Тиберий несколько раз пытался обсудить в кружке положение земледельцев, но Сципион уклонялся от «опасного», как он называл, разговора. Указывая на Лелия, он говорил: «Благоразумие сделало его мудрым, и если Нестор[114] молчит — не пришло ещё время». — «Но оно придёт, — возразил Тиберий, — и если замедлит, то мы его подгоним». — «Берегитесь крайностей. Спокойствие отечества важнее благосостояния отдельных граждан», — ответил тогда Сципион.
Тит и Маний пришли к Тиберию рано утром.
— Надо с тобой поговорить, — сказал Тит. — Пойдём пройдёмся.
Когда они подошли к Табулярию, в котором хранился государственный архив, Тиберий остановился. Здание возвышалось на склоне Капитолия, над форумом, и белело дорическими колоннами.[115] Колонны и арки были испещрены неразборчивой скорописью. Тиберий читал, и сердце его учащённо билось: «Гракх, защити нас», «Дай нам земли», «Я голодаю», «Я нищий». А на одной из капителей[116] чётко выделялась жирная надпись углём: «Гракх, борись! Будешь народным трибуном».
— Народ обращается к тебе, просит не медлить, — произнёс Маний. — Ты должен начать борьбу, а плебс тебе поможет.
— Буду добиваться трибуната, — твёрдо сказал Тиберий, сжимая руки друзей. — И да поможет нам Юпитер!
* * *
Узнав о решении Тиберия, мать одобрила его, сказав, что Гракхи должны быть полезны государству и народу. А Блоссий обещал заручиться поддержкой всадников.
Всадники требовали отдать провинции на откуп публиканам, и Тиберий, не колеблясь, согласился.
Между тем плебс сделал всё, чтобы Тиберий был избран народным трибуном. Сотникам и десятникам, выбранным плебсом, было поручено объехать все трибы[117], объяснить, кто такой Тиберий Гракх и как важно для деревень иметь народным трибуном человека, решившего наделить разорённых пахарей землёй.
Тит говорил старшинам:
— Время самое подходящее — надо действовать. Тиберий — наш друг. Он сделает всё, чтобы дать беднякам участки, чтобы пахари могли трудиться на своей земле…
— Но прежде он должен стать народным трибуном! — перебил Маний. — Поэтому голосуйте за Гракха без всяких колебаний.
— Мы Гракха знаем со времён взятия Карфагена, — сказал Тит. — Лучшего друга народа не найти во всей республике!
Сотники и десятники, не прерывая, слушали Тита. А когда он замолчал и предложил им отправиться немедленно по трибам, один из сотников спросил:
— Что отвечать, если спросят, когда будут делить землю?
— Отвечайте, что Гракх после получения трибуната не замедлит выступить с законопроектом. Предупредите людей, что без борьбы не обойтись — богачи будут мешать нам, но нас больше, чем их, мы — сила, и мы победим…
Наступил день выборов. На Марсовом поле все восемнадцать триб проголосовали за Гракха.
Тиберий в ответ на поздравления Марка Октавия и Папирия Карбона сказал:
— Теперь мы начнём борьбу за землю!
Глава VIII
Мульвий полюбил Тиберия Гракха. Чем больше наблюдал мальчик за дружбой Тиберия с отцом, Манием и другими плебеями, тем больше он преклонялся перед человеком, пришедшим однажды в квартал ремесленников. Всё привлекало Мульвия в этом нобиле: и его добрая улыбка, и гнев, с которым он говорил о тунеядцах, не отказывающих себе ни в чём, равнодушных к нуждам бедняков, и твёрдая речь с верой в победу деревенского плебса. Слова Тиберия звучали у него в ушах: «Вы получите землю, вернётесь в родные деревни, будете работать, как работали ваши отцы и деды до войны с Ганнибалом».
Мульвий благоговел перед Гракхом, и, когда, случалось, Тиберий останавливал свой взгляд на нём или обращался к нему, мальчик весь загорался.
…После того как Тиберий был избран народным трибуном, он часто заходил в квартал плебеев и обсуждал с ними законопроект о земле. А потом отправлялся на форум, чтобы выслушать мнение горожан.
Городской плебс, состоявший из ремесленников, клиентов и вольноотпущенников, не был заинтересован в получении земли, советовал подождать возвращения Сципиона Эмилиана из Испании, чтобы выслушать, что он скажет; многие плебеи опасались противодействия сената и, предвидя борьбу, колебались. А деревенский плебс требовал немедленно приступить к проведению закона.
* * *Тиберий был вызван с форума в курию Гостилия якобы для получения постановления сената. И каково было его возмущение, когда он услышал ядовитые насмешки:
— Вот он, сын Семпрония Гракха, «защитник» плебеев! Взгляните на него — ха-ха-ха! — издевался недавно избранный консулом Люций Кальпурний Пизон, указывая на Тиберия.
— Разве я не из плебейского рода? — возразил Тиберий.
— Но ты — нобиль…
— Даже больше — полупатриций! — прервал громовым голосом Сципион Назика.
— Верно ли, что ты посягаешь на собственность, которой владели наши отцы, — продолжал консул, — и хочешь передать лентяям и нищим наши земли? Говорят, ты хочешь разбогатеть на этом деле!
— Ложь! Никогда корысть не была моей целью! — вскричал Тиберий. — И, чтобы доказать это, я готов отдать свои земли. Ну, а ты… — обратился он к Люцию Кальпурнию Пизону, — ты, прозванный Честным, откажешься ли ты от своих вилл и полей…
Яростные возгласы сенаторов прервали его слова:
— Злодей! Разбойник! Пусть поразит тебя Юпитер!
Возвратившись на форум, Тиберий произнёс речь, обращённую против нобилей:
— Дикие звери, пожирающие плоды Италии, скот, пасущийся на лугах, — все они имеют свои норы, у них есть логово и место, куда укрыться. А люди, проливающие свою кровь за Рим, не имеют иной собственности, кроме дневного света и воздуха, которым они дышат. Не имея кровли, они блуждают со своими жёнами и детьми, как изгнанники…
Тиберий видел, как у плебеев разгораются глаза, сжимаются кулаки, как Мульвий что-то шепчет Титу, а Тит толкает в бок Мания, и они с угрозой поднимают кулаки.
— Военачальники обманывают людей, побуждая их биться за храмы богов, за могилы своих отцов, а между тем есть ли среди римлян хоть един, имеющий могилу или домашний жертвенник? За чужое мотовство, за чужое богатство сражаются и умирают они, эти люди, о которых говорят: «Они — владыки мира», и которые не владеют ни одним клочком земли…
Речь Тиберия была прервана грозными криками:
— Земли! Земли!
Когда шум утих, Тиберий обратился к народному трибуну Октавию:
— Что же ты молчишь, Марк? Скажи своё слово, народ ждёт его.
Румяное лицо Марка Октавия побагровело, глаза часто замигали. Не сказав в ответ ни слова, он быстро покинул форум.
Тиберий недоумевал: поведение Марка Октавия было для него непонятно.
Папирий Карбон, стоявший рядом с Тиберием, презрительно скривил губы:
— Тебя удивляет Марк Октавий? Не удивляйся: он владеет большим участком общественной земли, и ему жаль с ним расстаться. Я узнал, что вчера у него побывали сенаторы и просили, заклиная богами, наложить veto на твой законопроект. Марк Октавий сначала отговаривался, ссылаясь на дружбу с тобой, но, когда сенаторы опустились перед ним на колени, он согласился.
— Не может быть! — воскликнул Тиберий.
Однако Папирий Карбон оказался прав.
На другой день Тиберий внёс на обсуждение трибутных комиций свой законопроект, в котором предлагал посылать на общественные пастбища не более ста голов крупного и пятисот голов мелкого скота и иметь на своих землях только известное число рабочих из свободного сословия. Обращаясь к нобилям, он сказал:
— Не забывайте, что за деньги, потраченные на обработку отчуждаемых полей, вас должны вознаградить пятьсот югеров, оставляемых в вашу собственность, да ещё по двести пятьдесят югеров на двух сыновей, не вышедших из отцовской семьи.
Он приказал писцу огласить своё предложение, но Марк Октавий тотчас же наложил на него veto.
Поднялся шум.
Бледный, взволнованный, Тиберий крикнул:
— Я не понимаю тебя, Марк! Отчего ты испугался и наложил veto?
— Я нахожу, что для республики закон чреват большими потрясениями, — молвил Марк Октавий, избегая смотреть в глаза Тиберию. — Ты повторяешь предложение Лициния Столона и Лелия Мудрого…
Тиберий вспыхнул:
— А оно плохо?.. Стыдись! Разве так защищают права плебеев, ратуют за славу и могущество Рима?
— Я думаю, как и Сципион Эмилиан, о спокойствии республики, — нахмурился Марк Октавий. — Я не хочу, чтобы возникла вражда между сословиями, я не хочу…
— Замолчи!.. Я беру, квириты, это предложение обратно и вношу другое: «Пусть оптиматы немедленно откажутся от владений, которые они присвоили вопреки прежним законам».
— Да здравствует Гракх!
— Никто не может занимать больше пятисот югеров общественной земли, — заявил Тиберий, — поэтому все землевладельцы обязаны отдать излишки и нарезать из них участки беднякам, по тридцать югеров каждый.
