Прошка заковылял вперед, косолапя на кривых ногах. Что-то не так было в этом проходе, что-то в нем имелось, у Крота снова взыграло чувство опасности. Волк тоже что-то почувствовал, потому что положил руку на кобуру с «дротиком».
— Ты что-то видишь? — спросил он шепотом.
— Вижу и довольно далеко, но там ничего нет, — ответил Крот. — А внутри какое-то неприятное чувство просыпается.
— Аналогично, — кивнул Слава. — Чувствую, приближается что-то опасное. Ох, как не хочется, а придется.
Он полез в карман разгрузки и вытащил оттуда разовый шприц с какой-то зеленоватой жидкостью.
— Что это? — спросил Вадим. — И главное — зачем?
— Что находится в шприце, сказать не могу, сам не очень хорошо знаю, — проговорил мрачно Волк, втыкая себе шприц прямо через ткань в ногу. — Этот препарат Харон взял у военных. Армейские медики уверяют, что человек, который примет эту хрень, сможет воевать трое суток без сна и отдыха, даже если будет смертельно ранен. Думаю, это какая-то смесь стимуляторов и наркотиков. После того как я ее себе воткну, то буду чувствовать себя замечательно, смогу сражаться, но потом мне будет омерзительно плохо. Умереть, конечно, от нее не умру, но даже оборачивание не поможет от этой гадости избавиться за один раз. Не люблю я ее, но сейчас, похоже, тот случай, когда без нее никак.
— Ты уже ее принимал? — спросил Крот.
— Было дело, — вздохнул Воислав. — Только рассказать, что чувствовал, не могу, потому что ничего не помню. А вот как хреново себя чувствовалось после этого, запомнилось хорошо.
— Так зачем ты эту гадость себе воткнул?
— А потому что без нее я не воин, а с ней могу пригодиться, — Слава поморщился. — Что-то очень опасное надвигается на нас из темноты, как бы еще и этого не оказалось мало.
Они поползли вслед за бесенком, потом анчутка залез в еще какую-ту дыру, в которую они смогли забраться только на четвереньках, этот ход вывел их во вполне приличный туннель, стены и потолок в нем были сделаны из обкатанных водой валунов, потолок высокий, пол из мелкой речной гальки. Здесь тоже имелся светящийся лишайник, но его было не очень много и рос он только на стенах зелеными яркими пятнами. Прошка, который уковылял вперед метров на десять, неожиданно жалобно заверещал, потом кинулся к ним в ноги с верещаньем.
— Змеи…
— Я же говорил, что этот Сусанин заведет нас в ловушку, — буркнул Воислав. — Значит, слушай, напарник, как со мной нужно обращаться, когда я под воздействием этой хрени. Говорить надо четко, понятно, желательно командным голосом: проще говоря, приказы я буду понимать лучше, чем обычное словоблудие. И чем короче будут команды, тем четче я их буду выполнять. Как же я эту гадость не люблю, но главное потом как мне будет хреново…
Голос Волка изменился, он стал каким-то глухим, тусклым, и в то же время он словно стал выше, исчезла хромота, движения стали гибкими, быстрыми.
— Кого ты видел? — спросил Вадим у анчутки, который прижался к его ногам. — И где?
— Не видел…
— А как же ты тогда определил, что это змеи? — нахмурился Крот. — Может тебе показалось?
— Пахнет…
— Понятно, — покивал Вадим и повернулся к Славе. — У меня давно появилось ощущение, что мы идем по тому пути, по которому на поверхность выходили василиски, а если они услышали, как умирал тот маленький звереныш, то сейчас спешат туда, чтобы расправиться с теми, кто его убил.
— Посмотрим, — Волк вытащил «дротик» из кобуры. — Повоюем.
— Не советую, — покачал головой Вадим. — Убери.
— Что?!
— Убери пистолет, — Крот вложил в голос жесткие командирские интонации. Воислав сразу сунул ствол в кобуру. — Мы находимся в подземелье, над нами толща земли и камней, и все это здесь просуществовало не одну тысячу лет. От звука выстрела свод может не выдержать и обрушится. Обвалы в подземелье происходят довольно часто. Я же тебе рассказывал, как наги обвалили примерно такой же зал и погибли под завалом, а сам спасся чудом.
— Да, говорил, — Слава вытащил короткие мечи. — Враги идут. Командуй, а то у меня восприятие меняется, могу начать действовать неадекватно.
— Это как?
— Я принял наркотики, — Волк говорил глухим, далеким голосом, словно издалека. — Действительность может затуманиваться, я могу видеть не то, что происходит, то, что мне покажется, поэтому и реагировать буду неправильно. И слова я буду воспринимать не совсем обычно, у меня время ускорилось, поэтому говори четко, раздельно и желательно командным тоном.
— Я понял, — кивнул Вадим и скомандовал. — Вперед!
— Если бы я выбирал место для боя, то лучше остался бы здесь, — Слава покачал головой. — Здесь есть свет, а дальше темно.
— Тогда ждем, — Крот, закрыв глаза, попытался рассмотреть своим новым зрением, кто же приближается к ним, и в какой-то момент увидел двух взрослых василисков. Один из них был довольно крупным, другой чуть меньше. До них было примерно пятьдесят метров. — Василиски. Две твари. Здоровые гады. Один больше, другой меньше. Взрослые.
— Которого из них отдашь мне? — спросил бесцветным голосом Воислав. — Большего или маленького?
— А ты кого бы взял?
— Мне все равно, — бесстрастно пожал плечами Волк. — Убью любого. Или он меня.
— Тогда бери поменьше, ты ранен.
— Это несущественно, — ответил Слава. — Задание понял.
Вадим схватил анчутку на руки и метнулся назад к ходу, из которого они вылезли. Нечисть завозилась, пытаясь вырваться.
— Я тебе ничего плохого не сделаю, просто посиди немного здесь, чтобы тебя никто не заметил, — Анчутка затих, прижался доверчиво к его груди, у Крота сразу возникло ощущение, что он держит Машу — от этого маленького горячего тельца шло такое же ощущение понимания и верности. — Только не убегай, а то я тебя потом не найду. Хорошо?
— Не убегай…
— Вот и молодец! — он сунул его в дыру. — Спрячься.
Волк хмуро вглядывался в туннель, откуда слышался приближающийся топот и скрежет когтей о камень. Зрачки у Славы расширились и занимали почти всю роговицу, тело напряжено, руки крепко сжимали мечи, на лице разлито странное спокойствие. Первый василиск ворвавшийся в туннель был огромным, Воислав скользнул в сторону, пропуская его на Вадима. У Крота сразу заколотилось сердце. Он еще не успел испугаться, как руки сами собой выдернули меч и стилет. Голова василиска была вровень с его головой, в его желто-коричневых глазах загорелась ярость и злоба, послышалось тихое шипение, через мгновение пасть открылась, язык нечисти свернулся в трубочку и комок яда полетел ему прямо в лицо. Вадим сделал кувырок в сторону, потом еще один, заходя сбоку, и нанес удар по покрытому прочными чешуйками боку. Меч скользнул по нему, оставляя длинную тонкую полосу, которая сразу окрасилась багровым — все-таки клинок у него был по-настоящему хорош.
Василиск резко повернул голову и снова плюнул, на этот раз Вадим едва смог увернуться, пришлось сделать целых два кувырка, чтобы в него не попали. Он оказался близко к ходу, и тут ему не повезло, из темноты появилась еще одна нечисть поменьше, ударила его хвостом, и этот мощный, очень болезненный удар пришелся как раз на уровень пояса, его отбросило к стене, и он впечатался в бетон. Первый василиск напал на Воислава, тот, несмотря на то, что сражался с энергией берсерка, продержался недолго — удар когтистой лапы отбросил его на пол, затем он получил несколько ударов хвостом, а потом дополнительно ядовитый плевок в грудь. Слава забился в предсмертных конвульсиях. Василиски постояли над ним, потом словно получив команду, направились к Кроту.
Он попытался подняться, но тут же опустился, почувствовав жуткую боль в паху. Василиск разорвал ему живот когтистой лапой, потом ударил его хвостом, а когда он отлетел к стене, плюнул в него ядом. Впрочем, последнее было лишним — Вадим уже и без этого опускался ко дну темной бесконечной пропасти, кружась желтым осенним листочком, зная, что там внизу его ждет жуткая, неотвратимая смерть, поэтому очень удивился, когда через бесконечно-долгое время очнулся, так и не упав до конца. Само пробуждение было мучительным, болело все: ноги, руки, голова, ребра и пах.
Сердце едва качало тяжелую густую кровь, наполненную разрушенными клетками и ядом. Грудная клетка поднималась лишь на долю сантиметра, воздуха не хватало, но вдохнуть глубже не получалось — легкие если не отказали совсем, то были близки к этому, и качали нужный ему кислород через силу и жуткую боль: внутри них что-то клокотало, булькало, хрипело.
И вообще он был скорее мертв, чем жив, и если бы не эта немилосердная боль, то считал бы себя покойником. О кости черепа бился тяжелый маятник, наполняя гудом мозг, во рту пересохло, огромный распухший язык вывалился изо рта, под веки кто-то насыпал раскаленный песок. Вадим попробовал отрыть глаза, но после нескольких неудачных попыток оставил это и со смирением стал ждать, когда все наконец закончится.
