– Я слышу, – тихо ревела Таня и сквозь слезы смотрела на милого.
– Я люблю только тебя, все остальное неважно. Ты поняла? – снова спросил Мухаммед.
– Д-да-а, – начала икать от холода и переживаний Танька.
– Ты хочешь, чтобы я вошел в нее? – спросил он, сверля глазами девочку.
– Не знаю…
– Повторяю вопрос. Ты хочешь, чтобы я вошел в нее и доставил себе удовольствие? Если ты любишь меня, то должна быть счастлива, когда твой Учитель получает удовольствие. Ты хочешь этого?
Таня молча плакала.
– Если ты сейчас скажешь мне «остановись», я остановлюсь. Ты хочешь этого?
– Нет… – едва слышно прошептала Таня.
– Ты любишь меня?
– Да…
– Сейчас мы вместе с тобой. И ты счастлива, потому что мне хорошо. Смотри и не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты сейчас испытала оргазм одновременно со мной.
Мухаммед взял блондинку за волосы, оттянул на себя, выгнув ее в спине, как кошку, хлестко шлепнул по оттопыренной попке и тут же резко всадил член. Другой рукой он сжимал груди девушки и зачем-то периодически совал ей палец в рот. Девушка мычала, взвизгивала, Мухаммед двигался все быстрее и жестче, а Таня как загипнотизированная смотрела на своего парня, всхлипывала и стонала одновременно. Ей стало казаться, что он в ней. Она зажала одну руку между ног, а другой крепко сжала грудь. Вдруг Мухаммед резко вышел из блондинки и с криком «Кончаю!» начал поливать ее попку белыми струйками. Таня обессиленно опустилась на пол – ей показалось, что она умерла…
Мухаммед оставил блондинку, подошел к Тане, поднял ее с пола, взял на руки и отнес на кухню. Там посадил на табуретку, дал сока и пирожное. Погладил по голове и, опустившись перед девушкой на колени, сказал:
– Я никого никогда не любил так, как тебя. Сегодня ты прошла второе испытание. Оно называлось Терпение. Твое сердце настолько большое, что удовольствие мужчины для тебя важнее собственного. Мужчина может изменять, но ты сегодня видела – в этом нет ничего постыдного или нечестного. Это все лишь удовольствие. И Настоящая женщина понимает это.
Таня механически жевала пирожное и чувствовала только опустошение. Как будто ее вернули с того света.
– Одевайся. Нам пора, – сказал Мухаммед.
Таня молча оделась и взяла портфель.
– Думай обо мне, когда будешь плыть на теплоходе. Смотри на звезды и представляй, что одна из этих звездочек – моя. И я тебе подмигиваю. Вы будете плыть, и моя звездочка тоже будет плыть за тобой. Я люблю тебя. Я горжусь тобой.
Глава 10. Тайны Волги
Пароход «Максим Горький» плыл медленно и чинно, давая возможность зевакам с берега полюбоваться на него, а пассажирам рассмотреть невиданные красоты родной средней полосы. Ожившие картины Левитана, Коровина, Маковского нескончаемой вереницей тянулись за стеклом маленького мутного иллюминатора. Вот рваный обрыв с единственной березкой, уцепившейся обнаженными корнями за землю, вот спокойный рыбак несет домой свой улов, а на берегу мужики лежат и о чем-то судачат; повсюду деревянные лодки – или на плаву, или худые, перевернуты и заброшены. Детвора нам что-то кричит с берега, руками машут – простая волжская жизнь с запахом древности.
Нас никто не видит, мы плывем в каюте третьего класса вчетвером. Настюха, Татьяна, я и Викуся. Каюта номер сто тринадцать. Наш счастливый номер. Настюха сразу же сочинила корабельную речевку:
И что бы ни случилось, будем мы дружить,Каюта сто тринадцать живет и будет жить!
Проплыли Углич и Ярославль. Старались не бузить. Хотя такое количество бешеной энергии на одном клочке помещения можно было приравнять к мине замедленного действия. Уже к Костроме творческая фантазия стала потихоньку искать выхода. На берегу мы прикупили у местных бабулек лапти и разноцветные ленточки. Вечером на убогой корабельной дискотеке мы серьезно закосили под московских хиппи. Туристы с удивлением поглядывали в нашу сторону, пытаясь понять, кто мы и откуда. А мы повязали ленточки вокруг головы, нацепили лапти и в таком виде стали распевать вольнодумные частушки:
Валентине ТерешковойЗа полет космическийПодарил Никита ЛысыйХрен автоматический.Уезжали мы на БАМС чемоданом кожаным,А назад вернулись с БАМаС хреном отмороженным.
Наша надсмотрщица Сова, конечно, этого не слышала. То ли замешкалась, то ли ушла спать пораньше. И мы отрывались по полной! Настюха приготовила нам сюрприз – в последние две недели она отрыла на своей радиоле «Голос Америки» и через заглушки и помехи сумела записать для нас несколько антисоветских шедевров. Стихи я особо не любила учить, но этот запомнила сразу:
Насмешили всю Европу,Показали простоту —Десять лет лизали жопу,Оказалось, что не ту.Мы живем, забот не зная,Гордо движемся вперед:Наша партия роднаяНам другую подберет.
Заканчивался вечер тем, что на верхней палубе мы курили ценнейшую «Яву», причем «явскую», за которую Викуся переплачивала спекулянтам в нашем знаковом туалете. Весь кайф был в том, чтобы купить «Яву» именно «явскую», а не «дукатскую». Это был бренд! Нас распирало от шика и вдохновения. Мы были взрослыми, курили лучшие сигареты, плывя на супертеплоходе в первое самостоятельное путешествие.
Курить толком никто из нас не умел, так, надували щеки, не затягиваясь, и многозначительно выпускали дым.
– Затягиваться нужно. Говорят, если не затягиваешься, рак губы может быть, – со знанием дела объявила Вика.
– Ты тоже не затягиваешься, – заметила я, но курить расхотелось.
Очередной малюсенький городишко медленно проплывал мимо нас. Душу распирало от романтики. Захотелось с кем-нибудь целоваться.
– Симпотный матрос Вася, скажи? – подняла актуальную тему Викуся.
Она цинично прищурила один глаз, еще раз пыхнула сигаретой и щелчком отправила окурок в воду.
– Хочешь сама заняться? Или опять сводницей будешь? – подколола ее Настя.
– Ой, девчонки, да перестаньте вы! Я не виновата, что Танька влюбилась в этого придурка. Ей все говорят, но ведь она не слушает! – начала оправдываться Вика.
– Конечно, не слушает, когда у них так далеко все зашло, – сказала я. – Ей ничто не в радость, и поездка ей эта не нужна. Даже ни разу на берег не сошла. Или плачет, или стихи ему пишет. Совсем девка расклеилась.
– Надо ей настроение как-то поднять, – зажглась Настюха. – Давайте ее завтра в Горьком искупаем.
