчался.
И впрямь, в пустом классе сидеть было уже невыносимо, будто кому-то назло обрекла себя на такое подневольное мучение. Она не знала, что ей дальше делать. Вот и вечер наступает, который ничего хорошего ей не сулит. Хотелось одного: плакать и плакать. А вечер всё приближался, приближался. Хотя бы с кем поговорить. И тогда Юля с радостью ухватилась за возможность написать сейчас же Валентине письмо. Она достала из чемодана чистую тетрадь, вырвала листок, взяла ручку, заправленную чернилами, и стала думать: с чего начать? И тут вспомнила, что в своей жизни писем почти не писала. Когда была в пионерлагере, иногда под настроение писала сестре. Поэтому растерялась: с чего начать, как доехала, как опоздала в медучилище, или то, что она сейчас испытывает страшное одиночество? Она снова вспомнила, как сестра рьяно отговаривала её не ехать в такую даль. И теперь, если она напишет о том, что тут ей плохо, сестра заставит вернуться. Или сама приедет за ней. В таком случае лучше не жаловаться, просто написать: «Здравствуй сестра Валя! Пишу тебе из Омска. У нас тут погода хорошая, доехала я чудесно, в училище, правда, не поступила. С Машей мы опоздали, зато нас приняли в речное, а Маша уехала на поиски своей мамаши. Я живу на квартире, за жильё училище оплачивает, чем я очень довольна…»
В одном платьице Юле стало прохладно. Она надела вязаную кофту. Свернула крупно исписанный листок в карман кофты. Купит конверт и тогда отправит письмо сестре. До начала занятий ещё очень далеко. Юля не знала, как ей устраиваться на новом месте, где жить? И вдруг вспомнила про адреса квартир: почему не пошла искать? А где же записка, выданная ей в канцелярии? Проверила карманы кофты – нету! И тут припомнила, что тогда держала книгу, меж ее страниц лежали документы, которые сдала в училище. И записку положила в книгу, которую нашла в чемодане: перелистала всю – нет записки. Куда она могла деться, неужели у Маши осталась? Точно, вспомнила, подруга её все вертела в руках, перечитывала адреса, хотела, чтобы она, Юля, сначала сняла квартиру. И тогда душа будет спокойна, она поедет своей дорогой. Но Юля воспротивилась, у нее взыграла гордость, что она сама в состоянии найти дорогу. Завтра ей выдадут новый адрес, а где будет брать деньги на оплату квартиры? Может, снова устроиться на почту разносить телеграммы? Пожалуй, в её положении это был единственный выход. Конечно, от старушки ей перепало двести рублей. Валентина сделала на её имя вклад в сберкассе, и теперь она может попросить, чтобы эти деньги она ей переслала переводом, и они пойдут на уплату за жильё. И она опять готова ухаживать за больной и одинокой старушкой, как это делала дома. А где же ей ночевать сегодня, не на вокзале же?
