— Неужели так далеко? — прошептал больной.
— Не оставаться же нам было на том месте?!
— Да, да, конечно… я сам не знаю, что говорю! Как называется эта местность, где мы теперь находимся?
— Это асиенда дель-Пальмар, одна из самых значительных во всей Соноре.
— А давно мы здесь?
— Да уже тридцать три дня!
— Уж так давно! Что же должен обо мне думать почтенный владелец этой асиенды, так радушно открывший нам двери своего дома?..
— Он рад, что нам удалось спасти вас! Доктор Мартино считает ваше выздоровление чудом; он несколько раз говорил нам, что, если бы не кровь, так сильно хлынувшая у вас тогда, вы могли умереть.
— А кто этот доктор Мартино?
— Это здешняя знаменитость, врач француз, ухаживавший за вами, как за родным сыном!
— О, я должен его отблагодарить!
— Вы скоро увидите и его и владельца асиенды. Он удивительный человек — так нежен, заботлив и предусмотрителен!
— Какой же я неблагодарный! Я даже не спросил его имени!
— Зовут его дон Порфирио Сандос.
— Что? Дон Порфирио Сандос?! — воскликнул молодой человек. — Неужели?!
— Да!
— О, в таком случае я хочу!..
В этот момент дверь комнаты тихонько отворилась, и на пороге показался сам дон Порфирио с приветливой, ласковой улыбкой.
— Замолчите! — сказал он, прикладывая палец к губам. — Вы слишком много говорите для больного, дорогой гость мой; довольно того, что вы теперь знаете, что сам Господь привел вас сюда, а когда вы совсем поправитесь, и силы вернутся к вам, тогда мы поговорим, сколько вам будет угодно. До тех пор потерпите немного, а, главное, берегите себя, не утомляйтесь, не говорите много; доктор Мартино предписывает полный покой!
— Благодарю вас, кабальеро! Я постараюсь быть послушным! — отозвался больной с многозначительной улыбкой.
Однако, выздоровление дона Торрибио затянулось на целых два месяца, — так трудно ему было оправиться от страшного потрясения.
Во все это время дон Порфирио Сандос и доктор Мартино постоянно старались развлекать больного, разговаривая с ним о всяких пустяках, но тщательно избегая серьезного разговора.
Но вот настало время, когда юноша совершенно поправился; силы вернулись, и он чувствовал себя превосходно. Теперь уже дон Порфирио не имел предлога откладывать объяснения. И вот однажды по утру он вошел в комнату молодого человека — как раз в тот момент, когда дон Торрибио оканчивал свой туалет и отдавал приказание седлать коня.
— Вы хотите ехать, сеньор? — спросил асиендадо.
— Да, дорогой хозяин, хочу немного проехаться, — я чувствую потребность в свежем воздухе и думаю, что час-другой в седле не повредит мне.
— Конечно, прогулка верхом — это замечательно, тем более до завтрака! — смеясь, заметил дон Порфирио. — Вы хотите ехать один?
— Да, за неимением компании!
— Ах, вот как! Ну, а что, если бы я поехал с вами? Что вы на это скажите?
— Вы? О, это было бы прекрасно!
— Так вы согласны?
— Конечно! Пепе, скорее, друг мой, коней дону Порфирио и мне! Вот мы с вами теперь и поговорим! — сказал он, обращаясь к асиендадо. — Я имею столько сказать вам!
— Ну, не так много, как вы думаете, сеньор! — с улыбкой возразил его собеседник.
— Что вы хотите этим сказать?
— Пойдемте, лошади ждут нас! — оборвал разговор асиендадо.
Они вышли, сели на коней и вскоре очутились в открытом поле.
Некоторое время они ехали рядом, перекидываясь ничего не значащими словами; наконец въехали в густой лес, и асиенда совершенно скрылась у них из вида.
— Куда же вы хотите заставить меня ехать? — вдруг спросил дон Торрибио. — Вы, как я вижу, имеете какую-то определенную цель.
— Да, совершенно верно, вы не ошиблись, молодой человек! — ответил, улыбаясь, дон Порфирио. — Вы изволили выразить желание поговорить со мной, и я, сознаюсь, сгораю от нетерпения побеседовать с вами!
— Так в чем же дело? Мне кажется, что здесь, нам ничто не мешает объясниться.
— Мы, индейцы, люди предусмотрительные, молодой человек, и осторожные свыше всякой меры! Мы держимся того мнения, что две предосторожности лучше одной. А так как то, что мы имеем сказать друг другу, весьма важно и не должно быть услышано никем, то я, если позволите, приму в данном случае еще и третью предосторожность.
— Какую же, дорогой сеньор?
— Позвольте мне попросить вас доехать со мной до Серро-Пеладо — это всего в одной миле отсюда! С его вершины мы будем видеть всю местность на десять миль, так что никто не сможет приблизиться к нам без того, чтобы мы его не заметили. Вы сами знаете, что стены имеют уши, а деревья имеют не только уши, но и глаза; на высотах же нас слышит только один Бог, как говорят мудрые индейцы. Что на это скажете?
— Скажу, что они правы! — смеясь, отозвался молодой человек.
— Итак, прибавим рыси, и через четверть часа мы уже будем на вершине горы!
Действительно, менее чем за четверть часа наши всадники прибыли к горе. Стреножив лошадей подле большой копны душистого сена, они пешком поднялись на самую вершину. Здесь нашим героям нечего было опасаться, что их подслушают.
Серро-Пеладо — гора искусственная, создание рук человеческих, род теокали, то есть древнего храма, какие в Мексике можно встретить повсеместно. Внушительные памятники древности, оставленные, быть может, еще доисторическими племенами, среди степей и равнин этой страны, самое предание о которых не сохранилось до наших дней, — это таинственные грани и пределы их странствований, неизвестных нам. Мексиканцы, то есть коренные обитатели Мексики, воспользовались многими из них, построив на их вершинах храмы своим божествам. Эти храмы в эпоху завоевания Мексики были разрушены ретивыми католиками, и вместо них воздвигнуты часовни в честь Богоматери.
Быть может, и Серро-Пеладо таил в себе какой-нибудь подземный дворец или же целый ряд пещер, нагроможденных одна на другую. Но благодаря своему исключительному положению среди недоступного девственного леса до сих пор он был спасен от кирки и лопаты археологов и искателей сокровищ инков. И эта искусственная гора уцелела в том самом виде, в каком она вышла из рук своих таинственных строителей.
Тщательно осмотрев вершину во всех направлениях и удостоверившись, что нигде нет шпиона, который мог бы подслушать их, дон Порфирио Сандос уселся на обломок скалы, поросшей мхом, и, закурив маисовую пахитосу, обратился к дону Торрибио:
— Здесь, дорогой мой гость, одни орлы да грифы могут слышать нас! Мы можем говорить без опаски, но только нам следует, по возможности, быть краткими, потому что слишком продолжительное отсутствие наше на асиенде может возбудить подозрение!
