Минут десять из операционной доносились лишь стандартные звуки, но потом послышался грохот разбитого стекла, и менты опрометчиво решили, что наступило их время. Вслед за ними ломанулись любопытные, боясь пропустить подробности соблазнительного скандала. И многие из них потом пожалели об этом.
Девушка Галя лежала без сознания в кресле, а рядом с ней, на полу, валялся кровавый комок плоти, всё ещё связанный пуповиной с матерью. Он напоминал участника циркового шоу лилипутов. Только размерами ещё меньше. При этом он говорил без умолку скрипучим голосом:
- Я не виноват. Пустите меня к маме.
И так по кругу, будто пластинка. Видавшее виды светило медицины блевало в раковину, парочка сестёр валялись без признаков памяти тут же. Остальные свидетели сбежали, включая матёрых ментов. Где-то поблизости завыли собаки.
21
Первый, самый трудный, шаг сделан. Стас понял это, едва воспоминания вчерашнего вечера коснулись его памяти. Он смог сделать ЭТО. Без излишней нервозности, без соплей. И вёл он себя с родителями вполне естественно. До той самой минуты, когда он вынужден был открыться перед ними в своих намерениях. Но и тут он себя упрекнуть не мог по-настоящему ни в чём: не рядовое всё-таки мероприятие — убийство. Тем более, близких тебе людей.
Пока мать умирала в его руках, хрипя и извиваясь, отец лишь пытался его образумить словами, не совсем, видимо, понимая, что происходит. И не веря. А когда пришла его очередь, было поздно вмешиваться.
Уходя, Стас заботливо протёр платком ручку входной двери. На первый взгляд — бессмысленный шаг, потому как отчего бы и не быть отпечаткам пальцев сына в доме родителей. Но затея была глубже и хитрее: пусть те, кому положено, подумают, будто кто-то посторонний заметает следы. А ещё этот маленький поступок Стаса говорил о том, что он держит себя под полным контролем. Значит, и в будущем он сможет себе доверять. Проверка завершена.
Взгляд его упал на зеркало, и он увидел там молодого человека, в отличной спортивной форме, весьма симпатичного, хотя немного и невыспавшегося. С ясными, полными оптимизма глазами. Да, кстати, он был совершенно голым. А это зачем? Он что, из ванны вышел и забыл одеться? Или собирался в ванну?
Одежды вокруг никакой не валялось: ни халата, ни нижнего белья, ни домашних джинсов.
«Не бегал ли я тут давеча нагишом по улицам?» - засомневался Стас.
А, впрочем, если даже и бегал, то что это меняет? Стыдиться нечего, сожалеть о том, что сделано — тем более. Отчитываться не перед кем. Он сам себе и судья, и палач, и адвокат. А кому не нравится приобретённая им свобода, пусть идут лесом. К ебеням собачьим. Он, может, вообще теперь одежду носить перестанет. Хотя, в этом дурацком климате...
- Что именно является разумом? И кто его истинный носитель? Существо, способное уничтожать себе подобных и совокупляться не ради продолжения потомства, а во имя глупого удовольствия? Или одноклеточное творение Природы, вечное, потому что бесконечно делимое? Почему разумом считается тот, кто потребляет кислород, а не тот, кто производит его? Откуда черпается эта наша уверенность в собственной разумности и неразумности всех остальных? Где источники наших убеждений? Пытаясь получить ответы на эти вопросы, ты неизбежно придёшь к следующему выводу: ты думаешь так, потому что то же самое думают все. Потому что так думали до тебя твои предки. И предки их предков. И других источников знаний у тебя нет. То есть любая неточность, произошедшая по вине какого-нибудь сгнившего звена этой длиннющей цепочки, является такой же истиной, как и то, что действительно имеет место быть. А если при этом неверны и самые что ни на есть исходные, основополагающие «истины»? И это только лишь первая половина проблемы. Даже если существуют безупречные, безоговорочные доказательства того, что да, именно человек, а не кто другой, является разумным, то почему мы автоматически полагаем, что у разума имеется преимущество перед всем остальным? С нашей точки зрения, планета Земля должна быть заселена произведёнными нами машинами и засрана отходами химической промышленности, но никак не слоновьим дерьмом. Мирозданию нужны тонны исписанной нами бумаги с гипотезами об ЕГО устройстве? ЕМУ нужны наши ракеты, наши могилы, наши книги и кинофильмы?
- Ну, допустим, ты прав, «Номер Три». И что из этого следует?
- А то, что каждый из нас стоит перед выбором. Первый вариант: не знать ничего; второй: знать и ничего не делать; и третий: стать свободным.
- Как?!
- Сойти с дороги, которая проторена для тебя, но не тобой. Отказаться от навязанных тебе целей, смыслов и ценностей. Сломать в себе программу. Любой ценой.
- И снова: как?
- Я молился. Я взывал к Богу. Я говорил ему: Господи, дай мне ответы на те вопросы, которые терзают мою душу. Я не могу больше жить в неведении. Или забери меня отсюда. Уничтожь. Или я сделаю это за тебя и без Твоего на то согласия.
- И что произошло?
- Успокойся, сын мой, сказал «господь». Не сотрясай воздух. Твою проблему можно уладить.
- И он показал тебе «таблетку»?
- Ну, не сразу. Сначала помурыжил. Туману напустил. Важности. Потом якобы смилостивился и дал поиграться.
- А ты уверен, что это был Бог?
- Ты — молодец, парень. Я тоже его раскусил. Но что это меняет? По сути, мы с ним - союзники. Мы хотим свободы, а он — нашего бунта. Мы не получим того, что хотим, не сделав того, что хочет он. Логично и прозрачно. Лучших условий не выторговать, да и не нужно. Того, что я имею сейчас, мне достаточно, чтобы быть тем, кем я желаю, и добиваться тех целей, в которых я вижу смысл, получая при этом удовлетворение от осязаемых результатов.
Стас покивал головой, соглашаясь со сказанным, но в то же время как-то обречённо.
- Есть только один нюанс, - сказал он. - Мне-то что от твоих достижений? Предлагаешь быть у тебя на побегушках? Солдатом твоей армии борьбы с Заповедями? Наследства даже от тебя ждать не приходится: ты же бессмертный.
- В пределах своей компетенции.
Стас злобно посмотрел на лукавого собеседника.
- Ты — наперсточник и дешёвый позёр.
- Ого! Пошли в ход опереточные ругательства.
- Не знаю пока, как, но я когда-нибудь обойду тебя. И заслужу своё право. Ты, имея такую силу, только и умудрился, что стать районным клоуном. Где твои ученики, которыми ты хвастаешь? Где их дела? Больше скажу: ты и меня-то завербовал только потому, что я уже был морально готов. Если бы не ты, так я сам пришёл бы к тем же выводам. И, возможно, получил те же выгоды.
- Гордыня — наипервейший грех.
- И двигатель прогресса. Пошёл ты в жопу!
Марево прокатилось по отражению, потом как бы сгустился воздух, и Стас увидел в зеркале родителей. Отца — с кровавой рваной дыркой во лбу, и мать — со следами проволоки на неестественно вытянутой шее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
