— Карп, — позвали тихо со стороны входа. — Слышь? Кто стрелял?
Я выглянул из-за угла. В предбаннике между двумя раздвижными дверьми (ныне с разбитыми, разумеется, стеклами) на полусогнутых, втянув голову в плечи, стоял второй. Как я и думал, он держал на мушке вход. Не игрался в героя, сразу включил прикрепленный к стволу фонарь. Правильно, игра втемную может дорого стоить.
Я только упер приклад Карпового «галиля» в плечо, как луч резанул меня по глазам. Сволочь, выцепил меня. Тут же начал палить. Пули словно бы отгрызли часть угла. Бетонная пыль повисла в воздухе на том месте, откуда я только что выглядывал.
Перепрыгнув через заклинивший парапет у последней кассы, я прошмыгнул вдоль коротких стендов с компакт-дисками и оказался на рядах с белыми прямоугольниками стиральных машинок. Их мародеры не брали — очень уж габаритен такой взяток, да и по востребованности этот мусор был вне рейтинга.
От входа снова раздался грохот стрельбы, пластиковый стенд с музыкой и компьютерными играми разлетелся вдребезги, осколки дисков с зеркальным покрытием блеснули тысячью радужных бисеринок. Пластиковая конструкция завалилась, открыв обзор и дав мне, наконец, возможность огрызнуться. Вынырнув в прорехе между большой «Занусси» и чуть поменьше, я выстрелил в излучающую белый свет и череду огненных вспышек точку. Посланцы короткой очереди, ударившись во что-то металлическое у входа, брызнули снопом искр. Свет погас. Первой мыслью было, что я нащупал сукина сына, но мгновение спустя я понял, что промазал. Боец коротко матернулся и застучал ботинками по кафелю. В зал переместился, поближе ко мне, а фонарик, дабы не палиться, скорей всего выключил сам.
Не следует забывать, что стрельба всегда привлекает внимание алчущих легкой наживы тягачей. Грохот автоматных очередей на многих действует как запах сыра на ту крысу из диснеевского мультфильма. Ведь стрельба в пяти случаях из десяти кончается взаимоистреблением, а если и нет, то всегда можно «помочь» победителю, шмальнув ему в спину. В любом случае, при удачном раскладе есть недурственная возможность разжиться путным барахлишком. Из этого следует, что нужно побыстрее решать проблемку со стрелком, пока сюда не набежали желающие выловить халявку. А таких у нас тут на Вишенке хоть жопой ешь. Сам ведь такой.
Переместившись подальше от белых стиральных машинок, я замер за выставленными на невысокий подиум газовыми плитами. Вокруг них стояли припавшие пылью пластиковые указатели с надписями «Летняя распродажа. Скидка до 30 %». Прислушался. В ушах монотонный привычный посвист, но остальные звуки я слышу достаточно отчетливо. Да и боец не ведет себя как шпион в комнате, перечеркнутой лазерными лучами сигнализации. Что-то глухо хлопнуло по курсу на одиннадцать часов, на слух так приоткрытую дверь холодильника нечаянно закрыли. Затем стекло хрустнуло под ногой, уже на час. Продвигается он быстро, но непродуманно, полагается на фарт и чутье. Храбрый. В спецназовца поиграть хочет.
Что ж, удачки ему.
На корточках я отодвигаюсь назад. Благодаря дроби дождя по жестянке где-то за окном, почти беззвучно. Автомат держу у плеча, стволом вожу синхронно со взглядом. Шуршание послышалось где-то слева, но заметно ближе. Как гусь, я вытянул шею, кинул глазом над газовыми плитами, но не увидел преследователя. Пустые стеллажи, которые тянулись за рядом газовых плит, были невысоки, но парень все же не гулял как по мостовой. Один раз мне показалось, что я увидел мелькнувшую скатанную под макушку шапочку на два часа, в ряду с пылесосами, но стрелять и выказывать своего места расположения я не собирался.
Пошаговая стратегия, его ход.
Отступив назад еще и перейдя в другую часть зала, отделенную стеной с широчайшим проемом посередине, я тихо приблизился к пологим ступеням, ведущим на второй этаж. Их форма напоминала график задолженности перед банком убыточной фирмы: вверх, затем короткое выравнивание положения — попытка платить по счетам — и затем снова вверх.
Хромированные поручни с обеих сторон были закрыты полиэтиленовыми транспарантами с броским названием «гипера», репликами о горячих предложениях, броскими заявлениями о гарантиях. Затаив дыхание, я вполз на эти ступени, добрался до промежуточной площадки и лег на брюхо так, чтобы держать на прицеле подход к ступеням.
Он наверняка решит, что я пошел на второй этаж. Я почти уверен в этом.
Прошла минута или чуть больше, но боец не шел. Следует отметить, он научился быть тихим. Потоки воды, сбегая по ступеням, журчат у меня под самым ухом, но клянусь, сейчас я услышал бы, даже если б он сопел носом. А он будто осилил закон левитации, перемещался в пространстве без помощи ног. И вот, даже не звук — просто взмах крыльев бабочки — как мне показалось, буквально на самих ступенях.
«Черт, да он проходит подо мной!» — вспыхнуло у меня в голове.
Стараясь не породить и шороха, я сначала становлюсь на колени, потом медленно и аккуратно выглядываю из-за транспарантов. Разгибаюсь еще и заглядываю под ступени.
Бинго!
Из темноты выплывает сначала черный ствол — он плавными рывками тычется вправо-влево, — затем появляются руки и голова бойца. Отсюда я могу подстрелить его как замечтавшегося в поле тушканчика. Выпущу пулю прямо ему в дурацкую шапочку. Опускаю ствол своего «галиля» вниз…
Сколько у меня патронов? Может, поэкономить боеприпасы-то? Патрон — не гриб после дождя. Особенно этот заморский. Черт поддернул: завали вручную, слабо? И то не медля, ибо, если отпустишь, придется стрелять.
Наклонившись через поручень, я набросил бойцу на голову провисающий ремень, перекрутил автомат. И прежде, чем «дог» успел что-то понять, я прыгаю на него сверху. Валимся на пол вместе, совершаем кувырок, он оказывается лицом вниз, придавив своим телом оружие, я влезаю ему на спину.
Зашипел, слюнями сквозь зубы запузырил, на вытянутых руках пытается подняться. Давай, сука, давай. Брыкается как поджарый мустанг, силясь сбросить меня. Я перекрутил ремень еще раз, еще, потянул «дога» на себя.
Закончилось это спустя минуту. Ногами он задергал синхронно, как кролик с перебитым позвоночником. Руки, что тянулись ко мне, сгребая в кулаки воздух, упали. Но я все еще зачем-то душил его.
А затем последовал тупой металлический удар по затылку, и я повалился на мертвого «дога».
Очнулся, когда светало. Разлепив веки, я обнаружил себя лежащим на асфальте, у входа в то же злополучное «Комфи». В неглубокой, широкой луже воды, перемешанной с кровью, что смыл с меня ночной дождь. Ветер пускал по ее поверхности мелкую рябь, легкими лодочками гонял туда-сюда пожелтевшие листья березы. И мне подумалось, что теперь я точно заболею, а дома нечем сбить температуру. Придется тащиться к Валерьичу и одалживать у Сирка глаза, я ведь с ним еще за прошлый раз не рассчитался.
Все, произошедшее ночью, казалось просто дурным сном. Мне часто такое снится. Но стоило сморщить лицо и ощутить боль не затянувшихся ран, как я понял — если это и был сон, то его последствия вполне-таки реалистичные.
Быстро привыкший к чуду, я было понадеялся, что оно случилось вновь, и кто-то меня вытащил из передряги, но невозможность пошевелить руками и подняться быстро обломала эту надежду. Руки у меня были связаны за спиной настолько туго, что я не ощущал пальцев. Ноги, по ходу, тоже стянуты.
— Очухался? — спросили сзади.
Я перевернулся на спину, улегшись в лужу, и увидел Гремучего. Вольготно протянув ноги, он сидел в кожаном кресле на колесиках и усердно вымачивал кусок хлеба в банке с консервами. На ней не было этикетки, но запах не спутаешь — это была черноморская килька в томате.
Сволочь.
— Пацанов моих ты неплохо поломал, — он указал в меня куском вымазанного в оранжево-красный соус хлеба. — По ходу, недомерил я тебя, Салман. Карпик-то мой раньше в тайцах по Виннице ходил. — Он отправил кусок хлеба в рот, тщательно прожевал. — А ты его уделал.
— Так и мы не носки вязали, — отвечаю, ощущая как надтреснули и закровоточили раны на губах.
— Да эт и ежу понятно, Глебушек. Но вот дилемма. Раз ты у нас матерый такой, на кой хрен тебе дались те три ушлёпа? Ладно Ряба. Ладно еще «братан» твой бритоголовый. Но старик? С одним, на хер, патроном. Как ты с ними в дело вошел? Я так мыслю, если б не Левон с пацанами, ты бы и сам ту муку нарубил бы, верно? Так для чего забурился в это шобло? Чтоб спалили тебя ни за хрен собачий?
— Не поверил? — бессильно улыбаюсь.
— А-а, — отправив еще один кусок хлеба в рот, качнул головой Гремучий. — У нас, — он хитро на меня посмотрел, — везде должны быть свои глаза и уши. Везде, Салман. И раз такое невпариться совпадение, что отстегнул ты Калмыку шестью «пятаками», как я мог не подумать, что ты тот самый хренов счастливчик? Или, может, возразишь?
— Пристрелишь, если возражать стану?
