Отец Женни, подруги детских лет Карла, Людвиг фон Вестфален, хорошо знал Генриха Маркса. Более того, они дружили семьями, благо жили в нескольких минутах ходьбы друг от друга.
У Карла в его гимназические годы были тесные дружеские отношения с младшим братом Женни, Эдгаром фон Вестфаленом, а старшая сестра Карла – София, была подругой Женни.
Кроме того Карл очень часто бывал в доме Вестфаленов и был любимцем Людвига. Надо сказать, что фон Вестфален (как и Генрих Маркс) являлся либералом, увлекался поэзией, знал наизусть как по-английски, так и по-немецки большие отрывки из драм Шекспира, любил «Илиаду» и «Одиссею» Гомера. Как ни странно, но именно в его доме Карл впервые услышал об идеях Сен-Симона.
Надо сказать, что хотя помолвка между Карлом и Женни состоялась, о ней знали немногие. Семья Вестфаленов лишь через полгода узнала о ней, и только ещё через пол года дала своё согласие на неё, которое означало, однако, что свадьба состоится лишь после завершения Карлом учёбы. Всё это лишний раз напомнило ему кто он такой, и заставило, судя по всему, сыграть на чувствах Людвига фон Вестфалена.
Дело в том, что мать Людвига – Женни Питароо (в честь которой, очевидно, он назвал дочь) принадлежала к старому шотландскому роду Аргайлей. А отец был всего лишь чиновником при дворе герцога Брауншвейгского. Во время Семилетней войны он встречает в лагере герцога молодую шотландскую аристократку Жени Питтароо и они влюбляются друг в друга. Но так как тогда они ещё не были равны, то помолвка проходит тайно. И лишь после того как герцог Брауншвейгский (руководивший военными операциями на западной границе Германии против маршалов Людовика XV) сделал отца Людвига своим тайным советником и секретарём, а потом бароном и фельдмаршалом, они поженились.
Повторив фокус с тайной помолвкой и зная, какого высокого мнения о его способностях Вестфален (это поразительно, но всякий кто знакомился с Карлом, обретал априорную уверенность в его гениальности (!)), Маркс, по-видимому, был убеждён в его дальнейшем согласии на брак. Состоявшийся впоследствии брак доказал то, что он не ошибался.
Судя по всему, именно тогда Карл начинает строить планы на будущее (очевидно руководствуясь примером деда Женни) и принимает (не без участия отца) решение начать новую жизнь. По приезде в Берлин, ведя уединённый образ жизни, Карл погружается в учёбу, просиживая даже ночи над книгами. Кроме того, что он записался на три лекционных курса (уголовное право, история римского права и антропология), Карл самостоятельно, с присущей ему энергией, изучает бесчисленное множество специальной литературы и источников. Вскоре изучение права отходит на задний план, уступив место философии. Именно тогда он изучает работы Канта, Фихте, Вольтера, Руссо и др.
На лекциях Эдуарда Ганса Маркс впервые знакомится с Гегелем. Правда, тогда он усмотрел в его философии лишь интерпретацию официальной идеологии прусского государства. И только после того, как у него не получилось сформулировать свою философскую концепцию и найти её подтверждение в реальном праве, Карл вновь обратился к Гегелю и его диалектическому методу.
В процессе лихорадочной, изнуряющей работы, он низвергает одних кумиров и возводит на пьедестал истины других, чтобы и они потом рухнули в пропасть неустанного отрицания.
В течение 1837 года в своей творческой одержимости он написал целые тома собственных работ (поэтических, эстетических, философских) лишь для того, чтобы их сжечь. За год им было создано столько, сколько иные авторы не создают и за всю жизнь. После того как столь многое было подвергнуто отрицанию, Карла «охватило настоящее неистовство иронии», ему казалось, что вся проделанная работа была «напрасной» и «бесплодной».
В итоге, напряжённые занятия до зари подорвали здоровье Карла. Врач советует ему провести лето за городом. Весной 1837 года он перебирается в Штралов (Штралау) и всё лето живёт там. Но даже на каникулах он продолжает интенсивно заниматься, штудируя: историю римского права, уголовное право, латинские первоисточники и церковное право, историю философии, философию права и читает огромное количество художественной литературы. Тогда же он знакомится с Гегелем «от начала до конца».
7
Во время своей учёбы в Берлине, Карл близко сходится с членами берлинского кружка младогегельянцев, так называемого «Докторского клуба». Идейным вождём «клуба» был Бруно Бауэр, приват-доцент теологии Боннского университета, один из лучших учеников Гегеля.
Что было общего у Маркса и младогегельянцев? Судя по всему – критическое отношение к религии и теологии. Специфическое, восприятие иудаизма Генрихом Марксом (его склонность всё рассматривать с позиции разума), нашло своё логическое завершение в безбожии его сына Карла. По сути, путь Карла от младогегельянца до идеолога коммунистической доктрины шёл через безбожие и богоотрицание. Ему не нужен был немощный, небесный Бог. Его новая религия нуждалась в Боге живом, сильном, действенном. «Убить» Бога небесного не значило для него «убить» Бога как такового. Недаром он сделал эпиграфом к своей диссертации изречение Эпикура: «Нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто присоединяется к мнению толпы о богах».
Через отрицание религии направленной к небу, он создаёт религию, переносящую центр тяжести с небес на землю. Он глубоко убеждён, он знает, что Бог на земле.
«От идеализма, - писал он, - …я перешёл к тому, чтобы искать идею в самой действительности. Если прежде боги жили над землёй, то теперь они стали центром её».
Вполне вероятно, что неудержимое юношеское стремление освободиться от тяжести христианства, было обусловлено невозможностью служить двум господам.
«…человеку божество указало общую цель – облагородить человечество и самого себя, но оно предоставило ему самому изыскание тех средств, которыми он может достигнуть этой цели; оно предоставило человеку занять в обществе то положение, которое ему наиболее соответствует и которое даст ему наилучшую возможность возвысить себя и общество».
Карл был уверен, что христианский Бог ему это не позволит. Поэтому, чтобы прийти к своему Богу, к своей религии, он должен был, прежде всего, освободиться от Бога христианского.
8
В мае 1838 года, после продолжительной болезни, умирает Генрих Маркс. Надо полагать, что благодаря этому не произошёл окончательный разрыв между отцом и сыном. Нежелание Карла связать свою судьбу с профессией юриста и его увлечённость философией (далёкой от практической деятельности, способной приносить доход) вызывали у Генриха страх и отчаяние. Ощущая демоническую натуру сына, он с ужасом смотрел в его будущее. За год до своей кончины, в марте 1837 года, уже будучи тяжело больным, этот мягкий и добрый человек пишет крайне резкое, несвойственное его характеру, письмо.
«…я порою не в силах прогнать печальные, зловещие, вызывающие страх думы, когда словно молния, вспыхивает в мозгу мысль: соответствует ли твоё сердце твоему уму, твоим дарованиям? – Есть ли в нём место для земных, но более нежных чувств, которые приносят чувствительному человеку такое утешение в этой юдоли скорби? А так как в этом сердце явно царит демон, ниспосылаемый не всем людям, то какого он происхождения: небесного или же он подобен демону Фауста? Будешь ли ты, - это сомнение сильно терзает моё сердце, - восприимчив к подлинно человеческому семейному счастью? А с некоторых пор, - с того времени, как я полюбил известную тебе особу словно родное дитя, - меня не меньше мучают сомнения, в состоянии ли ты дать счастье своим близким. […] Только если твоё сердце останется чистым, если каждое биение его будет подлинно человеческим и никакой демонический гений не будет в силах изгнать из твоего сердца самые высокие чувства – только тогда я обрету то счастье, мечтою о котором я живу уже многие годы».
Но отец уже не обладал той силой, которая могла бы подчинить сына его воле.
Карл прекрасно понимал, что практическая деятельность юриста, была бы лишь повторением того, чем занимались его предки, она стала бы неприглядным фантомом европейской судьбы его народа. Но это было скорее следствие, чем причина его категорического отказа от карьеры юриста.
Опираясь на теорию Эдипова комплекса можно прийти к заключению, что фигура отца для Карла становится причиной его страстного богоискания и богоотрицания, так же как и его неудержимого стремления разрушить Германию (Европу), как образ отца и обрести новую, обновлённую, поставив себя на место отца, сделав своё жизнепонимание эталоном нового мира.
Фигура же матери, для Карла, стала причиной его неосознанной любви и ярко выраженного презрения (граничащего с ненавистью) к еврейскому народу.
Но стремление овладеть матерью, т.е. соединиться со своим народом, сливается в его душе со стремлением разрушить Германию (Европу) и установить новый (позволяющий принять свой народ) порядок. Так как эти стремления бессознательны, то Карл создаёт мотивационную рационализацию: он проецирует еврейские пороки на европейскую культуру в целом.
