не закончилась бы для всадника столь благополучно. Петронию несомненно следовало благодарить судьбу за то, что, покончив с домочадцами Лоллия, иудей решил отправиться на Субуру, по следам куртизанки, о существовании которой он узнал от прачки. Подходя к ее дому, вольноотпущенник заметил патрона. Тот с целеустремленным видом следовал за человеком, отвечавшим описанию беглого гладиатора. Решив не привлекать к себе внимания, иудей, направился за всадником и успел вмешаться в тот самый момент, когда события приняли опасный оборот.
*****
Квинт Лоллий Лонгин являл собой такой же великолепный образчик благородной римской породы, что и его племянник. Годы лишь придали его чертам выразительности, а сельский образ жизни под щедрым солнцем Южной Италии укрепил его тело. Подъехав к воротам усадьбы, Квинт Лоллий соскочил с лошади и, бросив поводья одному из следовавших за ним слуг, раскрыл объятья для поспешившего навстречу племянника. Вместе с избранными домочадцами тот встречал дядюшку у дверей.
– Здравствуй, бездельник. Как ты дошел до такой жизни? – громогласно поинтересовался старший родственник.
– Дядюшка, а что случилось? – в присутствии дяди Лоллий всегда робел и всегда готов был оправдываться, как, будто он до сих пор носил детскую тогу.
– Я уже все знаю. Я завернул к Марку Осторию. У него усадьба на Номентанской дороге. Он доложил, что в доме моего племянника зарезали кучу народа. Ты знаешь Остория. Болтливый старик. Занят одними сплетнями. Бездельник.
– Поразительно, клянусь крылышками Меркурия, слухи в этом городе размножаются быстрее, чем мухи в Микенах, – с облегчением сказал Лоллий. Похоже, старший родственник пребывал в благодушном настроении, а это означало, что Лоллию-младшему предстоит выслушать вдвое меньше нравоучений, чем обычно.
– Не шути с богами.
Квинт Лоллий нахмурился, и племянник поспешил отвлечь его внимание от щекотливой темы.
– Как твои дела дядюшка? – с преувеличенным интересом спросил он.
Это был рискованный вопрос. Если, вопреки первому впечатлению, дела у Лоллия-старшего обстояли неважно у Лоллия-младшего были все шансы стать невинной жертвой очередного падежа скота, засухи или, да сохранит нас Добрая богиня, алчных и бесстыжих перекупщиков. Однако на сей раз риск себя оправдал. Квинт Лоллий сдержанно кивнул.
– Терпимо. Продал стадо в Капую, купил недорого маленькую мастерскую гарума45 в Помпеях. Есть еще одна хорошая новость, но ее я сообщу позже.
Таким образом, благоприятная рыночная конъюнктура избавила Луция от того, чтобы выслушивать дядюшкины нотации прямо посреди улицы. Пока настроение Квинта Лоллия не переменилось в худшую сторону, племянник поспешил проводить родственника в дом. Домочадцы за его спиной расступились, образовав коридор, по которому Лоллий-старший прошествовал с видом высшего магистрата, посещающего римскую курию, милостиво отвечая на почтительные приветствия собравшихся вокруг слуг.
Задержался Квинт Лоллий лишь дважды: первый раз, чтобы поздороваться с Эбуром, которого он в свое время пытался переманить к себе, и второй раз, заметив за спинами прочих рабов скрюченную фигуру привратника Бриарея.
– Ты еще жив, старик?
– Живой, живой, молодой господин. Смерть про меня забыла, – старик часто закивал головой, чуть выступив вперед.
– Значит, будешь жить вечно, как Ганимед46. Хотя красавцем, как он тебе не бывать, – Квинт взмахнул руками, приглашая стоящих вокруг посмеяться шутке.
– Буду господин, если не помру, – Бриарей заулыбался беззубым ртом. – Только мертвые уж очень завистливы. Ходят и ходят ко мне. Обидно, ему, что молодым умер, а я старый живу. Раз умер, мало, другой умер. Не успокоится. Уходить не хочет, – бормотание Бриарея делалось все тише, затухая, словно забытый костер, так, что последние слова могли разобрать только те, кто стоял совсем рядом.
Внезапно помрачнев Квинт Лоллий, молча кивнул привратнику, и, пройдя мимо, скрылся в дверях дома. В атрии, скидывая на ходу дорожный плащ, который тут же ловко подхватил Эбур, Лоллий-старший неожиданно бросил племяннику:
– Бриарей совсем выжил из ума. Однако, не годится выбрасывать на улицу старика, который провел в этом доме всю жизнь. Пусть доживет достойно. Слышишь?
– Конечно дядюшка, – Лоллий покорно кивнул. Он мог бы сказать, что и без советов старшего родственника не собирался выгонять старого раба на улицу, но отлично знал, что самая разумная линия поведения при общении с Квинтом Лоллием заключается в том, чтобы не перечить ни одному его слову.
*****
Петронию было грустно. Он вспоминал вчерашний обед у Лоллия и понимал, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не увидит ничего подобного на своем столе. На самом деле, тушеные с салом бобы были бы не так уж плохи. Были бы если бы не искреннее убеждение Памфилы в том, что обилие чеснока – самое надежное свидетельство мастерства повара. Нельзя сказать, что у обеда вовсе не было других недостатков. Просто чеснок не позволял их по достоинству оценить.
Когда, в ответ на упреки в плохом аппетите, Петроний заметил, что бобами с его стола можно было отбить нюх у целой собачьей своры, Памфила не приняла его шутливого тона.
– Дыхание твоего деда, хозяин, было дыханием чеснока и лука, но его дух, был здоровым духом римлянина, – сердито фыркнула кухарка и величавая как квинкверема47, выплыла из триклиния.
Вообще это ее утверждение можно было бы оспорить. Памфила была еще ребенком, когда Гай Петроний героически погиб при осаде Герговии48. Поэтому, ее осведомленность относительность кулинарных предпочтений бравого центуриона выглядела сомнительной.
Но, всадник, конечно, не стал возражать. Его кухарка была женщиной во всех смыслах внушительных достоинств. Во время разговора она нависала над собеседником подобно лавине, готовой сорваться с горной вершины. Всадник робел перед ней с детства, и, вернувшись с Востока, обнаружил, что годы никак не повлияли на его чувства.
Иосиф также не стал вступать в спор, хоть долг клиента и управляющего требовал от него встать на защиту патрона. К сожалению, иудей не только быстро нашел с кухаркой общий язык, но еще и стал горячим поклонником ее кулинарных талантов. Так что, оставшись в собственном доме в меньшинстве, Петроний вынужден был покорно сносить деспотическое правление новоявленного дуумвирата.
Как только кухарка покинула триклиний, иудей, как ни в чем не, бывало, вернулся к докладу о результатах своих трудов в доме Лоллия Лонгина. Предсказуемо, хотя от этого и не менее разочаровывающее, доклад не изобиловал откровениями, которые могли бы поразить воображение. По-настоящему Петрония заинтересовало лишь упоминание о гладиаторе, подбивавшем клинья к соседской служанке.
– Нужно было расспросить о нем подробнее. Тебе придется поговорить с прачкой еще раз.
Иосиф, несомненно, мысленно проклял собственный длинный язык.
– Может быть это просто совпадение? – предположил он.
– По-твоему вокруг каждого римского дома гладиаторы роятся как мухи над коровьей
