– Зачем, когда должны сохраниться черновики? Давайте их посмотрим.
Вызвав Верочку, Ольга попросила принести черновики ответов студентов шестой группы. Но их на месте не оказалось.
– Мария Ивановна, где черновики? – Ольга медленно закипала.
– Откуда я знаю? – пожала плечами та. – Потерялись, наверно.
– Вы и в зачетки оценки поставили? – Ольга едва сдерживалась. Ну погоди, я тебя выведу на чистую воду.
– Конечно. Они же сдали.
– Да как вы можете! – закричала Забродина. – Я же помню, как они отвечали. Они же ничего не знали. Как вам не стыдно! Студенты же все видят! Как им в глаза после этого смотреть?
Тихонова, поджав губы, молчала.
– Так! – зловеще сказала Ольга. – Объявляю служебное расследование. Верочка, найдите этих студентов. Если ушли, звоните домой, требуйте ко мне в кабинет. – А вас, – обратилась она к Тихоновой и Забродиной, – попрошу написать подробно, что произошло. Во всех деталях. Номера их билетов, сколько задач решили, сколько не решили. Все-все.
– Не надо расследования, – не глядя на нее, процедила Тихонова, – они сначала не ответили, а потом я их оставила после экзамена, и они сдали на тройку.
– Но я же запретила это делать! Пишите объяснительную. Ведомости переделать. У студентов изъять зачетки и пока не пересдадут, не возвращать. Или зачеркнуть оценку и написать «исправленному верить». Экзамен у них принимать в моем и вашем присутствии, Мария Ивановна. Не думала я, что секретарь партийной организации способна на подлог. Сейчас объявляю вам выговор. Но думаю, этим дело не ограничится.
– Да вы не представляете, с кем связываетесь! – бросила Тихонова и выскочила из кабинета.
– Вернитесь, я вас не отпускала! – закричала Ольга. Но той и след простыл.
– Побежала к покровителям. – Галя помрачнела. – Ольга Дмитриевна, идите немедленно к ректору. Сейчас начнется.
– Верочка, нашли этих четверых? – позвонила Ольга секретарю.
– Да, они на кафедре физики «хвосты» сдают.
– Срочно зови ко мне. Смотри, чтобы Тихонова их по дороге не перехватила.
– Да им уже сказали, они идут. Вот они.
В дверь постучали. С поникшими головами вошла вся четверка.
– Ну рассказывайте, как вы сдали математику. Какие оценки получили. Где ваши зачетки?
Ребята молча протянули ей зачетки.
– Что же вы молчите? Рассказывайте!
– А мы при чем? – не выдержал Слава Иванов. – Нам поставила Мария Ивановна – мы ушли. Может, она передумала нам двойки ставить.
– Что вы делали сразу после экзамена?
– Пошли на физику «рубить хвосты». У нас задолженности по лабораторкам.
– А на нашу кафедру не возвращались? Марию Ивановну больше не видели?
– Нет. Там очередь на пересдачу большая. Мы заняли и боялись пропустить. Теперь уже не успеем.
– Значит, с Марией Ивановной вы больше не виделись?
– Нет, не виделись.
– Хорошо, идите. Я попрошу физиков принять у вас задолженности без очереди.
Когда они ушли, Ольга попросила Верочку и Галину в случае надобности подтвердить слышанное. И тут раздался звонок. Звонил ректор. Он просил Ольгу немедленно явиться к нему в кабинет.
– Началось! – подумала она. И не ошиблась.
В кабинете ректора сидела Тихонова, а он сам нервно вышагивал от стола к окну и обратно.
– Рассказывайте, Ольга Дмитриевна, что у вас приключилось. Вот Мария Ивановна жалуется, что вы аннулировали оценки, поставленные ею четырем студентам.
– Да, Леонид Александрович. Эти студенты экзамен не сдали. Забродина утверждает, что все они получили двойки.
– Но Мария Ивановна говорит, что после экзамена она их еще раз опросила и выставила всем тройки. В конце концов, это ее право. Она доцент, и ей виднее, кто какую оценку заслуживает.
– Это ложь! Только что в присутствии Забродиной и секретаря все четверо сказали мне, что они после экзамена сразу пошли на кафедру физики, заняли очередь на пересдачу лабораторных работ и сидели там, не отлучаясь, так как боялись ее пропустить. Марию Ивановну они больше не видели и, значит, ничего ей не пересдавали. Можете их сами спросить – они сейчас на кафедре физики.
– Что скажете на это, Мария Ивановна?
– А что я скажу? Вы же знаете, чьи это дети. Сами за них просили.
– Но зачем же врать? Ну поставили бы им двойки. Пусть бы еще позанимались. Кафедра прекрасные консультации организовала – мне студенты сами говорили. Глядишь, и пересдали бы. Что ж вы за нулевые знания им тройки поставили? Что они теперь про нас с вами говорить будут?
– Что говорили, то и будут говорить. Можно подумать, что в первый раз! – обозлилась Тихонова. – Раньше вы иначе рассуждали.
– Да как вы смеете! – Ректор побагровел. – Я что, вас фальсифицировать оценки призывал? Я просил быть повнимательнее, а это не одно и то же. Объявляю вам выговор в приказе и отстраняю от экзаменов. В парткоме будете объясняться.
Когда за ней закрылась дверь, ректор сел и обхватил голову руками.
– Ох, Ольга Дмитриевна, и тяжелую же задачу вы мне задали. Даже не знаю, как ее решу.
– Может, мне шефу позвонить? Он умеет решать любые задачи.
– Да нет, пока не надо. Там еще у Паршикова двое пролетели. Но у него хоть ума хватило не делать глупостей. А эта все выслужиться хочет. Это ж детки ее партийных боссов. Ничего, скажу, пусть еще позанимаются. Еще две пересдачи есть – должны справиться. В конце концов они же их за знаниями сюда послали. Ну без стипендии останутся, так им эта стипендия, как богачу милостыня.
– Значит, все шестеро, о которых вы тогда говорили, провалились?
– Все шестеро. Да они не дураки какие-нибудь, вполне могут заниматься. Просто, привыкли, что им и так все поставят. Папа позвонит – и поставят. В первый раз они так споткнулись. Вы бы на их аттестаты посмотрели – там одни пятерки. У троих медали. Ладно, обойдется. Вы идите, не переживайте. А с Тихоновой, видимо, расставаться придется. Хотя это будет непросто.
Мрачный Паршиков, сидя в буфете, делился своим горем с Гариком Лисянским. Там их отыскала разъяренная Тихонова. – Нет, какая гадина! – понесла она на Ольгу. – И эта Забродина-уродина туда же! Да с какой стати я должна все это терпеть! Я доцент – что хочу, то и ставлю. Почему на других кафедрах доценты сами принимают экзамен? Чего она свои порядки наводит?
– Вообще-то ассистент на экзамене быть должен. В Положении о вузах это есть. Другое дело, что его никто не выполняет, – заметил Гарик.
– Вот именно! Нет, ребята, надо с ней что-то делать. Больше терпеть ее выходки я не намерена. Надо решать.
– А что ты сделаешь? – вмешался Паршиков. – Ты же сама говорила, что нам ее не сломать. Ректор за нее горой. И нашему профсоюзному главе она понравилась. Тут легче убить, чем унять.
– Что ж. Если ничего другого не остается… – задумалась Тихонова.
– Маша, ты что, спятила? – Гарик не на шутку перепугался. Он знал Тихонову и догадывался, кто за ней стоит. Для этих людей никакие моральные устои не существуют. Надо будет – человек исчезнет навсегда. И следа не останется.
– Не, ребята, меня здесь не было и разговора вашего я не слышал. – И он мгновенно смылся.
В конце концов, что ни делает Ольга, думал он, поднимаясь на второй этаж, все оборачивается на пользу кафедре. Ну прижала она нас малость, так ведь заслужили. И студенты совсем от рук отбились. Сейчас ведь другое дело. Нет, надо переходить в ее лагерь. Как заведующая, она на своем месте. Но угроза Тихоновой – это не шутка. Ольга крепко наступила ей на хвост, и теперь она ни перед чем не остановится. Да и просто Олю жалко. Баба она славная, а на мордочку – чистый ангел. Нет, надо ее спасать. Надо срочно к ректору.
– Ну что еще? – Увидев Лисянского, ректор скривился, как от зубной боли. Уж эти математики! Нет от них никакого покоя. – Что опять стряслось?
Но выслушав Гарика, он потрясенно замолчал.
– Есть только один выход. – Гарик и сам был не рад этому разговору. Но отступать было некуда. – Надо Тихоновой подыскать такую должность, чтоб она осталась довольна. О которой она давно мечтает. Но чтобы к учебному процессу эта должность не имела никакого отношения. Маша не станет преследовать Ольгу, если та не будет ей мешать. Но когда ее загоняют в угол, она кусает. Может и смертельно укусить. Делайте что-нибудь, Леонид Александрович – тут медлить нельзя. Есть же у вас связи. Скажите, профессор Туржанская вузу нужна, очень нужна. Детки те экзамен сдадут – куда они денутся. А Ольгу надо защитить. И потом это такая женщина – чистая прелесть.
– Уж не влюбился ли ты, дамский угодник? Смотри у меня!
– Да тут влюбляться, похоже, бесполезно. Чувствуется – пережила она какую-то драму, вот и глушит себя работой. Вы ничего не знаете о ее сердечных делах?
– Знаю, что безумно любила мужа, да прожили они вместе очень мало. Погиб, спасая чужого ребенка. А она до сих пор по нему убивается.
– Так ведь это когда было. Говорят, он погиб, так и не увидев свою дочь. Значит, это случилось лет восемь назад. Что, с тех пор так и живет одна?
