Стоит ли так же подробно описывать последующее десятилетие? Полагаю, не стоит. Наступил 1683 год, Шарлю стукнуло тридцать пять. Незамеченными для него прошли деволюционная война[62] между Францией и Испанией, почти не обратил он внимания и на Голландскую войну.[63] Вышел целый ряд новых книг нового типа — достаточно далеко ушедших и от средневековых рыцарских приключений, и от церковных трактатов. Шарлю приходилось переплетать «Португальские письма» Гийерага[64], «Зайду» Жана де Сегре[65], сборники пьес де Скюдери[66] и Мольера[67], «Сатиры» Буало-Депрео[68], стихи Шаплена[69] и Лафонтена.[70] Шарль читал все эти удивительные произведения и постепенно набирался ума — не из жизненного опыта, не из реальных ощущений, а из книжных залежей, из воображения гениев и бумагомарак.
Уже через год после памятного заказа книги из кожи мадемуазель Атенаис Шарль окончательно отказался от услуг бродяг. Ему были не нужны безымянные трупы пропойц и проституток, потому что один за другим на него посыпались заказы, за которые платили, заказы на книги из человеческой кожи. Таинственный клиент не обманул, и уже через месяц после первой работы пришла вторая — от него же (по крайней мере, посланец был тем самым молодым человеком, который доставил кожу в первый раз), а ещё через две недели — третья, от другого человека, по рекомендации. Рекомендации множились, количество желающих приобрести своеобразную память о дорогом человеке росло, как снежный ком. Заказывали книги из кожи умерших родственников и возлюбленных, преданных слуг и друзей. Были и весьма своеобразные заказы: один дворянин, например, содержал при своём поместье цирк уродов, и когда кто-либо из актёров умирал (что случалось по крайней мере раз в год, а то и чаще), он в обязательном порядке заказывал своему писарю создать краткую историю жизни актёра, которую переплести надлежало в кожу умершего.
Некоторые стремились сохранить инкогнито, но далеко не все. Большинство заказчиков предпочитали хранить подобные книги на почётных местах в своих библиотеках и ни в коем разе не скрывали их происхождения.
Из-за этого Шарлю пришлось столкнуться с конкуренцией. С одной стороны, среди парижских переплётчиков ему не было равных в антроподермической области, но с другой — такая работа очень хорошо оплачивалась, и его собратья по цеху всеми силами стремились заполучить подобные заказы — правда, исключительно легального плана. Шарль же брался и за грязную работу, когда клиент оставался неизвестным, а источник кожи держался в секрете.
Дважды Шарль узнавал — один раз из третьих уст, другой — напоив посланца, — откуда взялась кожа для переплёта, и оба раза был порядком напуган, поскольку чувствовал себя соучастником преступления. В первом случае один богатый самодур очень хотел книгу из кожи одного из своих лакеев, мальчика тринадцати лет, иногда ублажавшего самодура в интимном плане. Кожа стала фетишем богатея, иногда он наносил своему любовнику порезы, которые затем лобзал, а однажды в порыве страсти случайно заколол его тонким стилетом. Не испугавшись содеянного, он приказал освежевать мальчишку, а кожу отправил Шарлю для изготовления кожаного переплёта для книги указанной толщины. Самой книги на тот момент не существовало — Шарль так и не узнал, какие страницы скрыл в итоге переплёт его работы.
Второй случай тоже был связан с убийством, но на этот раз неслучайным. Некий знатный господин привёз из Африки негритёнка, которого демонстрировал гостям. Когда живая игрушка ему опостылела, он задумал обить кожей мальчика своё парадное кресло. Мастер-мебельщик сказал, что кожи будет маловато для полноценной детали интерьера, но можно сделать вставки. По приказу господина ребёнка убили и освежевали, кожа пошла на кресло, но мебельщик немного не рассчитал, и остался порядочный шмат довольно приличного качества. Он и достался Шарлю с поручением переплести в него простой блокнот с чистыми белыми страницами. Шарль не знал, что случилось впоследствии с господином. Видимо, ничего, поскольку чернокожие далеко не всегда считались людьми, а за убийство животного никаких санкций не полагалось.
Конкуренция с другими мастерами была более или менее честной. Шарль, до первого заказа живший внутри своего замкнутого ареала и смутно представлявший, как обстоят дела в окружающем мире, неожиданно обнаружил, что не слишком-то отличается от других переплётчиков. Более того, многие цеховые мастера совмещали искусство переплетения с типографскими и книгоиздательскими работами, из-под их рук выходили не тетради, не брошюры и не переплёты, а полностью готовые книги. Шарль чувствовал, что сам устроился очень хорошо. Он мог позволить себе заниматься достаточно узким делом, сугубо переплётами, и ничем более, что положительно сказывалось на качестве его работы. Впрочем, переплётчиков, работавших по схожему принципу, тоже хватило с лихвой.
Бывали и весьма странные заказы, отличные от других. Сами по себе переплёты из человеческой кожи были работой, уникальной по отношению к прочим переплётам. Но случалось Шарлю выполнять работы, которые выделялись даже на этом пёстро-кровавом фоне. Незадолго до своего тридцатичетырёхлетия Шарль получил очередной тайный заказ на переплетение набора учебников по гуманитарным наукам в человеческую кожу. Кожи было маловато для всех книг, и переплётчик намётанным глазом определил, что вся она принадлежит одному человеку, правда, довольно крупному. Необычной была срочность заказа. Клиент платил очень хорошо, но при этом ставил совершенно невероятные сроки. Качество не играет серьёзной роли, было написано в сопроводительном письме, работайте исключительно на скорость, дубите самым быстрым способом, не делайте никаких украшений, разве что простое узорчатое тиснение, главное — сделать всё как можно скорее. Мальчик-посыльный будет всё время ждать неподалёку, продолжал Шарль читать, как только закончите первую книгу — сразу отправляйте нам, затем — вторую, и так далее, не ждите окончания всех десяти томов. Шарль спокойно относился к причудам клиентов. Но в данном случае приходилось несколько поступиться качеством, ускорить отмоку и мездрение, не говоря уже о самом дубильном процессе. Последующее скоростное высушивание и грубая обработка привели к тому, что долговечность сделанных Шарлем переплётов значительно снизилась — уже через полтора десятка лет кожа должна была потрескаться или пойти волнами. Но в данном случае это было неважно — Шарль выполнил заказ в кратчайшие сроки. В первый и последний раз он выполнил некачественную работу, оправдывая себя пожеланиями заказчика.
Пытался ли Шарль узнать, кем была мадемуазель Атенаис на самом деле? Пытался, конечно. Тайно, незаметно выяснял и расспрашивал у знакомых переплётчиков — крошечная ниточка всё же имелась, поскольку серый, по его собственному признанию, посетил прежде Шарля ряд мастеров. Но никто не сказал ни слова. До поры до времени первый заказ остался для молодого переплётчика тайной, а вперёд забегать мы не будем.
Шарль уже привык к рутине — да он и не нуждался ни в чём ином. Переплёты наполняли не только его время, но и его самого — целиком, полностью, без остатка. Шарль не только не знал, но и совершенно не хотел другой жизни. Он чувствовал себя книгой, на страницах которой имеется некий давно изученный набор словосочетаний и фраз. Книгой в переплёте из человеческой кожи.
Всё изменилось не то чтобы в один день, но в промежуток, по сравнению с шестнадцатилетием могущий показаться достаточно коротким. Всему виной стала, конечно, женщина, поскольку ничто иное не способно поколебать мужчину, ничто иное не способно сломить его, сломать его жизнь, стереть его прошлое и одновременно привести к небывалому величию. Женщина одновременно и указующий перст, и пьедестал, и железная пята, и Шарль попался на эту удочку, его подцепили за сердце и потянули вверх, потом вниз, потом опять вверх, и снова вниз, и снова, и снова — и когда он, наконец, вырвался, он был уже мёртв. И одновременно — велик.
Однажды Шарль вышел из дому около восьми утра, чтобы попасть на базар и совершить свой традиционный ритуал — приобрести овощи, зелень, зайти в лавку мясника, заскочить к булочнику. Шарль питался довольно однообразно, но сытно и вкусно. Он умел готовить несколько блюд, которых ему вполне хватало. Он не толстел, но и особой худобой не отличался — просто мужчина среднего телосложения. Он не был внешне ни видным, ни интересным, в толпе взгляд наблюдателя проскочил бы по его лицу, не задержавшись ни на секунду. Вся необычность, всё отличающее Шарля от прочих таилось у него внутри, но даже во взгляде его нельзя было ничего прочесть. Глаза переплётчика были не то чтобы пусты, скорее загадочны. То, что видел в них сторонний наблюдатель, никак не отражало внутреннего мира молодого человека.
