«Только тот, кто играл с этим гениальным шахматистом, знает, какой он был маг и волшебник на 64 полях шахматной доски. Фигуры в его руках превращались в живые существа, преподносившие противникам совершенные неожиданности. И при этом сюрпризы сваливались на голову врага, как гром среди ясного неба в любой стадии игры, даже когда на доске оставалось считанное число фигур. Генуэзское сидение, несомненно, дало для моего шахматного развития больше, чем последующие годы игры с рядовыми противниками.
Между тем парохода все не было, и те, кто имел средства, уезжали более дорогим северным маршрутом. Так уехали Сабуров и Алехин».
Их путь в Петроград лежал через Лондон, Стокгольм. В столице Швеции Алехин 20 октября дал сеанс одновременной игры на 24 досках: в 18 партиях он победил и в двух проиграл.
В конце октября Алехин и Сабуров вернулись в Петроград. Вскоре Александр был уже в Москве.
И вот 5 ноября 1914 года он появился среди публики. К тому времени Московский шахматный кружок покинул помещения Охотничьего клуба, оборудованные под лазарет, и перебрался в небольшой зал Коммерческого училища Плестерера, находившегося на Арбатской площади напротив храма Бориса и Глеба.
В тот день в небольшом зале кружка было шумно, а за шахматными досками уже сидели 33 счастливчика, успевшие заблаговременно попасть в заветный список участников сеанса одновременной игры с маэстро. Вот несколько выдержек из интересных воспоминаний Владимира Ильича Нейштадта, ставшего впоследствии литератором и переводчиком, а в то время шестнадцатилетнего гимназиста, участника этого сеанса.
«Гул разговоров все нарастал, играли «блиц», громко стуча фигурами, — и вдруг наступила тишина. Вошел Алехин. И тут же тишина сменилась взрывом аплодисментов. Алехин был уже тогда любимцем Москвы, и хотя он в 1910 году переселился в Петербург (для продолжения образования), москвичи считали его земляком.
Алехин несколько смущенно поклонился и сказал слегка охрипшим голосом:
— Кажется, я не опоздал? Извините, я немного нездоров, вот хриплю даже, и голова болит, но играть, конечно, буду. Давайте начнем.
И через минуту-другую он пошел с молниеносной быстротой двигать фигуры по доскам. Вернее, он их не двигал, а как-то швырял, но они удивительно точно прилипали к нужному полю. При этом я сразу обратил внимание, как хищно его рука с полусогнутыми пальцами нацеливалась на фигуру. Было вообще что-то ястребиное во всей его повадке. Иногда, задумавшись на несколько секунд, он держат нацеленную руку на весу, причем двигал и снимал фигуры то правой, то левой рукой, особенно если следовала серия ходов.
Но было видно, что он нездоров и только большим усилием воли перемогает свое нездоровье. Иногда, он морщась, прикладывал руку к виску, потирая лоб…»
Давая сеанс, Алехин не понукал, не торопил игравших, давал им возможность переменить сделанный ход, а после окончания сеанса охотно анализировал наиболее интересные позиции.
Результаты того сеанса были весьма скромными для Алехина, если не сказать больше. Но он был явно нездоров, и к тому же, как вспоминал В. И. Нейштадт, «в числе его противников была чуть ли не вся первая категория Москвы. Деньги, полученные за сеанс, Алехин отдал в пользу раненых солдат. Руководители шахматного кружка выразили ему за это благодарность. Алехин отмахнулся от благодарности…»
А потом случилось довольно редкое явление — четыре дня с 7 по 10 ноября в Московском шахматном кружке длилась консультационная партия А. Алехина и В. Ненарокова против О. Бернштейна и Б. Блюменфельда. Такого упорства от них никто не ожидал. Победили все-таки белые, руководимые Алехиным и Ненароковым.
Затем 15 ноября Алехин побывал в Серпухове, где в сеансе одновременной игры на 38 досках взял верх в 32 и проиграл 4 партии.
Будучи в Москве, Александр, естественно, не раз посещал редакцию журнала «Шахматный вестник», переехавшую в октябре 1913 года с Садово-Спасской улицы, 19 в Гранатный переулок, 2. Говорили с братом Алексеем, как преодолеть возникшие сложности в издании, что следует публиковать полнее.
Навешал Алехин и других родственников, знакомых.
Приехав в Петроград, Александр явился в министерство, к которому был причислен, но никаких конкретных заданий не получил. Возобновил работу над анализом шахматных партий из недавно состоявшихся соревнований. 7 декабря дат сеанс одновременной игры в Петроградском Шахматном Собрании, по-прежнему находившемся на Литейном проспекте, 10. Результат оказался отменным — в двадцати партиях выиграл и лишь одну проиграл. Деньги, поступившие от сеанса, по просьбе Алехина, были направлены в пользу русских шахматистов, томившихся в немецком плену. На следующий день он снова выступил с сеансом на 30 досках в шахматном кружке Политехнического института. Студенты оказали больше сопротивления и, проиграв сеансеру 22 поединка, сумели в 6 партиях вынудить его сдаться. Сбор от сеанса, по инициативе Алехина, был передан в пользу их же студента — П. Романовского, также пока находившегося в плену.
В январе 1915 года в Петрограде состоялась консультационная партия. Белыми фигурами играли Е. Зноско-Боровский и Б. Коялович, а черными — А. Алехин и Н. Терещенко. Встреча закончилась победой черных и была опубликована с примечаниями Александра во втором номере журнала «Шахматный вестник». Комментируя партии, Алехин неустанно подчеркивал необходимость конкретной оценки позиций. Об этом гроссмейстер говорил и 22 февраля участникам матча между студентами Института гражданских инженеров и Политехнического института при присуждении двух неоконченных партий состязания.
Вскоре после этого Александр Алехин переехал в Москву и поселился вместе с отцом и братом Алексеем в квартире, снятой ими в Гусятниковом переулке, в доме № 11. Она была намного роскошнее арбатской, в Никольском переулке. Тут, по воспоминаниям Н. П. Целикова, шахматиста первой категории, он много играл консультационных партий против Александра Алехина. Сражения за шахматной доской происходили в большом салоне и длились с 9–10 часов вечера до 4 часов ночи. Лакей в белых перчатках приносил на серебряном подносе чай с пирожными, почту.
Продолжавшаяся война побуждала Алехина искать пути личного участия в грозных событиях. Мы уже знаем, что от службы в армии он был освобожден по состоянию здоровья. Следовало найти другие формы своей причастности к фронту.
В Москве Александр побывал на Пресне, в Большом Трехгорном переулке, где один из двух особняков Прохоровых — более обширный, двухэтажный — занимал тогда лазарет для раненых воинов. Прохоровы помогали госпиталю необходимым оборудованием, бельем, медикаментами, продуктами питания, оказывали лично посильную помощь в организации лечения. Это не могло не произвести большого впечатления на Александра. Возможно, тогда же он узнал, что осенью 1914 года его престарелый дед — Иван Ефимович Алехин и невестка его младшего сына Константина — Анна Константиновна Алехина, проживавшие в Воронежской губернии, награждены нагрудными знаками Красного Креста. Это было поощрение их помощи действующей армии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
