Сосредоточься, Фарн.
Не время представлять, как на его смятых простынях возлежит обнаженная леди Меррин – миниатюрная, прекрасная, чувственная, подумал он. Но эта картина преследовала его с самой первой их встречи, этого Гаррик отрицать не мог. Тогда он еще не знал, кто она, и понимал только, что его к ней тянет с неистовой силой. Сейчас он осознавал, что Меррин его ненавидит, и знал, сколько между ними препятствий. Но его по-прежнему тянуло к ней.
И все же эта спальня принадлежала не Меррин. В ней не было книг. Гаррик осторожно закрыл за собой дверь и подумал, что, может быть, в слухах о Тэсс Дарент есть и зерно истины. Они гласили, что Тэсс свела своих престарелых мужей в могилу ненасытными сексуальными аппетитами. Испытав на своей шкуре атаку клеветников, Гаррик раньше думал, что сплетни про Тэсс всего лишь сплетни и ничего больше. Но теперь он уже сомневался.
А вот третья спальня определенно принадлежала Меррин. Простенькая и опрятная, почти аскетичная. Никакой экзотики в обстановке: кровать с незатейливым белым покрывалом, платяной шкаф и стол, на котором стопкой лежали книги. Французская лирическая поэзия на языке оригинала делила пространство с «Левиафаном» Томаса Хоббса. Сказки с картинками и «Исповедь» святого Августина. А наверху красовалась толстая тетрадь в переплете, подозрительно напоминающая дневник. Гаррик взял ее со стола, устроился поудобнее в кресле и приступил к чтению.
Спустя десять минут он услышал торопливые шаги по коридору, ручка двери повернулась, и в комнату влетела Меррин. Она, не подозревая о присутствии Гаррика, сорвала с головы розовую ленту, одновременно скидывая туфельки. Ее движения были нервными и дергаными, почти сердитыми. Девушка подняла руки к лицу и с наслаждением запустила пальцы в искусно уложенные золотистые прядки. Шпильки полетели во все стороны. Она издала такой вздох облегчения, что Гаррик ей посочувствовал. Меррин уронила руки и встряхнула головой, волосы заструились по спине серебристой рекой. Она стояла с закрытыми глазами. Ее длинные, совсем светлые, неподкрашенные ресницы оттеняли нежную линию скул. Соблазнительная гладкая шейка… Гаррик осознал, что ему хочется схватить ее в охапку и прижаться лицом к шелковистой коже, приникнуть губами к трогательной впадинке на горле, вдохнуть ее запах, утонуть в ней целиком. Меррин была такой роскошной, сладкой, соблазнительной.
Наверное, он невольно сделал какое-то движение, потому что ее глаза вдруг распахнулись, и она увидела его. Широко раскрыла глаза и судорожно втянула в себя воздух.
– Не кричите, – предупредил Гаррик. – Иначе ваша репутация может пострадать. – Он отложил дневник и поднялся на ноги.
Меррин тихо выдохнула. Ее голос был твердым, но слегка дрожал.
– Я никогда не кричу, – сказала она. – Ни при виде мышей, ни при виде карманников и, уж конечно, не при виде вторгшихся без спросу.
Девушка отвернулась, скрывая выражение своего лица, и потянулась за шалью, что лежала аккуратно сложенной на пуфе у туалетного столика. Завернулась в нее, прикрывая бледно-розовое бальное платье. В комнате было жарко, но не очень светло, ее освещал лишь ярко пылавший огонь в камине. Гаррик подумал, что Меррин заворачивается в шаль, как в дополнительную броню. Он чувствовал, что, так явно открыв свои чувства, она теперь старается уйти в себя.
– Насколько я понимаю, балы не в вашем вкусе, – произнес Фарн.
Меррин пожала плечиком:
– Я пришла, только чтобы порадовать Джоанну. Ваше щедрое предложение сегодня… – в ее голосе послышалось презрение, – вызвало в этом доме большие проблемы, ваша светлость.
Гаррик легко мог себе это представить. Предположим, Тэсс хотела принять деньги, а Меррин с Джоанной нет, или, что еще хуже, Джоанна и Тэсс желали принять, а Меррин не желала – любой из вариантов означал семейный раскол и споры на тему, которая не могла не пробудить в сестрах болезненные воспоминания.
– Мне жаль, если так получилось, – сказал он. – Это не входило в мои намерения.
Меррин пристально посмотрела ему прямо в глаза:
– Тогда в чем же они состояли, ваша светлость?
– Я хотел отдать то, что не должно было оказаться у меня, – ответил Гаррик.
Он думал, что девушка с ним заспорит или, по меньшей мере, отпустит очередное насмешливое замечание. Но Меррин не сделала ни того ни другого. Она всматривалась ему в лицо своими синими глазами, словно прикидывая, сколько правды в его словах, и в конце концов еле заметно кивнула, принимая его ответ. Гаррик сам не заметил, что задержал дыхание. Он выдохнул и понял, что испытывает не только облегчение, но и что-то вроде благодарности. Она словно сделала ему бесценный подарок. Меррин выпрямилась, и чары рассеялись.
– Вы что-то искали? – поинтересовалась она.
– Верно, – подтвердил Гаррик и улыбнулся. – Как и вы, когда обшаривали мою спальню.
Меррин моргнула и чуть-чуть напряглась. «Любопытно, как легко читать то, что она чувствует», – подумал Гаррик. В ту ночь в его спальне Меррин с ее сообразительностью удалось придумать довольно изобретательную ложь, но она не привыкла обманывать. Она предпочитала встречать врага с открытым забралом.
Меррин проигнорировала его слова.
– Нам надо перестать встречаться в спальнях, – заявила она. – Это неприлично. Предлагаю вам покинуть мою комнату.
Гаррик улыбнулся.
– Я лишь из любезности возвращаю вам визит, – сказал он. – По-моему, в библиотеке мы так и не закончили разговор. Мне бы хотелось его продолжить. – Его голос звучал вежливо, но в нем чувствовалась стальная твердость.
Услышав ее, Меррин тут же вскинула голову. Гаррик почувствовал ее враждебность. От Меррин исходили флюиды гнева и горечи и еще чего-то неопределенного. Гаррик понимал, что она чувствует себя не в своей тарелке. Он ведь вторгся к ней в спальню, в ее сокровенное пространство. И к этому дискомфорту примешивалось еще безумно сильное ощущение близости, которое их обоих застало врасплох. Гаррик знал, что чувствует Меррин, потому что сам чувствовал то же самое. И понимал, что она, в силу своего меньшего, чем у него, опыта, не понимает их взаимного притяжения. И оно ей не нравится. Но она не может его отрицать.
– Предполагаю, что вас сегодня сюда не приглашали, – сказала девушка, задумчиво глядя на Фарна своими васильковыми глазами.
– Не приглашали, – признал Гаррик.
– В таком случае вы могли бы оказать хоть каплю любезности и понимания и держаться отсюда подальше.
– Я мог бы, – согласился он, – но я этого не сделал. Данный вопрос слишком для меня важен.
Их взгляды скрестились. В воздухе снова запахло враждебностью.
Гаррик жестом показал на бутылку шампанского. Она стояла на столе рядом с книгами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
