— Слышь, а почем это, у юннатов?
— Ну, я точно не знаю. Хочешь, сходим, спросим?
— Хочу.
У юннатов шло занятие, о чем свидетельствовала надпись на электронном табло над дверьми: «Не входить. Идет урок». Правда, в большое стеклянное окно от пола до потолка было видно, что там происходит. Рядом с дверью был небольшой динамик, из которого слышен веселый голос молодой, в кокетливой прическе, училки:
— Вы уже знаете: крысы, которым в те центры мозга, которые ведают счастьем, вживили электроды, готовы тысячи раз, забыв про сон и еду, нажимать педальку, подающую ток на эти контакты. Обычно об этом говорят к тому, что удовольствия, в том числе зрелища, при манипулировании массами порой даже важнее хлеба, то бишь, голода. Если вы покажете толпе врага и дадите его разорвать, она простит вам недостаток пищи.
Гораздо реже вспоминают, что помимо центров рая, в мозгу есть и центры ада. Московские психологи ставили в клетку к крысам две автопоилки: одну с обычной водой, другую — с водкой, разбавленной молоком. Пока все шло нормально, животные пили только воду. Но когда начали подавать ток на электроды, вживленные в центры ада, крысы сразу переходили на водку — спасались от душевных мук. Они очень быстро становились алкоголиками, пили водку и после того, как переставали раздражать зону ада в мозгах. И только после того, как раз за разом воздействовали на их центры счастья, животные возвращались к нормальной воде. Какие выводы можно из этого сделать? Ну, скажи, Шкандыбин? — она кивком пригласила ответить стеснительного кудрявого мальчика.
— Я думаю, — сказал тот, — что чем примитивнее человек, тем скорее он, если у него стресс или фрустрация, прибегнет к алкоголю.
— Ну, это на поверхности. А какие из этого практические выводы можно сделать, а, Бадалка?
Встала мордастенькая, похожая на отличницу девочка и громко заявила:
— На пьяницу ни в каком деле положиться нельзя. Я бы за такого замуж никогда не вышла!
Сидевшая рядом с ней худышка в роскошном платье хихикнула:
— А где ты сейчас непьющего найдешь? У всех стресс, все и пьют!
— Тише, Дмитрохина. Скажи ты, Лугачев.
— Нужно, чтоб всегда была дешевая водка. И пусть желающие снимают стресс. Это лучше, чем восстание неудачников против тех, кому в жизни повезло.
— Но это же ведет к массовому алкоголизму! — возмутилась Бадалка.
— Ну и бог с ним, — отмахнулся Лугачев. — Зато меньше станут бунтовать.
— Интересная мысль. Это ты сам догадался? — спросила учительница.
— Нет, это мама говорит: не запретили бы водку, СССР до сих пор бы существовал.
— Верно подмечено. Молодец, что к месту вспомнил. Получаешь десять шишек. Еще Екатерина II говорила, что пьющим народом легче управлять. Поэтому в середине позапрошлого века, когда крестьяне громили кабаки и не давали в их селах торговать спиртным, их расстреливали из пушек, как самых опасных бунтовщиков.
— Жалко людей, — сказала девочка со смешными косичками.
— Жалко, Андропович? А себя, своих родных, когда попрут на них трезвые неудачники, тебе не жалко? — удивилась учительница.
Ивану стало скучно: эти ученики все такие умные-занудные, все знают, на все у них готов ответ. Пьяных он не любил, и слушать о них просто не имело смысла. Пустая Трата времени! Ванька потянул провожатого за рукав и увел от прозрачной стены:
— Не, мне это неинтересно. А где тут у вас платят больше всего?
— Как где? В дирекции конечно!
XXIII
Ольга Белова стояла у высокого окна офиса Фонда Реставрации и смотрела на два встречных световых потока фар на дне улицы. Снизу доносилось урчание моторов, скрип тормозов, гудки нетерпеливых водителей и шум толпы, сильно приглушенные тройным стеклопакетом. Лакированные крыши машин сверкали в свете вечерних фонарей, их пассажиры спешили куда-то, на что-то надеялись, радовались жизни. Все, кроме нее, Ольги.
Она только что ознакомилась со справкой о доходах и расходах Фонда за третий квартал текущего года. И последних, то есть раходов, было гораздо больше, чем первых, то есть доходов. А Шмидт при этом как ни в чем ни бывало сидит за столом Белова и играет на его компьютере в какую-то стрелялку, ушел с головой в киберпространство. Нет его здесь. Вот эта способность мужиков играть в свои игрушки, когда мир рушится и не понятно, что будет завтра, приводила ее в бешенство. Да еще включил звук на полную мощность. И Белов был точно такой же!
— Что ты собираешься делать? — спросила она, не оборачиваясь.
Молчанье было ей ответом. Да еще взрывы, выстрелы, хрипы и стоны несчастных монстров.
Она повернулась и уставилась на Митю тем тяжелым взглядом, от которого у того сразу портилось настроение.
Но с недавних пор ему стало плевать, что она им недовольна. И как ни странно, это ее к нему и притягивало. Избалованная Ольга никак не могла понять, как это она может кого-то оставить равнодушным?!
Но еще больше ее беспокоило собственное финансовое положение. Когда Белов был рядом, она могла говорить о том, что на деньги и роскошь ей плевать. Но сейчас, когда вокруг не было заметно желающих из всех сил ей услужить, ее мироощущение несколько изменилось. И не потому, что она стала корыстолюбивой. Для этого тоже нужен определенный характер, которым Ольга не обладала. Просто срабатывал простой рефлекс: то, что кажется не очень нужным, пока оно есть, становится крайне необходимым, когда это отбирают для кого-то другого.
А ее Митю, того самого немногословного услужливого Шмидта, который еще недавно готов был целовать ей ноги, точно подменили. Судя по справке, он тратит безумные деньги на собственную охрану и гораздо меньше уделяет внимания делам Фонда.
— Ну что ты молчишь? Ты собираешься хоть что-нибудь делать? — спросила она снова более требовательным тоном.
Шмидт будто не слышал: он воевал с монстрами. Тогда Ольга подошла к блоку питания компьютера и выдернула вилку из розетки… Словно очнувшись, Шмидт закинул руки за голову, потянулся и лениво спросил:
— А ты хочешь что-то делать? Пожалуйста. Проблем хватает. Налицо организованный накат на все наши филиалы. Таможня задержала наши вагоны с металлом. И не известно, куда делся наш состав с холодильниками и кондиционерами. Банк напутал со счетами, и нечем смазать таможню и забашлять железнодорожников. Еще? Кабан набрал силу и снова вышел на тропу войны. Он наезжает на наши точки по всей Москве! Вот… — Шмидт выдвинул ящик стола, достал-из него пистолет и, положив на стол перед собой, пододвинул к Ольге. — Вот, возьми. Это на тот случай, если решишь Кабана загасить. Белов бы именно так и поступил. Еще? Подрядчик должен нашу долю от дома на Краснохолмской, но он клянется, что все забрали Тушковские и менты. Поедешь разбираться? Тачка — у входа, броник — в шкафу, пистолет у тебя уже есть.
— Как тебе не стыдно! — пустила Ольга в ход главный козырь. — Кто из нас мужчина?
— И в самом деле, — удивился Шмидт, — кто тут мужик? Неужели я? Тогда, значит, ты — женщина?! Тогда чего рот открываешь, пока тебя не спросили? Ты уж определись, дорогая. Если-ты главная, то — разруливай ситуацию сама. А если нет, то умолкни и жди, когда взрослые дяденьки что-нибудь придумают. Если все так плохо, незачем было покупать эту чертову скрипку, — Дмитрий уже не первый день пенял ей за это более чем несвоевременное приобретение, а ей нечего было возразить. Она все-таки купила ee.
Ольга замолчала. Ей было известно, что в США ежегодно создается примерно шестьсот тысяч фирм. Затем в течение года около четырехсот пятидесяти тысяч из них — разоряются. И это в Соединенных Штатах, где дети с искусственным молоком из пластиковой бутылки, поскольку американские матери берегут форму груди, усваивают рыночные заповеди.
А в России, где маркетинг все еще существует на уровне «не обманешь — не продашь, не обвесишь — не заработаешь», разоряются почти девяносто девять процентов вновь образованных фирм. Жесткий естественный отбор в действии.
