— Наверное, нам стоит вернуться, — наконец говорит Макс, и в его голосе звучит некоторая неохота, когда он смотрит на небо, где облака надвигаются все ближе. — Я не думаю, что ты хочешь попасть под ливень.
Про себя я думаю, что меня бы устроил ливень, главное, чтобы это было с Максом. Но я подталкиваю Бэзила локтем в том направлении, куда они с Чайм направляются, набираясь смелости немного ускорить шаг, когда мы возвращаемся к конюшням. Это прилично большое расстояние, и мы едем в дружеском молчании, напряжение между нами немного рассеялось. Мне снова напоминают о том, как сильно я просто наслаждаюсь обществом Макса, как сильно я хочу сохранить его в своей жизни, в любом возможном качестве, чем я была бы готова пожертвовать, чтобы он чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы сделать это.
Зачем мне хотеть ехать куда-то еще, когда у меня здесь есть так много того, что я люблю? Макс, кажется, склонен к мысли, что я заслуживаю свободы, приключений и будущего, свободного от опасностей, присущих только миру, в котором живут такие люди, как он и Виктор, но все, кого я люблю, являются его частью. Я не хочу начинать все сначала, и в глубине души я чувствую вспышку негодования при мысли о том, что я должна выбирать что-то другое, кроме того, что хочу для себя ... даже если это что-то отличное от того, что, по мнению других, я должна делать.
К тому времени, как мы возвращаемся в конюшню, облака становятся тяжелыми и темными, и когда мы спешиваемся и Макс начинает помогать мне распаковываться, начинают падать капли дождя.
— Нам придется бежать к машине — мрачно говорит он, как только мы причесываем лошадей и возвращаем их в стойла. Дождь льет как из ведра, а он стоит в дверях конюшни, щелкая ключами, чтобы отпереть машину, чтобы мы могли запрыгнуть внутрь. — Готова?
Я киваю, и мы вместе выбегаем за дверь. Хихиканье срывается с моих губ, когда мы пригибаемся и бежим под дождем, лицо Макса искажается от явного возмущения. Мы оба промокли насквозь к тому времени, как забираемся в машину, и он трясет головой, как мокрая собака, отчего капли летят с его теперь прилизанных темных волос, из которых выпали все завитки.
Он осторожно ведет машину обратно к дому, дворники летают туда-сюда, дорога уже стала скользкой. Когда он подъезжает к дому и заглушает двигатель, он выпрыгивает и обходит мою дверь, прежде чем я успеваю ее открыть.
— Я в порядке. Мне не нужна помощь…а! — Я вскрикиваю, когда мой ботинок попадает в грязь, и я поскальзываюсь, чуть не падая прямо на задницу. В последние мгновения я чувствую, как руки Макса хватают меня за руки, подтягивая вверх, и я падаю вперед, почти падая в его объятия, пока мы стоим под дождем, с каждой секундой промокая все больше и больше.
Он смотрит на меня сверху вниз, моргая от воды, стекающей ему на лицо, его руки все еще сжимают мои предплечья. Внезапно я отчетливо осознаю, как моя футболка прилипла ко мне, приклеилась к моей коже, волосы прилипли к лицу, мы оба промокли насквозь. Макс снова смотрит на меня сверху вниз с тем же непроницаемым выражением, его взгляд скользит вниз, к моим губам. На одно дикое мгновение все, что я решила этим утром, улетучивается, а мое сердце подскакивает к горлу… А затем он отстраняется, обхватывает мою руку своим локтем и поворачивает нас к дому.
— Давай, я позабочусь, чтобы ты не упала! — Кричит он сквозь раскаты грома. Мы вместе бежим к задней двери, скидывая грязные ботинки в прихожей, и оба заливаемся смехом, промокшие до нитки.
— Мне было интересно, когда вы двое снова появитесь.
Мы с Максом оборачиваемся, все еще затаив дыхание и хихикая, и видим Джиану, стоящую в дверях, ее губы кривятся от юмора, замаскированного под неодобрение.
— Кое-кто ждет тебя в официальной гостиной, — добавляет она.
Я проглатываю остатки своего смеха, в замешательстве поглядывая на Макса, когда вижу, как он выпрямляется, сдвинув брови.
— Дай мне только переодеться, и я приму его в своем кабинете.
Джиана поджимает губы, ее лицо старательно остается непроницаемым, когда она качает головой.
— Он очень настаивал на том, чтобы увидеть тебя, как только ты войдешь, и он здесь уже некоторое время. — Она колеблется. — Тебе лучше встретить его сейчас, родной.
Макс хмурится еще сильнее.
— Я не могу сначала переодеться в сухое?
Джиана бросает на него многозначительный взгляд, и Макс вздыхает, глядя на нее с прищуренным любопытством, от которого у меня внезапно возникает тревожная пустота в животе. У меня такое чувство, что кто бы ни ждал Макса, ко мне это не имеет никакого отношения. Я могу подняться наверх и переодеться в промокшую одежду, но ловлю себя на том, что следую за Максом, который раздраженно шагает в сторону официальной гостиной.
Если он и заметит, что я отстаю, то ничего не скажет.
— Сюда, — говорит Джиана, открывая дверь. — Максимилиан, родной…
Что бы она ни собиралась сказать, она замолкает, когда мы заходим внутрь, и я вижу, как напрягается спина Макс. Он останавливается как вкопанный на другой стороне комнаты, вдали от мужской фигуры, стоящей лицом к окнам, а я нервно топчусь у него за спиной.
— Артуро? — Голос Макса хриплый, гулкий от шока, и я чувствую себя так, словно нахожусь в какой-то анимации, смотрю со стороны, как человек у окна медленно поворачивается к нам лицом.
Он, необычайно красив, как модель, с гладким, точеным лицом, стильно подстриженными черными волосами и сверкающими зелеными глазами с золотыми крапинками, которые могли бы заставить любую женщину остановиться, если бы они были обращены к ней. Он стоит там, небрежно засунув руки в карманы, его худощавое мускулистое тело обтягивают потертые джинсы и черная футболка, которые на нем надеты, его взгляд устремлен прямо на Макса.
— Ну что ж, — говорит незнакомец с сильным итальянским акцентом. — Рад видеть тебя после стольких лет, брат.
13
МАКС
Мне требуется некоторое время, чтобы хотя бы заговорить, такая какофония мыслей проносится в моей голове.
Как он здесь оказался?
Почему он здесь?
Я никогда не был параноиком, но это пронзает меня в тот момент, когда мой младший брат, теперь взрослый и стоящий в доме, который технически мой, поворачивается ко мне лицом с блеском в глазах, который я слишком хорошо узнаю.
В детстве Артуро был возмутителем спокойствия, причиной проказ, тем, кому, казалось, доставляло удовольствие злить нашего отца и заставлять нашу мать дико колебаться между отчаянием и нянчиться с ним. Кинозал, который я показал Саше, был создан для него, брата, единственной обязанностью которого было принять сан священника в восемнадцать лет и соответствовать семейной традиции, в то время как наш старший брат принял мантию наследника, а я взял на себя некоторые аспекты семейного бизнеса. Конечно, он этого не сделал. И я не видел его с тех пор, как он сбежал в Милан, больше лет назад, чем я могу сейчас сосчитать.
Я и представить себе не мог, что он появится ни с того ни с сего, когда мои попытки связаться с ним остались совершенно без ответа. В сочетании с рассуждениями о том, почему мы с Сашей вообще прячемся здесь, во мне мгновенно зарождается параноидальное подозрение, и я, прищурившись, смотрю на него.
— Ты мог бы сначала позвонить.
Глаза Арта расширяются, и он театрально прижимает руку к груди.
— Ты ранишь меня, брат. Правда? Неужели я не могу сделать сюрприз своей семье, единственной, которая у меня осталась?
— Даже телефонный звонок был бы сюрпризом. — Я стискиваю зубы, разочарованный этой новейшей разработкой. — Тебя долго не было, Арт. Тебя даже не было на похоронах. Ни на одних из них.
Экспрессия Арта немного ослабевает.
— Я знаю. Но ты не видишь мою сторону вещей, не так ли, Макс? Если бы я пришел на похороны нашей матери, меня бы заперли в подвале, прежде чем наш отец позволил бы мне снова сбежать.
