– Кстати, что там с вашим старым домом? Продан? – Бри добавила вина в бокалы. – Вы приняли предложение?
– Еще не решили. Вообще-то мы рассчитывали получить больше. Дэвид готов согласиться, просто чтобы со всем покончить, а я… даже не знаю. Все-таки наш первый дом. Мне до сих пор жалко с ним расставаться.
Она представила себе дом, пустой и темный, табличку «Продается» во дворе, и мир вокруг неожиданно сделался очень зыбким. Ее качнуло, она оперлась о стол, сделала еще глоток и сменила тему:
– Лучше расскажи, как твоя любовная жизнь. Что у тебя с тем парнем, как его – Джефф?
– А-а, ты про этого. – Легкая тень скользнула по лицу младшей сестры. Словно для того, чтобы ее сбросить, Бри встряхнула головой. – Разве я не говорила? Две недели назад возвращаюсь домой и нахожу его в постели – в моей, между прочим, постели – с одной конфеткой, которая работала с нами в штабе на выборах мэра.
– Да ты что! Мне очень жаль.
Бри скорчила гримасу:
– Было бы о чем жалеть. Я его не любила, ничего такого. Нам было хорошо вмес те – только и всего. По крайней мере, я так думала.
– Не любила?!
Норе самой были отвратительны возмущенно-презрительные интонации матери, явственно прозвучавшие в ее голосе. Меньше всего ей хотелось бы превратиться в женщину, которая чашку за чашкой пила чай в дисциплинированном безмолвии дома их детства. Однако ничуть не больше Норе нравилась она нынешняя: своим горем она закрылась от мира, в котором не видела смысла.
– Нет, не любила. Правда, думала, что смогу полюбить. Но дело в другом: он превратил наши отношения в пошлое клише. Вот что действительно противно – оказаться клише.
Бри отставила пустой бокал и пересадила Пола на другую руку. Ее лицо, сегодня не накрашенное, было совершенно прелестно; щеки и губы порозовели.
– Я бы не могла жить, как ты, – сказала Нора. С момента рождения Пола и смерти Фебы она казалась себе часовым на непрерывной службе: на секунду расслабишься – и обрушится новое несчастье. – Я просто… не умею презирать правила. Все разрушать.
– Жизнь не кончается, – тихо произнесла Бри. – Как ни удивительно.
Нора помотала головой:
– В любой момент может случиться все что угодно.
– Да, дорогая, – кивнула Бри, – это правда. (Раздражение Норы исчезло, сметенное благодарностью. Сестра умела слушать и пыталась вникнуть в самую суть.) Ты права, Нора, случиться может что угодно и когда угодно. Но если плохое происходит, ты тут ни при чем. Невозможно до конца дней жить на цыпочках, опасаясь спугнуть благополучие. Не выйдет. Жизнь пройдет стороной, вот и все.
Что тут ответишь? Нора потянулась за Полом, явно проголодавшимся. Он весь извертелся на руках у Бри. При каждом движении его длинные волосы – слишком длинные, да только у Норы духу не хватало их отстричь – взвевались, как будто бы он плыл под водой.
Бри вновь наполнила бокалы и взяла яблоко из вазы с фруктами. Нора нарезала крошечными кусочками сыр, хлеб, банан, вареные овощи и разложила на подносе, прикрепленном к высокому стульчику Пола. Между делом она потягивала вино, и мало-помалу окружающий мир стал оживать. Нора вдруг заметила ладошки Пола, маленькие морские звездочки, размазывающие морковку по его волосам. Свет из кухонного окна сквозь перила заднего крыльца разливался по траве, образуя четкие тени, узор из света и тьмы.
– Я купила Дэвиду фотоаппарат на нашу годовщину, – сказала Нора, которой хотелось запечатлеть эти мгновения, удержать навсегда. – На новом месте он так много работает. Ему нужно как-то отвлечься. Поверить не могу, что ему пришлось сегодня оперировать.
– А знаешь что? – отозвалась Бри. – Давай-ка я все равно заберу Пола. Вдруг Дэвид появится хотя бы в полночь? Наплюйте на еду, сметите к черту тарелки и займитесь любовью прямо на столе!
– Бри!
Та засмеялась.
– Ну пожалуйста, Нора! Так хочется побыть со своим любимым племянником!
– Его нужно искупать, – сказала Нора.
– Ничего, – ответила Бри. – Обещаю не утопить.
– Не смешно, – буркнула Нора. – Ни капельки.
В конце концов она сдалась и собрала вещи Пола. Мягкие тонкие волосы прикоснулись к ее щеке, большие темные глаза глядели серьезно, когда Бри выносила его за дверь. Ушли. Нора приникла к окну. Огоньки фар машины Бри растворились во мраке, вместе с ее сыном. Она едва удержалась, чтобы не броситься следом. Как это страшно, должно быть, когда дети вырастают и приходится отпускать их в непредсказуемый, зачастую опасный мир. Еще несколько минут Нора смотрела в темноту, затем пошла на кухню, накрыла фольгой мясо и выключила плиту. Семь часов. Бутылка, которую принесла Бри, почти опустела. В кухне тишина, лишь тикали часы. Нора открыла другую бутылку – дорогое французское вино, купленное к ужину.
В доме царило безмолвие. После рождения Пола она впервые осталась дома одна. Нора намеренно избегала одиночества, тишины – и невольно порождаемых ими мыслей об умершей дочери. Поминальная служба, проведенная у церкви, в резком свете молодого мартовского солнца, немного помогла ей, но порой, и довольно часто, Нора по-прежнему ощущала присутствие дочери. Казалось, только обернись – и увидишь ее на лестнице или на лужайке перед домом.
Нора оперлась ладонью о стену, потрясла головой, прогоняя хмель, и с бокалом в руке пошла по дому, осматривая результаты своего труда; подошвы ее туфель глухо стучали по недавно натертому полу. За окнами непрерывно лил дождь, размывая свет уличных фонарей. Нора вспомнила другую ночь, вихри снега. Дэвид держал ее под локоть и помогал надеть зеленое пальто – теперь уже тряпье, выбросить которое у Норы не поднималась рука. Расстегнутые полы не сходились на ее животе. Дэвид был так взволнован и серьезен, весь заряжен нервной энергией, Нора тогда чувствовала, что знает его, как саму себя.
Но все изменилось. Дэвид изменился. Вечерами, когда он сидит с ней на диване, листая журналы, его словно и нет рядом. В своей прошлой жизни – телефонистки междугородней станции – Нора жала на металлические кнопки, передвигала прохладные рычажки и слышала далекие звонки, щелчок соединения. Пожалуйста, подождите, говорила она. Ее слова доносились эхом, с задержкой, абоненты начинали говорить оба разом – и обрывали слова, и между ними протягивались бесконечные мили электрически потрескивающего безмолвия. Иногда Нора слушала разговоры. Незнакомые голоса тех, кого ей никогда не суждено встретить, взволнованно сообщали важные новости: о рождениях, свадьбах, болезнях, смертях. Нора физически ощущала ночной мрак расстояний и собственную власть над ними, умение превращать их в ничто.
