Я записал в свой дневник краткий комментарий к этому сну. Из него следовало, что в течение двух недель, предшествовавших этому осознаваемому сновидению, я регулярно использовал самогипноз, задавая себе внушение: «Во сне я осознан и раскован» — это означало, что я буду одновременно сохранять осознаваемость и раскрепощенность. Я испытывал настойчивое желание внести в эксперимент немного раскрепощенности, потому что его серьезность начинала меня тяготить. Прежде всего, я продолжал чувствовать смятение, которое внесли в мою душу три ярких осознаваемых сновидения, посетившие меня 2 января. Мысли мои разбегались: я ощущал всю важность этого субъективного исследования, но по-прежнему не знал, куда оно меня приведет. Меня занимал вопрос, будут ли у меня еще сновидения такого же уровня насыщенности, как «Дар волхвов».
Примерно в это же время у меня возникла навязчивая фантазия по поводу моего эксперимента. Я стал думать, что осознаваемое сновидение поможет мне и другим серьезным исследователям развить необычные психические и интуитивные способности. С головой уйдя в свои фантазии, я думал: «Быть может, эти психические способности в конечном итоге намного превосходят все то, чего может достичь обычный любитель духовной литературы на данном уровне развития нашего общества. Быть может, они сумеют вывести нас на совершенно новые уровни сознания и ясности ума». Я рисовал себе общество, в котором все больше людей, овладев искусством осознаваемого сновидения, пожинают несказанные и невообразимые плоды такой эволюции, общество, которое в конце концов освободится от военных тайн и политических махинаций, потому что осознаваемость в состоянии сновидений сделает тайные доселе знания легко доступными каждому. Я стал воображать, что когда-то все большее количество людей сможет входить в состояние осознаваемости и без труда получать любые необходимые знания или сведения. В таком обществе, — думал я, — умышленные преступления в конце концов исчезнут, а политические интриги и всевозможные заговоры перейдут в разряд безнадежно устаревших методов — ведь все большее число осознаваемых сновидцев сможет читать мысли и сны потенциальных заговорщиков и обнаруживать эти вредоносные энергии либо направлять их в творческое русло.
Немного позже, оценивая собственные фантазии, я понял, что сами по себе они совершенно грандиозны. Я пришел к мысли, что их можно рассматривать либо как проявление чистейшей мании величия, либо как начало некоего квантового скачка в психологическом и социальном преобразовании. Если справедливо первое, мне придется поработать над собственной манией величия и уменьшить свое «я» до здравых размеров. Если же верно второе, остается множество вопросов и проблем, как этических, так и профессиональных, которые по ходу дела придется решать. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что эта фантазия была сочетанием мании величия и футуристического мышления, что стало естественным следствием властного вторжения в мою жизнь новых сновидений.
Постепенно я даже научился ценить свою манию величия и другие темные стороны собственной души. В какой-то момент я понял, что для меня такая мания величия не только естественна — скорее всего она является неизбежным, необходимым и в конечном итоге положительным последствием моего эксперимента с осознаваемыми сновидениями. Ее расцвет — всего лишь один конкретный вырост моего «я», который мне было необходимо увидеть и распознать, если я собираюсь продолжать свой путь. И хотя моя мания величия, предоставь я ей бесконтрольно развиваться, могла бы ограничить и даже погубить мой проект, у меня оставалась возможность разобраться и каким-то образом справиться с ней.
Длинный сон «Осознаваемо и раскованно» по сути стал благоприятным ответом на практику самогипноза, которой было суждено повлиять на содержание моих осознаваемых сновидений. В нем мое желание быть осознаваемым и в то же время раскованным проявилось с десятикратной силой. Смех над собой и смех над миром — проверенные временем методы, которые дала нам природа, дабы поставить на место свое «я» и умерить манию величия. Через несколько лет после начала эксперимента я понял: если мне предстоит стать осознаваемо сновидящим, скоро неминуемо начнут проявляться темные стороны моей души. Каждый, кому выпадал такой мощный контакт со Светом, каждый, кто был настолько ошеломлен его тайной и силой, одновременно становится подвержен сгущению мрака, проявлению темных сил в собственной душе. Постепенно я понял, что эти темные силы неизбежно стимулирует сам факт произошедшего контакта со Светом. Я стал все больше задумываться об аксиоме, описывающей такой обмен: «Чем ярче солнце, тем темнее тень».
В какой-то момент передо мной возникла модель, объединившая эту аксиому с моим собственным опытом осознаваемого сновидения. Она представляет собой круг, поделенный на четыре части в соответствии с четырьмя направлениями компаса. Эти четыре части таковы: (1) рассвет, (2) полдень, (3) сумерки, (4) полночь. (См. приведенную ниже схему.)
На этой схеме каждая концентрическая окружность (A, B, C, D и т. д. — это орбита, символизирующая уровень человеческого сознания. В соответствии с этой моделью, каждый человек начинает жизнь, вращаясь по своей первой орбите сознания, орбите А и переживая тот диапазон эмоциональной напряженности и контрастности, который обычен для него на этой орбите. Осваиваясь с этой орбитой, он постепенно начинает воспринимать его в качестве нормы. Далее, после того, как в сознании произойдет какой-нибудь важный прорыв, совокупное видение мира (сознание) человека, образно говоря, «выталкивается» с орбиты А на орбиту В, то есть с исходной орбиты на следующий уровень. Человек продолжает вращаться по новой орбите, но ее протяженность увеличилась, и уровень напряженности в обеих крайних точках орбиты резко возрос. Теперь в верхней точке орбиты человек ощущает больше света, а в нижней — больше тьмы. И если его радости становятся сильнее, то и печали переживаются с большей остротой.
Любое жизненно важное событие или переживание может подтолкнуть наше человеческое сознание и перебросить его на следующую орбиту. Это может быть потрясение, вызванное каким-то тяжким событием, например, смертью любимого человека. А может быть и какое-то сильное радостное переживание: рождение первенца, выздоровление после тяжелой болезни, встреча с мистическим переживанием или необычное осознаваемое сновидение. Количество «орбит сознания» неисчислимо, они могут бесконечно расширяться вовне — на уровни E, F, G и т. д., все дальше и дальше. На этом этапе своей эволюции мы не в состоянии увидеть дальний предел этого диапазона сознания, потому что он, скорее всего, бесконечен, как бесконечна сама вселенная. Каждый из нас подобен астроному, изучающему космос с помощью собственного телескопа и имеющему возможность увидеть его только из единственного центра — личного наблюдательного пункта.
Сознание каждого человека постоянно вращается по собственной орбите, проходя через разные точки своего психического компаса. Такое перемещение бывает подвижным и динамичным. Приближаясь к более высоким уровням света, ясности и осознаваемости, нам приходится ipso facto (самим фактом) готовить себя к погружению в более глубокие и темные уровни, когда мы подходим к нижней части окружности. Такие сдвиги и изменения напряженности можно заметить, если пристально понаблюдать за своей жизнью во сне и в осознаваемых грезах.
Я, со своей стороны, увидел, что «Дар волхвов» придал моей душе ощутимый «энергетический толчок», который вывел меня на более отдаленную от центра орбиту в пределах моей планетной системы. Благодаря этой модели я стал понимать, почему для меня полуночная сторона окружности будет становиться все темнее и почему вселенная все настоятельнее требует, чтобы я встретился с этой тьмой лицом к лицу.
Постепенно я научился доверять темной стороне своей души, хотя, должен признаться, столкновения с ней порой внушают мне страх. Еще я научился легче одолевать темные участки своей новой, более протяженной орбиты и депрессии, которые приходят и уходят. Как это ни странно, теперь я даже могу сказать, что ощущаю как благословение то новое, непосредственное знание некоторых сторон человеческого опыта, которое раньше мне было знакомо только из книг да понаслышке. Теперь я убежден, что до конца понимаю, как один человек может убить другого, если его безудержно захлестнет внутренний поток злобы и беспомощной ярости. Я убежден, что отчетливее, яснее, чем когда-либо раньше, вижу и понимаю свою всегдашнюю склонность недооценивать женскую часть собственной природы. Теперь я понимаю, что получил это темное наследство от отца, понимаю, как он сам страдал оттого, что в своей жизни не сумел разрешить эту проблему. Однажды, размышляя на эту тему, я вспомнил эпизоды детства, когда отец грубо поносил мою мать и ее родню, унижая ее в присутствии всех детей и даже собравшихся на обед гостей. Тогда, ребенком, я очень страдал, когда это повторялось снова и снова и мать, оставаясь безучастной перед лицом оскорблений, никогда даже не пыталась дать отпор. Много лет спустя я заметил, что в разгар моего эксперимента с осознаваемыми сновидениями остатки этих темных сторон угрожающе замаячили в моем собственном сознании, заставляя меня пренебрежительно относиться к собственным чувствам или к чувствам жены и сына. Тогда я понял, что от прошлых страданий нельзя спастись бегством — есть лишь два выхода: вечная тюрьма или свобода, которую придется добывать трудной ценой. Я понял, что в моей душе прочно засели кое-какие застарелые формы жертвенности и будут сидеть там, пока мой сознательный ум не обнаружит их и не вырвет с корнем одну за другой. Ребенком я часто выступал в роли жертвы, беспомощно наблюдая, как мой отец подавляет и оскорбляет всех окружающих. Теперь, в разгар эксперимента, я стал болезненно ощущать всю остроту этих эмоциональных страданий — и старых, и новых — каждый раз, когда проходил темный участок своей орбиты. Такая повышенная острота и сила переживаний подсказывали мне, что невозможно вечно жить в прошлом. Чтобы выжить и продолжать эмоционально развиваться на новой орбите, придется стать еще более эмоционально чутким, чем прежде. Продолжая вращаться по новой, более протяженной орбите, я постепенно обрел твердую решимость разобраться с этими застарелыми, темными, неразрешенными сторонами жизни своей души. Эта работа стала составной частью моего эксперимента — преображением тени.
