Но материальный ущерб был ерундой по сравнению с ущербом моральным.
Егор Григорьевич теперь на чем свет стоит клял и бранил новый порядок, добрым словом поминая старые советские времена, при которых «Мерседес» на улицах нашего города можно было увидеть не чаще, чем белого слона. Переслегин словно позабыл, какую выгоду он еще не так давно извлекал для себя именно из-за новых экономических условий, Григорьича теперь словно подменили.
А тут еще, как на грех, анекдоты посыпались — про колхозника на «Запорожце» и новых русских на «шестисотых». И мозги у Егора Григорьевича повернулись таким образом, что эти байки сочиняют именно про него. Он замкнулся в себе и озлобился, перестал здороваться с соседями и целыми днями просиживал взаперти.
— А Господь-то покарал его обидчика, — доверительно поведала мне одна из старушек. — Ктой-то из берданки подстрелил. Мафия, одним словом, теперь кругом стреляют! Но Григорьич наш духом не воспрял, а совсем даже наоборот, стал еще более задумчив.
— Из берданки, говорите? — переспросила я, вспоминая тем временем, что из охотничьего ружья был застрелен Березовчук, чье убийство и положило начало загадочной серии кровавых преступлений.
Ну хорошо, думала я, отомстил Егор Григорьевич своему недругу, который лишил его честным трудом нажитого добра, жилища и душевного равновесия. Ну застрелил его, взял грех на душу…
Но остальные-то?..
И тут старушенция возьми да и скажи мне: был, оказывается, Егор Григорьевич Переслегин в Великую Отечественную в спецотряде.
Учили его, значит, всяким разным штукам, как сейчас десантников. И любил Егор Григорьевич по пьяной лавочке потешить соседей своим умением.
Например, несмотря на подрагивающие руки, мог попасть ножом ровно в центр самодельной мишени из древесного среза. Такое умение о многом говорит…
— И кто же теперь ему помогает? — участливо спрашивала я у своей пожилой собеседницы. — Должен же кто-то заботиться о старике?
Оказалось, что да, есть такой человек. Внезапно у Переслегина объявился дальний родственник — молодой человек из татар, богатый, должно быть, так как ездит на иностранной машине.
Речь, разумеется, шла о Ренате. Касимов стал для Григорьича кем-то вроде сына — с ним старик сидел целыми вечерами, а уж о чем они между собой говорили, Бог весть. Ну и, выпивали, конечно. А как без этого? Сейчас, по мнению бабуси, пьют все — и русские, и татары, и православные, и мусульмане.
— Жизнь потому что тяжелая, — со знанием дела пояснила бабуля.
«А не наоборот? — возразила я ей про себя. — Может, жизнь тяжелая, потому что пьют? Просто причина меняется местами со следствием…»
Выходит, Егор Григорьевич Переслегин — почти что мой коллега!
Интересно будет посмотреть на живого, хотя и слегка свихнувшегося профессионала старой закваски в бытовой, так сказать, обстановке.
Вот только как к нему подобраться?! Но долго раздумывать я не собиралась.
Как показывает мой опыт, с безумцами нужно общаться на их уровне. В этом вообще и состоит «принцип хамелеона» — подстраиваться под людей, как бы «менять цвет» в зависимости от человеческого фона.
* * *
Был у нас в «Сигме» один неприятный случай. Вспоминать об этом не очень-то весело, но, как говорится, из песни слова не выкинешь.
Уж и не знаю, по какому блату в спецотряд попала Катя Насибова. Обычно девушек набирали из «ворошиловки» — закрытого высшего учебного заведения, где обучались дочки «больших людей» в погонах и без таковых. Есть такие семьи, которые пытаются соблюсти профессиональную преемственность, несмотря на пол чада…
И эта самая Катя ничем таким в первое время не выделялась из моих сокурсниц. Так же зубрила военную историю, учила языки и проходила практику.
Конечно, сейчас, задним числом, можно было припомнить кое-какие мелочи. Вроде характерных жестов, например. Так, Катя почему-то притопывала левой ногой, когда радовалась. Или трогала свою макушку, когда при ней подружки начинали обсуждать своих парней, и как-то вся застывала на несколько секунд с полуоткрытым ртом.
Но как определить грань, где кончается индивидуальная моторика и начинается безумие?
И вот в один прекрасный день Катя вместо того, чтобы честно попробовать поразить движущуюся мишень на вполне ординарных стрельбах из обыкновенного «калаша», вдруг разворачивается и направляет свой автомат на капитана, который руководил стрельбами.
А поворачиваться, между делом говоря, строжайше запрещено. Именно поэтому во время учебных стрельб запрещается окликать курсантов, когда у них в руках находится оружие.
Капитан падает на землю и поступает совершенно правильно.
Страдает в таких случаях лишь чистота мундира в буквальном значении слова.
А незадачливая студентка, которая обычно через секунду-другую понимает, что к чему, и смущенно говорит «ой», опуская автомат, получает строгий выговор и неминуемую гауптвахту.
Но Катюша Насибова и не думала опускать автомат. Ей очень понравилось, что капитан лежит у ее ног. Она решает закрепить впечатление и дает короткую очередь возле его головы.
Все вокруг застывают в ужасе, видя, как пули чиркают по щебенке. Мне особенно запомнился камешек, который рикошетом саданул капитану по виску и оцарапал его до крови, — тоненькая струйка быстро потекла по запыленной шевелюре бедняги военного.
Катя, держа автомат направленным на капитана, начинает медленно отступать.
Так, пятясь по-рачьи, она возвращается в свою палатку, и некоторое время оттуда не доносится ни единого звука. А затем раздается пение.
Что она тогда пела, вернее, завывала, я уже не смогу точно припомнить, но прошу поверить мне на слово — впечатление было самым гнетущим.
Что было делать в такой ситуации? Человек ведет себя абсолютно неадекватно, да еще с «калашом», в который вставлен полный магазин.
Первой очухалась я.
Я действовала как во сне, и никакого геройства, как потом выразился пожимавший мне руку на плацу полковник с испитым лицом, тут не было.
Просто во мне включился какой-то «механизм быстрого реагирования».
Я спокойно, но очень быстро подошла к палатке, в которой скрылась Насибова, и как ни в чем не бывало вошла внутрь и села на корточки возле входа.
Вот, собственно, и все.
Катя, казалось, уже забыла об автомате — он валялся на матрасе на расстоянии моей вытянутой руки. Ну я руку и протянула.
Насибова никак не среагировала на мое появление, она стояла на коленях, смотрела куда-то вверх и «пела» до тех пор, пока я не вышла из палатки. Потом туда сразу же ворвались парни, которых вызвали с расположенной неподалеку базы областного ОМОНа.
Но им уже не пришлось трудиться — Катя покорно последовала за ними, то и дело трогая свою макушку и бормоча какие — то непонятные слова. Кажется, она зачем-то повторяла испанские глаголы…
Медики квалифицировали ее случай как внезапное помрачение и комиссовали Насибову вчистую. Руководство объявило мне особую благодарность, и вскоре об этом случае уже не вспоминали.
* * *
Но Катя Насибова была все же моей сокурсницей. А как поведет себя Переслегин?
Я решила рискнуть.
Быстро поднявшись по полусгнившим ступенькам крыльца, я толкнула дверь дома, в котором жил Переслегин, и, громко крикнув: «Хозяин!», вошла внутрь. На меня сразу же пахнуло сыростью — слева, возле банок с заплесневевшими помидорами, лежали стопки подмокших от рассола «Правды» и «Молнии». Видимо, Егор Григорьевич решил подвести теоретическую базу под свои террористические действия, которые он осуществлял явочным порядком.
Но увидеть хозяина мне так и не удалось. Буквально через секунду после того как я переступила порог, послышался шум подъезжающего автомобиля.
Сквозь заснеженное окно я увидела касимовскую «Тойоту», парковавшуюся на прежнем месте. Черт, вот незадача! Куда ж мне теперь?
Долго размышлять было некогда. Я юркнула в полумрак светелки и забилась в щель между печкой и шкафом. Тут раздались шаркающие шаги старика.
— Кто здесь? — грозно возгласил он. — А? Послышалось? Ты, Ренат?
— Я, я, батя, — вошел Касимов, хлопнув дверью. — А слух у тебя что надо, несмотря на года. Нужно тебя в маршалы поскорее.
Вместе с Ренатом в дом проникла струйка холодного метельного воздуха. Касимов разделся и повесил свой полушубок в углу. Снежинки на одежде быстро таяли, превращаясь в пятна воды.
— Снеговика я «сделал», — твердо, как бы отчитываясь в выполнении задания, сказал старик и кивнул на длинный чехол, стоявший возле его кровати; там, очевидно, находилась винтовка. — Теперь у нас кто на очереди?
Касимов промолчал, елозя возле вешалки.
— Отвечать старшему по званию! — гаркнул Егор Григорьевич.
— Щас отвечу, — нехотя процедил Ренат. — Давай, ваше превосходительство, сначала по маленькой раздавим, а потом уже все вопросы решать будем.
