Вика увидела, что сидит на одной полке с Совой.
– Ой, здравствуйте, – вежливо растерялась Вика. Она была воспитанная девочка.
– Да и тебе не болеть, – мрачно ответила Сова, поднявшись с полки. Она еще раз свирепым взором оглядела всех по очереди. Но на мне задержала взгляд дольше всех (а может, мне показалось).
– Завтра вашу каюту расформируют. Побудете в компании нормальных учеников. А тебя, Шумская, переведу в каюту к комсоргу Ане Суровой, думаю, вам найдется о чем поговорить…
– Спасибо, Агриппина Федоровна, за доверие! После того, как я искупала ее в каше, логично будет отмыть ее в Волге.
Сова ничего не ответила и злобно захлопнула за собой дверь.
В Казани никого из нас не выпустили с корабля. Вот что значит послушные дети – нас же не милиция держала, захотели бы – вышли. Но мы не ослушались, потому что были воспитаны в духе высокой коммунистической морали.
Я грустно смотрела на портовую вывеску «Казань» и неожиданно вспомнила, что у Динары в этом городе живет тетка.
– Девчонки, никто из вас не звонил Динаре? Мы ведь можем ей посылку от тети привезти. А?
– Она мне не звонила, – отозвалась Вика. – А сама я забыла как-то…
– Танюш, тебе Динарка не звонила? – спросила я подругу.
– Вроде нет, – уклончиво ответила Таня и тут же предложила нам скинуться, чтобы ненадолго сбегать в город и прикупить национальных лакомств.
Мы отдали все свои сбережения (все равно тратить не на что). Обидно же быть в Казани и не попробовать чак-чак, беляши, лепешки кыстыбай, талыш. Во славу Танькиному подвигу Настя тут же сочинила стих:
А Танечка украдкой сбежала с корабляКупить жратвы татарской всего на три рубля.
До Астрахани ехали без приключений, просто вычеркнутые дни из жизни. Даже комсорга Аню не получилось выкупать в реке – Сова благоразумно перевела в каюту Суровой нашу Вику.
В Астрахани нас выпустили на берег прогуляться возле корабля под присмотром второй воспитательницы. Пока та «пробивала» местных бабок на предмет покупки черной икры, Настюха сбежала искупаться.
Получаса не прошло, как мы увидели несущуюся к нам Настю. Ее глаза горели ужасом.
– Девчонки! Там онанист!
Оказалось, кусты, в которых Настя хотела переодеться, уже занял местный эротоман. Он жадно рассматривал купальщиц, наяривая двумя руками. Настя застала его на месте преступления, мужчина испугался, бросился бежать, сбил ее с ног и обозвал «мымрой».
– Почему из всех волжских городов именно в этом и именно мне попался онанист? Девчонки, ну почему всегда мне достаются какие-то извращенцы? – посмеивалась над собой Настя.
– Ну почему только тебе – вот Таня тоже может «похвастать»… Мухаммед тот же извращенец, только образованный.
Я не скрывала своей антипатии к Танькиному избраннику.
Таня вылезла из своих мыслей и начала защищаться:
– Ну вот только моего милого не надо трогать, да?
Настя вдруг внимательно посмотрела на Таню и на полном серьезе сказала:
– Танюш, кстати, тот мужик в кустах по описанию очень похож на твоего Мухаммеда, беги, догони, может, он не успел далеко уйти?
Танька сперва слушала внимательно, но быстро поняла, что над ней издеваются, и спокойно ответила:
– Дорогая Настя. Я очень уважаю твое остроумие. Ты просто супер! Но настанет день, когда тебе будет не до юмора. Поверь, ты еще вспомнишь свои шуточки…
У Таньки лицо стало таким холодным и мстительным, что я испугалась.
– Девки, прекращайте! Что вы, в самом деле? Пошли обратно на корабль, вон уже Сова на палубе руками машет, как бы в воду не упала.
Настя пропустила меня вперед, и я услышала, как она сказала Тане:
– Ладно, извини, была не права.
Таня холодно ответила:
– Конечно. Нет проблем.
Часть вторая. Десятый «Б»
Лето пронеслось как один день. У каникул есть такое свойство – быстро заканчиваться. И в школу дико не хочется идти. По многим причинам.
Во-первых, потому, что вставать надо рано, а это всегда влом. Во-вторых, придется подчиняться чужим тетям-дядям, которые тебя не любят и даже не считают нужным это скрывать. Опять-таки, нужно лицемерить, подхалимствовать и притворяться. Учить то, что учить не интересно. Потому что уже заранее знаешь – половина знаний, полученных в старших классах, тебе точно не пригодится.
Еще нужно сидеть за партой, когда хочется двигаться. Особенно в таком возрасте, когда внутри все ликует.
Всесторонне развитых детишек – раз-два и обчелся. Как правило, у ребенка есть тяга к одному-двум предметам, и в них он наиболее преуспевает. Остальные предметы – просиживание штанов. Или юбок. Поэтому кто-то умный и придумал специализированные школы, где детки погружаются в любимые предметы и становятся грамотными специалистами.
Наши классы были единственными в своем роде – литература, искусство, мастерство актера, сценическая речь, сцендвижение и музыка. Для гуманитария такая учеба – счастье. По идее – да.
Но наша математичка считала иначе…
Глава 1. Про товарища Парамонову
На первом же собрании Агриппина Федоровна попросила комсорга назначить дату принятия в комсомол новых кандидатур.
В список внесли меня. В классе оставалось всего четверо некомсомольцев.
Комсомолка со стажем Настюха «гоняла» меня по уставу с завальными вопросами:
– Что такое демократический централизм?
– Настюх, а прокатит, если вместо этого я про партийную организацию и партийную литературу расскажу? Как ты про Бойля и Мариотта? Ну не успею я про централизм вызубрить!
– Без комсомола в институт не примут, – пугала Настя. – Запомни хотя бы, на чем они сыпать любят. Отвечай – сколько стоит Устав ВЛКСМ?
– Пять копеек…
– Ответ неправильный. Он бесценен!
Перед собранием в класс вошел Соломон.
– Ребята! Надеюсь, вы сегодня будете объективны и не станете превращать важное общественное мероприятие в сведение счетов.
Сказав это, он мимоходом взглянул на Аню Сурову. Все знали о нашем с ней конфликте. Знаменитая геркулесовая каша стала символом чести и достоинства.
Аня Сурова сидела на своем месте вся красная, как знамя. Она готовилась меня уничтожить.
У Соломона начинался урок, и он не смог присутствовать на собрании. Зато в класс пришла Агриппина Федоровна и села на учительское место. Как прокуратор Иудеи.
– Я думаю, по поводу трех кандидатур у нас не возникнет никаких противоречий, – лояльно подытожила она.
