В преподавательской воцарилась гробовая тишина. Кафедра потрясенно молчала. Наконец Паршиков не выдержал.
– Леонид Александрович! – начал он возмущенно, – почему же сразу отстранить? Обычно человеку делают выговор с предупреждением, дают время на исправление. А вы сразу – к высшей мере. Меня, между прочим, избрали по конкурсу. Я в суд подам.
– Не подадите, – уверенно ответил ректор, – я там кое-что расскажу про вас же. Мне преподаватели с других кафедр поведали. Надо было в прокуратуру заявить, да я вас тогда пожалел. И лишний шум институту ни к чему. Советую вам тихо закончить учебный год и подавать на конкурс в какой-нибудь другой вуз. Мешать не буду и характеристику нужную подпишу. Это все, что я могу для вас сделать.
А кафедре вот что скажу. Знание высшей математики у студентов – хуже некуда. Да вам и самим это известно лучше, чем мне. У Ольги Дмитриевны намечена целая программа по выводу кафедры из прорыва. Программа эта согласована со мной. Поэтому прошу неукоснительно выполнять все требования вашей новой заведующей. Вам слово, Ольга Дмитриевна.
– Всех доцентов, – Ольга сразу взяла быка за рога, – прошу к завтрашнему дню подготовить по варианту контрольных работ – для проверки знаний студентов первых курсов по материалу обоих семестров.
Второе. Все преподаватели разрабатывают к вступительным экзаменам по десять билетов. В каждом – десять заданий. Завтра на Доске объявлений будет вывешен примерный вариант билета. Срок исполнения – неделя.
Третье. Прошу каждого обозначить мне область его научных интересов. Какие есть статьи, где и когда опубликованы. Чем хотел бы заниматься. Считаю, что преподаватель, не занимающийся научной работой, – это нонсенс, это человек с завязанными глазами, пытающийся вести за собой других. К завтрашнему дню на Доске объявлений я обозначу область своих научных интересов и всем желающим предлагаю к ним присоединиться.
Доцентов прошу в течение недели положить мне на стол билеты к летней сессии. Можно в рукописном виде. Можно прошлогодние. Да, еще. В ближайшую неделю я побываю у всех на занятиях, чтобы поближе познакомиться с вами как с преподавателями. Прошу отнестись к этому спокойно, как к рядовому рабочему моменту.
Это все. Какие будут вопросы?
Все молчали. В полной тишине ректор с проректором встали, пожелали кафедре успешной работы с новым руководителем и вышли. После их ухода один из ассистентов поднял руку:
– Ольга Дмитриевна, я готов подписаться под каждым вашим словом, хотя, конечно, это круто. Но вы у нас работаете меньше двух недель. Мы ничего о вас не знаем. Расскажите немного о себе.
– Хорошо. Я родом из Ленинграда. Мать – пенсионерка, живет там. Отец умер. Мой муж работал в милиции. Спасая ребенка, он погиб. У меня есть дочь, ей скоро семь лет. Из-за проблем с ее здоровьем я вынуждена была переехать в ваш город. Мне тридцать один год. Вот, пожалуй, и все. С моими методическими и научными трудами любой из вас может ознакомиться у меня в кабинете.
– Почему вы до сих пор не встали на партийный учет? – Тихонова решила показать свою власть. – Вы ведь должны были сделать это в трехдневный срок.
– Я беспартийная.
– Как? Вы не член партии? Как же вы будете руководить кафедрой? – растерялась Тихонова. «Как же я буду давить на тебя?» – подумала.
– Я уже ответила на ваш вопрос. Кстати, мой научный руководитель – член-корреспондент Академии наук – тоже беспартийный, что не мешает ему возглавлять целый коллектив.
– И вы не собираетесь подавать заявление о приеме в партию?
– Пока нет. Не вижу в этом необходимости. Считаю, что можно успешно работать, оставаясь беспартийной. Но надеюсь на деловое сотрудничество с вами.
Еще есть вопросы? Если нет – все свободны. Кроме Паршикова. Александр Александрович, прошу вас в теперь уже мой кабинет – передать мне дела.
– А чего там передавать? Передавать особенно нечего. Занимайте, раз уж так сложилось.
Паршиков горестно махнул рукой, оделся, взял портфель и, не оглядываясь, вышел из кабинета, хозяином которого был без малого четыре года.
Проводив его, Ольга отправила Верочку в отдел кадров за личными делами сотрудников кафедры.
Сложив их в папку, она тоже направилась домой с твердым намерением не ложиться спать, пока не изучит все дела и не сделает необходимые выписки.
Не успела она пройти и полквартала, как возле нее притормозила вишневая «Лада».
– Ольга Дмитриевна! – окликнул ее голос Лисянского, – позвольте вас подбросить до дому, нам по пути.
– Ну, подбросить меня вам вряд ли удастся, – мрачно пошутила Ольга, – комплекция у вас не та, да и я не мячик. Благодарю, но мне недалеко.
– Но и не близко, – возразил Лисянский, – а вы, как я понимаю, с утра не были дома и работу с собой взяли. Садитесь, не упрямьтесь – мне действительно в ту же сторону.
– А вам откуда известно, в какую мне сторону? – поинтересовалась Ольга, садясь в машину. Пусть подвезет, решила она, есть ужас как хочется и Леночка, небось, заждалась.
– Так у меня в отделе кадров свои люди – они меня и просветили. И насчет вашего адреса, и насчет личных дел. Круто начинаете, Ольга Дмитриевна. Вы что, действительно, хотите поломать систему приемных экзаменов?
– Обязательно!
– И зачем вам это нужно?
– То есть как зачем? Вы что, не поняли? Чтобы в наш институт поступали те, кто имеет знания, а не мохнатую лапу. Вам, Гарри Станиславович, не противно читать лекцию аудитории, половина которой ничего в ней не понимает? Вам не жаль своего времени и государственных денег?
– А почему мне должно быть противно? Вторая же половина понимает. Пусть противно будет тем, кто спит на лекциях и прогуливает. Вы всерьез полагаете, что вам удастся что-то изменить? Да вы не представляете, каких могущественных врагов себе наживете. Никакой ректор вас не спасет.
– Ничего, в Ленинграде справились и здесь справимся.
– Э нет, здесь вам не Ленинград, здесь провинция. А у нее свой закон – живи сам и не мешай жить другим.
– Гарри Станиславович, у вас есть дети? – спросила Ольга, теряя терпение.
– Есть дочь.
– Сколько ей лет?
– Скоро шестнадцать.
– Значит, у нее выпускной возраст, впереди вуз. Что она будет чувствовать, о чем думать, если узнает, что родители за ее поступление заплатили деньги?
– Нормально будет себя чувствовать. А что здесь такого? Все платят.
– Неужели все?
– Н у, почти все. Если, конечно, их дети не круглые отличники и не вундеркинды. А моя не из таких. Найму ей в выпускном классе репетиторов из вуза, который она выберет, и подстрахую на экзаменах. И пусть знает, чего мне это стоило, – чтобы чувствовала ответственность.
– Нет, похоже, мы с вами говорим на разных языках, – вздохнула Ольга, – остановите машину, я уже приехала. Обещаю и клянусь, что ничего подобного в нашем вузе больше не будет. По крайней мере, пока я нахожусь на этом посту.
– Жаль! А я хотел вам предложить парочку учеников. Родители очень влиятельные люди. И богатые. На котик, под котик хватит, и еще останется.
– Спасибо, мне зарплаты достаточно. Больше не обращайтесь ко мне с подобными предложениями.
– Понял. На чашку чая не пригласите?
– Не приглашу. Думаю, вас жена заждалась. До свидания!
– До свидания, непреклонная женщина. А над моими словами все же подумайте.
И он уехал.
Нет, каков нахал, думала Ольга, поднимаясь по лестнице. Но в одном он прав – мне следует быть предельно осторожной. И необходимо срочно найти сторонников. Надо изучить каждого: кто чем дышит, кто с кем дружит, вплоть до семейного положения и состояния здоровья.
– Мамочка, как ты поздно! Дядя Отар звонил, – встретила ее Леночка. Им недавно поставили телефон, и теперь девочка с радостью бежала на каждый звонок. – Алле! – важным голосом говорила она. – Вас слушают. Говорите, пожалуйста!
Ну совсем как мама.
– Отарик! – обрадовалась Ольга. – Что он сказал? Когда приедет? Как они там?
– Что бабушка, и тети, и он ждут нас летом в гости. Если приедем, то он к этому времени свой отпуск приурочит. Он спрашивал, когда нас ждать. Сказал, что еще позвонит. Мамочка, мы поедем?
– А тебе хочется?
– Очень, очень хочется! Я так по морю соскучилась! Так плавать хочется! В ванной ведь не поплаваешь. Ложусь на ковре на животик – и руками и ногами гребу, как будто плыву. Так хочется!
– Ну, раз так хочется, непременно поедем.
Глава 19. На подъеме
Посещение занятий произвело на Ольгу удручающее впечатление. На лекциях преподаватель зачастую был сам по себе, а студенты – сами по себе. Лектор что-то писал на доске, объясняя неизвестно что неизвестно кому, а в это время аудитория развлекалась как могла. На верхних рядах откровенно спали, читали или резались в карты – даже не стесняясь сидевшей рядом Ольги.
Пропуски занятий приняли повальный характер. Низкая требовательность деканатов, отсутствие проверки посещаемости, скука на лекциях в сочетании с солнечными днями начала мая и обилием праздников привели к тому, что в аудитории зачастую сидели менее трети первокурсников. И это на высшей математике – самом трудном, самом ответственном предмете. Чего уж говорить об остальных дисциплинах? У физиков количество задолженностей по лабораторным работам превысило все мыслимые пределы.
