Он продолжал идти, едва заботясь о том, что любой неверный шаг может вызвать из-под земли огонь, который разорвет его на куски. Сэр Макин преследовал его в снах большую часть года. Постоянно приближаясь − то там слушок, то сям − по его следу тянулась цепочка смертей, каждая страшнее предыдущей. И вот теперь... Горлан чувствовал себя заново родившимся. Он пожалел о нападении на усадьбу почти сразу же, как только они уехали из долины. Его отец велел ему убедить Макина Борту уйти. Каким-то образом ситуация вышла из-под контроля, и очень быстро. Он даже не слезал с лошади, но это его копье пронзило жену Макина. Кровавый день − но, наконец-то, он закончился.
Солнце окрасило кровью холмы на востоке, и туман отступил, словно его вдохнули. Земля стала сухой и каменистой, вересковые пустоши уступили место зарослям можжевельника. Отыскивать отпечатки копыт стало труднее, Горлан пригибался к земле, изучая каждый травянистый участок.
− Привет. − Лезвие ножа скользнуло под подбородок, на затылок легла чья-то рука.
− Подожди! − Горлан замер. Голос принадлежал женщине, ее губы почти касались его уха. − Он же сказал, что не станет...
− О, мужчины много чего говорят, особенно благородные. Монашки тоже любили обсудить все по сто раз, прежде чем приступить к трапезе. Прискорбно, что наш орден не принял обет молчания. Я называю это перемудрить.
− Пожалуйста, не надо. − Холодное лезвие прижалось к его горлу. − Твоя мать...
− Я охотилась за тобой не из-за нее, − засмеялась она. − Дело в том, что тебя очень трудно было найти, Горлан. Я проскакала тысячу миль в поисках тебя и твоих товарищей, и мне это не очень понравилось. − Пальцы в волосах Гордона сжались. − Боюсь, что не сегодня завтра этот добрый человек скажет: «Я передумал. Приведите Эллен. Мы выследим этого Горлана и на этот раз убьем его как положено».
− Вы никогда больше обо мне не услышите. Клянусь именем своей ма...
Эллен дернула рукой и сильно сжала голову Горлана. Лед обернулся огнем, и тепло залило его грудь.
− А я скажу: «Я могу избавить вас от этого путешествия, сударь, потому что освободила юношу от его грехов еще тем утром». − Эллен позволила Горлану упасть на жесткую землю. − Кроме того, не стоит взывать к имени своей матушки, когда имеешь дело с женщиной, чью собственную мать ты уложил в могилу. Ты украл у меня этот лакомый кусочек мести, а воровство − это грех. В данном случае смертельный.
Горлан не чувствовал боли, только сожаление, его руки и ноги, казалось, парили, голос удалялся.
− Но я скучаю по ее супам. Только за одно это я перерезала бы тебе горло, раз уж нашла. Некоторые мужчины жаждут мести, но она не приносит им никакого удовлетворения. А что же мне? Мне нравится вкус. Это чувство тепла и насыщения, как от доброй миски горячего куриного супа. − Она почмокала губами. Последнее, что видел Горлан, когда она направилась прочь, был каблук ее левого башмака.
Примечание. Месть является темой всех книг Разрушенной Империи. Здесь мы видим, что Анкраты не имеют исключительных прав на нее. Йорг в этом плане отличается необузданностью. И хотя каждый шаг на этом пути полон соблазнов, он может завести вас слишком далеко. Жажда мести − это такое состояние, при котором умение сдержаться является единственным реальным выходом из ситуации.
Достойное имя
Рубцы имени продолжали жечь его шею и плечи. Солнце палило его, как палило всегда, как и будет палить до тех пор, пока, наконец, не наступит день, когда племя сложит его кости в пещерах рядом с останками предков.
* * *
Молодой человек крепко держал свое имя, не желая обозначать его даже движением губ. Он обрел это имя, как и право называться мужчиной, в жару и пыли призрачной равнины, куда Длинный Палец отвел его безымянным ребенком. Обратную дорогу он нашел сам, истекая кровью, сочившейся из тысячи ран от шипов. Длинный Палец сделал ему татуировку колючками куста каски. Со временем шрамы потемнеют, и рисунок, черный на коричневом, известит весь мир о том, что он человек из племени хакку.
− Пылающий Камень, принеси мне воды, − приподнялся под своим навесом Разбитая Миска, когда Пылающий Камень приблизился к деревне весь в пыли от долгого перехода.
Разбитая Миска сторожил свой скот, большую часть времени не слезая с удобного гамака под навесом. Иногда сюда приходили покупатели. Жуя бетель[2], пока рот совсем не покраснеет, и сплевывая в пыль сок, они по полдня торговались, облокотившись на сплетенную из прутьев изгородь, прежде чем уйти с коровой, двумя, тремя, а Разбитая Миска возвращался в свой гамак со множеством раковин каури[3], которые потом жены вплетут ему в волосы.
− Я уже взрослый. Найди мальчишку, чтобы таскал тебе воду. − Пылающий Камень знал, что Разбитая Миска будет его испытывать. Многие мужчины, только что получившие этот статус, по-прежнему были у него на побегушках, словно все еще оставались мальчишками. Разбитая Миска носил свои шрамы, может, всего-то лет пять, но он был богат и мог в одиночку завалить на землю корову, когда приходило время пустить ей кровь. Кроме того, его отец командовал воинами.
− Не заставляй меня бить тебя, малыш. − Разбитая Миска выскользнул из гамака и встал в полный рост − высокий, мускулистый, шрамы чести тянулись на обоих плечах чуть ли не до локтя.
− Я не заставляю. − Пылающий Камень много лет носил воду для Разбитой Миски и был его «малышом». Но он больше не маленький и не станет таскать из колодца тыкву с водой. На призрачной равнине Длинный Палец испытал его, чуть не угробив, продержав без воды так долго, что он увидел скрывающихся в пыли духов. Исколов так сильно, что он перестал чувствовать боль.
Разбитая Миска повертел головой на мощной шее и зевая развел руки в стороны:
− Не глупи, Пылающий Камень. Юноши всегда носят мне воду. Когда ты будешь сражаться в рядах воинов, когда твое копье обагрит кровь хеша или ты намотаешь на запястье волосы Змеиного Жала, юноши и тебе будут носить воду.
− Ты сам еще молод, Разбитая Миска. Я помню, как ты вернулся со шрамами. − Сердце Пылающего Камня колотилось в груди. Рот пересох, и слова приходилось просто выдавливать, подобно тому, как охотники вытаскивают из норы укрывшегося там эбру. Он знал, что следовало бы склонить голову и принести воду, но шрамы жалили и его истинное имя вибрировало на губах.
Разбитая Миска топнул ногой, подняв пыль, и это был не просто ритуал демонстрации гнева − в его налитых кровью глазах горели неподдельные эмоции. В загоне для скота на шум обернулись двое мужчин из деревни Коша. Из тени ближайших хижин выбежали малыши, дети постарше спешили следом. Где-то за длинным домом прозвучал свист.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
