бесстыдным сонетом под названием «Наслаждение» вызвала скандал в салонах: «Сегодня, дорогой Тирсис, твой любовный пыл / Безнаказанно побеждает мою чистоту…» (1658). Ей двадцать шесть лет, она пишет пьесы для театра; ее добродетель не бескомпромиссна, и «дорогой Тирсис» — это господин де Вильдье, который пообещал на ней жениться и публично объявил об этом… но тем и ограничился. Тем не менее молодая женщина стала подписывать свои произведения «Катрин де Вильдье» и, похоже, смирилась с разрывом отношений: «Когда возникает желание сменить любовника или любовницу, / Об этом говорят в течение месяца, / Потом меняют / Без обвинений в ошибке или слабости». Слезы — это не для нее.
Мстить она начнет позже, в шутливом псевдоавтобиографическом романе, полном подлинных фактов и смачного сарказма. Роман называется «Мемуары Анриетты-Сильви де Мольер», шесть его частей были опубликованы в 1671–1674 годах. В предисловии автор пишет, что это не роман, а фрагменты мемуаров, а неверный любовник, оказавшийся несостоятельным в первую брачную ночь, очень похож на грустного господина де Вильдье. Героиня выворачивает наизнанку штампы из героических романов: любовники-мужчины в романе нерешительные, трусливые, тщеславные, неверные; они боятся рисковать и падают в обморок от волнения; зато женщины сохраняют хладнокровие; именно они выступают инициаторами расставания. Анриетта-Сильви — незаконнорожденный ребенок; двусмысленность, которая сквозит во всем повествовании, начинается с подозрения, брошенного на ее предполагаемых благодетелей, на сомнительную роль аббатисы монастыря, в котором она скрывается, на ее собственный характер, когда она переодевается в мужскую одежду и начинает себя вести как мужчина, и, шире, — на поведение влюбленных воздыхателей. Любовь — всего лишь комедия: так, например, в знаменитой сцене пародируется библия рыцарских романов «Амадис Галльский». Когда Анриетта-Сильви на охоте ранит своего приемного отца, господина де Мольера, который попытался лишить ее невинности, прибежавшая на звук выстрела супруга прижимает умирающего к груди, и непонятно, отчего он умер — от выстрела или от объятий мадам де Мольер, что это было — избыток любви или убийство. Этот эпизод вызывает в памяти героя романа «Амадис Галльский», обнаружившего лежащего на земле раненого рыцаря, стонущего от боли; на нем лежала женщина, которая «давила на него так сильно, что у него чуть не остановилось сердце».
Три новеллы из «Любовного беспорядка» (Désordre de l’amour), еще одного нашумевшего и не менее непочтительного произведения, добавляют перца к человеческой комедии, которая выходит из-под пера мадам де Вильдье. Любовь, лежащая в основе всех страстей, порождает лишь зависть, ссоры, недоразумения и разочарования. Мадам де Можирон, вдова, влюблена в Живри, но Живри ее больше не любит, потому что воспылал страстью к мадемуазель де Гиз. Трогательные жалобы мадам де Можирон оказываются неэффективными, и мадам де Вильдье иронизирует: «Мадам де Можирон поклялась Живри, что будет любить его до конца жизни, и честно сдержала свою угрозу». Все ценности извращены, любовь создает помехи, а верность смешна. Хуже, чем страдания от грубого разрыва отношений, только томность постепенно умирающей бедной женщины.
Страх любви
Пессимистический взгляд на человеческую природу, пропитанный янсенизмом, в ходе XVII века уничтожил притязание на возможность любви и счастья в тщеславном и амбициозном мире. Страсть приобретает расиновский акцент: благодаря сдержанности и чистоте своего языка Расин добивается того, что легкомысленный двор начинает верить в жестокость любви, порывающей с героизмом и благородными ценностями; хрупкие идиллии гибнут под натиском ненависти и ревности. Мужские желания не идут дальше наслаждения и обладания; страсть — это болезнь, в которой проявляется несостоятельность мужчины. Желание не сопротивляется обладанию, и удовлетворенные чувства могут трансформироваться в отвращение. «Наслаждение убило любовь», — без обиняков заявляет один из персонажей нравоучительного романа Робера Шаля «Знаменитые француженки». Аскеза и воздержание — не лучше, они выявляют хитросплетения собственного ненавистного самолюбия и гордости. «Человеческая жизнь — не что иное, как вечная иллюзия», — заявляет Паскаль, и настоятельная потребность новизны — составная часть человеческой природы.
Отметим занятное, но значимое совпадение нарастающей недооценки трагического элемента в любви. Две романистки с разницей в несколько лет в своих романах касаются одной и той же темы: мадам де Вильдье в романе «Любовный беспорядок» (1675) и мадам де Лафайет — в «Принцессе Клевской» (1678). Мадам де Вильдье описывает деликатность чувств: маркиз де Терм женился на добродетельной девушке, «которую не видел до помолвки», но, несмотря на все его усилия сделать ее счастливой, молодая жена начинает чахнуть; озабоченный маркиз спрашивает, в чем причина ее грусти; она без смущения признается, что любит племянника маркиза и что ей не удается забыть его. Супруги начинают состязаться в верности и великодушии, но в конце концов муж элегантно освобождает дорогу племяннику, погибая на войне; однако интриги, клевета, давление извне мешают молодой вдове выйти замуж за любимого. Несколькими годами позже мадам де Лафайет использует тот же сюжет: принцесса Клевская признается супругу в том, что любит герцога Немура, который за ней ухаживает; став свободной после смерти мужа, она тем не менее отказывается от своей страсти и уходит в монастырь. Несмотря на то что истории заканчиваются схожим образом, причины разрыва отношений различны: в романе мадам де Вильдье препятствия создает общество; у мадам де Лафайет они возникают из внутреннего сопротивления, связанного не столько с добродетелью, сколько со страхом любви.
Рамка галантного романа для мадам де Лафайет — повод разобраться в том, «что движет сердцем». Героиня догадывается, что однажды Немур будет считать ее одним из своих «трофеев» и что любовник проявляет пыл только потому, что она его выпроваживает: «Полагаю, что ваше постоянство вызвано количеством препятствий», — бросает она ему в лицо. Рассудок заставляет ее бояться бед, причиняемых ревностью и привычкой: «У вас было много любовниц, будут и еще; вы потеряли бы ко мне интерес, и я стала бы видеть вас с другими дамами таким, каким вы поначалу были со мной». Она горда, поэтому ускользает от Немура и приносит себя в жертву «призрачному долгу»; монастырь, куда она удалилась, защитит ее одновременно от оскорбления и от страданий.
Под видом взаимности любовь всегда стремится к доминированию над партнером, и мадам де Лафайет это прекрасно понимает. Немур, который тайно следит за принцессой Клевской, с удовольствием замечает на ее лице смятение, вызванное страстью. Еще более лукавую радость романистка описывает в книге «Заида», когда герой романа Альфонс обнаруживает «замешательство и волнение», возникшие под влиянием страсти в сердце Белазир, пораженной тем, что она «больше не владеет собой». За благопристойными словами скрывается жестокость. Мадам де Лафайет под влиянием янсенизма не доверяет человеческой природе, возможно, как предполагает Франсуа Жюльен в работе «Об интимности» (De
