Макс проводит рукой по волосам, глубоко вдыхая, как будто пытается сосредоточиться.
— Как ты себя чувствуешь? — Резко спрашивает он, глядя на меня. — Физически, я имею в виду. Не то чтобы я не беспокоился о том, как ты себя эмоционально чувствуешь, но...
— Болит, — признаюсь я, краснея. — Немного болит. Но в остальном, нормально. Думаю, я оправилась от болезни, если это то, о чем ты спрашиваешь.
Он кивает.
— Хорошо, это важнее всего. Итак, что ты думаешь о завтраке и той верховой прогулке, которую я тебе обещал?
У меня перехватывает дыхание при мысли о еще одном дне с Максом, еще одном дне, проведенном в том же счастье, смехе и веселье, которые мы всегда разделяем, когда бываем вместе. Вот почему я сказала ему это, напоминаю я себе. Вот почему я положила этому конец, на этот раз, прежде чем он смог сказать что-нибудь о том, как он снова облажался… Чтобы не потерять все.
— Звучит забавно, — мягко говорю я, улыбаясь ему, и Макс отвечает мне тем же, но на его лице я вижу напряжение, даже если не думаю, что он этого хочет. — Давай сделаем это.
— Сначала позавтракаем, — говорит Макс, доставая мое платье и протягивая его мне. — Встретимся внизу минут через пятнадцать или около того.
Он поворачивается ко мне спиной, и вот тогда до меня по-настоящему доходит, что я натворила, эта часть наших отношений снова с дрожью прекратилась. Он бы сказал это, если бы я этого не сделала, говорю я себе, но от этого не становится менее больно, потому что я знаю, что Макс смотрит в сторону, чтобы не видеть меня обнаженной, и что он просит меня уйти, чтобы он мог одеться. Если бы мы были обычной парой, это не имело бы значения. Но это не так, так что это имеет значение.
— Увидимся внизу, — говорю я так бодро, как только могу, накидываю сарафан и сбегаю по лестнице, чтобы подняться в свою комнату.
Я одеваюсь для верховой езды: джинсы, свободную хлопчатобумажную футболку и ботинки, собираю волосы в высокий хвост, и стараюсь не думать о Максе этажом ниже, голом в своей комнате, и не гадать, думает ли он то же самое обо мне.
Внезапно мне приходит в голову, что однажды я могу встретить кого-то другого. Каким бы надуманным это ни казалось сейчас, и каким бы невозможным, что я когда-либо могла хотеть или любить кого-то, кроме Максимилиана Агости, правда в том, что однажды я вполне могла бы встретить кого-то, кто, по крайней мере, заставит меня чувствовать себя в безопасности и достаточно счастливой, чтобы иметь партнерство и семью, о которых я мечтаю.
Как же я тогда буду дружить с Максом?
Мне никогда не придется столкнуться с тем, что я увижу его с другой женщиной. Если он не нарушит свои клятвы и не попытается встать на путь становления другим человеком со мной, я ни на секунду не верю, что он сделает это с кем-то другим. Но однажды Максу, возможно, придется увидеть, как я делаю именно это. На самом деле, это то, к чему он подталкивал меня несмотря на то, что я уверена, что это разрывает его на части.
Я не могу представить, чтобы мужчина, с которым я строю это будущее, хотел, чтобы я оставалась так близка с мужчиной, в которого я когда-то была влюблена. Я не могу представить, чтобы Макс наблюдал за развитием этого будущего после того, что мы пережили, независимо от того, насколько сильно он может это поощрять.
Я собираюсь потерять его, несмотря ни на что.
У меня перехватывает дыхание, когда я представляю это. Но правда в том, что я понятия не имею, на что будет похожа жизнь, когда мы наконец вернемся в Нью-Йорк. Макс может решить поехать в Бостон, насколько я знаю, чтобы установить некоторую дистанцию между нами, мысль, которая ощущается как второй удар под дых.
Когда я спускаюсь, он уже на кухне, протягивает мне маффин и банан.
— Джиана хотела объяснений, почему никто из нас не был на завтраке, — говорит Макс с веселым блеском в глазах. — Я сказал, что у тебя болит голова, и я жду тебя.
Я беру еду из его рук, смех застревает у меня в горле.
— Обычно это повод отказаться от секса.
Мои глаза встречаются с глазами Макса, и я снова чувствую вспышку напряжения между нами, полностью вызванную признанием вслух того, что произошло. Так не должно быть, думаю я с тихим, расстроенным унынием. Я не должна чувствовать себя виноватой из-за того, что сказала вслух о том, что мы оба делали прошлой ночью. Дело не в том, что Макс старается заставить меня чувствовать себя плохо. Просто, рассматривая каждый раз, когда это происходит, как ошибку, мы всегда чувствуем себя лишними, как грязный секрет, в котором мы не можем признаться вслух.
Но обойти это невозможно.
— Мы можем поесть и прогуляться, — говорит Макс, направляясь к задней двери. — Или, скорее, поесть и сесть за руль. Сейчас на улице хорошо, но есть определенная вероятность, что позже сегодня пойдет дождь.
— Это было бы впервые с тех пор, как я здесь. — Я откусываю от булочки с корицей, следуя за Максом к машине, которая припаркована на том же месте, что и в прошлый раз.
— В это время года это случается нечасто. — Макс заводит машину, бросая на меня взгляд, когда мы выезжаем на узкую извилистую дорогу, ведущую через поместье к конюшням. — На самом деле, я думаю, это довольно приятно, когда это происходит. Мне нравятся грозы.
— А я… не знаю. — Я хмурюсь, откусывая еще один кусочек маффина. — Я никогда по-настоящему не задумывалась об этом.
— Что ж, может быть, у тебя будет шанс узнать сегодня. — Макс небрежно улыбается мне, доедая последние кусочки своего маффина, когда мы приближаемся к конюшням.
— Ты должен убедиться, что у меня все нормально, — нервно говорю я ему, когда мы входим, вдыхая запах сена и меха. — Не забывай, я никогда раньше этого не делала.
— Не волнуйся. — Макс ободряюще улыбается мне. — Я собираюсь посадить тебя на Бэзила. Нет жеребца тише, он все еще может идти в ногу, или, по крайней мере, мог, когда я был здесь в последний раз.
Я чувствую, как страх начинает скручиваться у меня в животе, когда Макс выводит лошадей из стойл, понимая, что очень скоро я окажусь гораздо выше в воздухе, чем раньше, верхом на капризном животном, совершенно не заботясь о своей личной безопасности. Но я не собираюсь сейчас сдаваться, и вместо этого я сосредотачиваюсь на Максе, наблюдая за его быстрыми, уверенными движениями, когда он ставит лошадей в то, что он называет шпалами, быстро расчесывая их.
— Вот, — говорит он, протягивая мне мягкую круглую кисточку. — Аккуратно проведи ею по Бэзилу. Дай ему немного привыкнуть к тебе, пока я подправляю Чайм. Вы двое можете лучше узнать друг друга.
Я не совсем уверена, что готова узнать большого рыжеватого жеребца, который стоит там и смотрит на меня с такой же неуверенностью, в которой я уверена. Тем не менее, моя решимость не показывать слабость побеждает. Я медленно подхожу к Бэзилу, пока Макс возвращается к своей лошади, высокой, коренастой, в серебристых яблоках, с белой звездой на морде, и нежно похлопываю его по шее.
— Хороший мальчик? — Я нерешительно пробую, и Бэзил издает низкий хныкающий звук, вытягивая шею, чтобы ткнуться в меня носом. По какой-то причине этот жест скорее расслабляет меня, чем пугает еще больше. Я чувствую небольшой прилив уверенности, проводя щеткой с мягкой щетиной по блестящей шерсти Бэзила и ожидая, когда Макс придет и поможет мне со следующими шагами.
— Похоже, вы двое поладили, — с ухмылкой говорит Макс, перекидывая седло. — Ну вот, сейчас я тебя пристегну. Возможно, ты смогла бы сделать это сама, попрактиковавшись, но я не хочу рисковать этим сегодня. Тем более, что нам нужно сразу отправиться в путь, если мы хотим добиться полного успеха.
— Со мной все в порядке, — со смехом говорю я Максу, отступая, когда он начинает седлать Бэзила. Верховая езда или мужчина, знакомый с ней, никогда не попадали в поле моего зрения, но уверенность, с которой движется Макс, возбуждает так, что я никогда не ожидала. Я не могу перестать смотреть, как его широкие руки с длинными пальцами мастерски пристегивают седло, и в то же время вспоминать, как эти руки двигались по моему телу с такой же уверенностью, несмотря на его неопытность, как нежно они прикасались ко мне.
