Первым не выдержал шестипалый Пит. Он не очень любил футбол, гонял мяч просто так, от нечего делать, и, воспользовавшись тем, что игра завязалась в другом конце площадки, незаметно улизнул с поля.
Почему его называли шестипалым, никто сейчас точно не знал. Говорят, несколько лет назад у него выросла на руке бородавка такой величины, что напоминала палец. От бородавки давно и следа не осталось, а прозвище за человеком закрепилось. И Пит не спорил. Он был покладистый. Шестипалый так шестипалый, какая разница?
Пит подошел к Майку, увидел бутылку, и синие глаза его заблестели совершенно под цвет пиратской посудины в тех местах, где она была уже оттерта.
- О, Майк, что это?
- Пиратская бутылка, - коротко бросил Бронза.
- Да ну! Откуда?
- Не знаю, это не моя, это Дик ее нашел.
- Какой Дик? Тот, что осколком глаз себе вышиб?
- Ага. Только он с глазом еще. Шестипалого глаз Дика сейчас не интересовал, его интересовала бутылка.
- Майк, верно, что она пиратская?
- Верно. Я сам по телевизору видел постановку, где пираты участвуют. Там у них такие же бутылки были. Вон, даже горлышко отбито. Пираты, когда пьют, всегда у бутылок горлышки отбивают.
Пит бросился к играющим:
- Ребята, смотрите, что у Бронзы! Он пиратскую бутылку ЧИСТИТ!
ГОВОРИТ ДОВЕРЕННОЕ ЛИЦО
Через две минуты все футболисты столпились вокруг Майка. Не обращая ни на кого внимания, он по-прежнему наводил на бутылку глянец. Одна половина ее уже сверкала, другая была еще грязна. Майк усердно чистил и молчал. Зато за него, захлебываясь, говорил Пит. Он передал все, что услышал о замечательной синей бутылке от Майка, и немало добавил от себя.
Мальчики, словно загипнотизированные, не спускали глаз с пиратской посудины, которую Майк поворачивал перед собой то одним округлым боком, то другим. Мяч был окончательно забыт. Несколько человек, чтобы лучше видеть, устроились на лестнице над головой Майка; кто-то взял жестянку в руки - так Майку удобнее было макать комки бумаги; кто-то достал из кармана неведомо зачем попавшую туда суконку и протянул Бронзе: "Возьми, три этим, лучше будет". Майк и тут ничего не сказал, хотя суконку взял.
Народ тем временем прибывал. По соседним дворам уже разнесся слух, что Бронза принес на пустырь замечательную бутылку, которой триста лет и из которой пил ром сам Роберт Кид, главный герой всех пиратских картин. Мальчишки бежали на пустырь со всех сторон.
Когда ребят собралось порядочно, когда последнее пятнышко с бутылки исчезло, когда, подышав на поверхность, Майк протер стекло суконкой, он наконец заговорил.
- Ребята, - сказал он, - знаете, чья это бутылка?
- Знаем, - ответил кто-то из тех, что подошли последними. - Роберта Кида.
- Какого еще там Кида? - удивился Майк.
- А того... Главного пирата... Знаешь, которого в картинах показывают.
Майк хлопнул себя по лбу:
- А-а, как же, как же! Была у капитана Кида эта бутылка. На наклейке даже печать его стояла. Только смылась наклейка: мыли бутылку - и наклейка сползла. Она ведь все-таки бумажная, не могла же она держаться триста лет! Хотя в старое время знаете какой клей был! Но все равно и он не мог сохраниться столько времени.
Разговор о клее уводил в сторону. Майк проглотил слюну и вернулся к тому, о чем хотел рассказать мальчикам:
- Да, так вот я и говорю: бутылка-то капитана Кида, но ведь он когда жил? Тогда даже автомобилей не было. И на месте Нью-Йорка деревня стояла, на улицах трава росла. Очень давно все было... А сейчас бутылка к Дику перешла. К Дику Гордону из пятого корпуса, знаете?
Те, кто знали Дика, отмолчались: ну, знают, подумаешь, весь двор его знает... А несколько мальчиков, которые переехали в дом недавно, тоже отмолчались: не знают и не знают, не так уж это важно.
Что касается Бронзы, то ему ответ мальчиков и не нужен был. Он задал вопрос просто так, для порядка. Задал, передохнул и продолжал:
- И вот у Дика, я говорю, хоть есть бутылка, но он, ребята, все равно несчастный. Ему в субботу глаз должны вырезать. И он знаете как плачет?.. Я к нему вчера в лечебницу ходил - он просто места себе не находит, сам на себя не похож. Ему за глаз обидно. Глаз можно бы оставить, да у Гордонов денег нет. И потому Дику обидно. Шестьсот пятьдесят долларов на лечение не хватает.
- Ого!.. - одним выдохом выдохнули ребята. Они знали цену деньгам, они понимали: с любым из них случись такое - им было бы так же плохо, как Дику. Шестьсот пятьдесят долларов, шутка ли!
А Майк между тем, чтобы быть повыше, поднялся на перекладину железной лестницы. Сейчас он заговорит о самом главном. Синяя бутылка сияла в его руках, огненный вихор торчал над головой, рыжие с искоркой глаза упирались то в одного слушателя, то в другого. Голос звучал все настойчивей и настойчивей.
- И знаете что, ребята, - говорил он, - знаете, мы, если захотим, сможем помочь Дику. Мы, если захотим, сможем для него шестьсот пятьдесят долларов собрать.
- Ну и заврался Бронза, - сказал Фрэнк, которого из-за белесого цвета волос звали Белым, в отличие от темноволосого Фрэнка, которого звали Темным. Фрэнк Белый был владельцем футбольного мяча, и ребята его не любили за жадность. - Ну и заврался, - повторил он. - Ты, может, спутал, Бронза, доллары с центами?
- Сам ты спутал, - ответил Майк. - Я говорю что говорю: шестьсот пятьдесят или даже семьсот долларов... Уже подсчитано.
- Кто подсчитал, интересно? - Голос был снова Фрэнка Белого. - Ты до семисот и считать-то не умеешь.
- Я, может, не умею, - не стал спорить Майк, - зато в "Голосе рабочего" умеют. Я был там, при мне считали. Редактор считал и его помощник Джо считал. Они-то не ошибутся.
Слова Майка произвели впечатление. Фрэнк Белый не ожидал такого ответа. От удивления он заморгал светлыми ресницами, а Фрэнк Темный, стоявший рядом, сказал:
- Что, Белый, может, по-твоему, редакторы тоже не умеют считать?
Белый промолчал. Зато все ребята вразнобой зашумели:
- Вот здорово! Как ты попал туда, Бронза?
- Расскажи толком, Майк!
- Давай выкладывай! Чего тянешь!
- При чем здесь "Голос рабочего"? Майк уловил последний вопрос.
- "Голос" при том, - ответил он, - что завтра вечером он экстренный выпуск даст. И там будет напечатано про Дика. И его фотографию поместят. И с каждого проданного номера семь центов пойдут на его лечение. По семи центов, по семи центов... вот шестьсот пятьдесят или семьсот долларов и наберется.
Дальше уже Майк перешел в наступление. Разговор складывался правильно. Он рассказал о том, как пришел в редакцию, как редактор и Джо, помощник, разговаривали с ним, какие они оба шутники, как спорили между собой, а потом придумали дать ради Дика экстренный выпуск.
Но вся загвоздка в газетном тресте. Трест "Голос рабочего" не хочет продавать, потому что это рабочая газета. И получается плохо. Получается, что дело не за редакцией, а за газетчиками. Редакция помочь Дику хочет - она экстренный выпуск дать согласна, а продавать его некому.
Свой рассказ Майк закончил так:
- Вот я и сказал редактору и Джо, помощнику:
"У нас во дворе много газетчиков. Давайте экстренный - продадим". А они сказали: "Ладно, экстренный будет, приводи ребят". Значит, завтра к вечеру надо прийти. Все-таки здорово, что про мальчика с нашего двора экстренный выпустят. Ребята со всей улицы знаете как завидовать нам будут? И потом, Дика жалко. Ведь глаз же!.. Вам без глаза не хочется быть, верно? Ну и ему не хочется. Ему, если экстренный продадим, глаз оставят, а если не продадим, не оставят. Значит, надо помочь. У нас ноги не отвалятся - один вечер с газетой побегать. Тем более, что не бесплатно - квортер за сотню получим.
ОПАСНЫЙ ВЫПАД
Майк замолчал, а толпа загалдела. Каждый говорил свое, никто друг друга не слушал, но отдельные слова, как пузыри в кастрюле с кипящей кашей, из общего гомона вырывались. По ним можно было догадаться: ребята считают разговор Бронзы правильным, помочь Дику хотят, газету продавать не отказываются.
Через некоторое время вместе с отдельными словами до Бронзы, который все еще сидел на лестнице, стали доноситься целые фразы. Это означало, что шум начал стихать. Среди голосов выделялся писклявый голос Фрэнка Белого. У него голос особенный, с каким-то секретом. Такого голоса ни у кого нет: нельзя сказать, чтобы очень громкий, но в то же время такой, что, когда Белый продает газеты, его слышно за несколько кварталов. Один раз Фрэнк Темный даже поспорил: перекроет Белый полицейскую сирену или нет?
Оказалось, перекрыл. Они стали возле ворот полицейского отделения, а Чез Николс, который был за судью, - на другом углу. Стали - и начали ждать. Скоро из ворот на полной скорости выехала черная машина, битком набитая полисменами. Полицейские машины всегда завывают сиренами. Это они дают знак постовым, чтобы открывали дорогу. И вот, когда сирена выла, Белый тоже подал голос. "Экстренный выпуск "Трибуны"! - закричал он. - "Трибуна" - экстренный!.."
