- И это все? Тебя интересуют только деньги? - проявила моя собеседница здравый скепсис.
- Не только, - покачал я головой. - Ты здесь изгой. Это факт, подтвержденный отказом твоего народа выкупать тебя обратно на свободу. Но и я также почти пустое место для всех местных. Соответственно, для тех, кто успел взять здесь власть в руки, мы оба никто. А с никем, в случае возникновения недопонимания, обычно не договариваются. Таких зачастую тихо устраняют, тем более, что в действующих реалиях исчезновение слишком многих можно списать на очередное нападение неприкаянных. Вот был разумный, и не стало его. Осталась лишь бездушная оболочка, - оценив, что меня внимательно слушают и не отмахиваются от моих размышлений, я продолжил. - Я бы не желал закончить свое существование подобным образом. Да и ты, как я полагаю, тоже. Потому у нас, помимо вопроса получения как можно большего количества денег в минимально сжатые сроки, имеется еще один общий интерес – просто остаться разумными. Ради этого я готов начать прикрывать спину тебе, коли ты согласишься начать прикрывать спину мне. Мы вряд ли пробудем вместе много лет. Ведь я не собираюсь запрещать тебе зарабатывать еще каким-либо образом, если это не будет мешать осуществлению моих планов. Хочешь, шей платья на заказ. Хочешь, нанимайся в наемные убийцы. Хочешь, срезай у ротозеев кошельки. Хочешь, работай прачкой. Хочешь, торгуй своим телом. Мне без разницы, пока это не касается меня напрямую. Но в любом случае на первых порах нам обоим крайне необходимо на кого-нибудь рассчитывать. И лучше пусть это будет такой же ноль без палочки, нежели разумный имеющий за спиной чью-то поддержку и потому априори находящийся на куда более высокой социальной ступени местного общества. Ведь тот, кто располагается наверху, никогда не будет честно сотрудничать с тем, кто внизу. Он всего лишь будет диктовать последнему свои условия, как совсем недавно это делал я по отношению к тебе. Нынче же я предлагаю тебе пусть и сильно неравномерное, но партнерство. Подумай об этом!
- Понятно, - покивала та в задумчивости головой. - Вот только хотелось бы прояснить для себя один интересный факт. Пусть я и забыла многое, но то, что ты провернул с нашими душами, совершенно точно недоступно обычному разумному. Это, скорее, было способностью неприкаянного. Какого-то неправильного неприкаянного, - уставилась она на меня вопросительным взглядом, ожидая пояснения.
- Возможно, - не стал я говорить, ни нет, ни да, на не озвученный вслух, но повисший в воздухе вопрос. - Кто знает, кого смогла породить произошедшая со всем миром катастрофа. Я, к примеру, понятия не имею! Вот только одно я знаю точно, - отойдя подальше от двери и буквально прильнув к ее остроконечному ушку, я принялся шептать. - Справиться с тем эльфом, что столь сильно жаждал увидеть твое бездыханное тело, обычными способами было бы в принципе невозможно. Мало того, что он являлся магом и, судя по специфики движений, не последним бойцом, так еще негласно находился под протекцией местного властителя, как и любой другой разумный приезжающий сюда за покупкой вернувшихся. И те, кто придут следом за ним, вряд ли будут менее опасными непосредственно для тебя. Так что решай, нужен ли тебе в хозяева кто-то непонятный, но способный неприятно удивить твоих истинных врагов. Или же ты предпочтешь вызваться на очередную проверку твоим очередным соотечественником и впоследствии покорно склонишь свою голову перед топором палача. Ведь если ты не сможешь удержать свой язык за зубами, о протекции с моей стороны можешь даже не мечтать. Все же я отнюдь не самоуверенный дурак и прекрасно понимаю, что не с моей подготовкой и физическими кондициями конкурировать на равных с твоими соотечественниками, которые столетиями могли отрабатывать свои навыки следопытов, разведчиков, стрелков, скрытых убийц или же магов.
- Ты же понимаешь, что твой секрет останется секретом лишь в одном случае – если следующий мой соотечественник, что прибудет в усадьбу, также пожелает раскошелиться за мою смерть. Но если он выкупит меня на свободу, - недосказав, та расплылась в весьма нахальной улыбке, давая понять, что все выплывет наружу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Если он тебя выкупит, то я сразу стану весьма состоятельными человеком. Это раз. При этом ты, конечно, можешь выболтать, что именно произошло сегодняшним вечером. Вот только в ответ я сообщу, что легко могу вернуть пострадавшему магу его душу, предварительно выдернув ту из твоего тела. Это два. Как ты полагаешь, кого предпочтут вернуть твои соплеменники? Позабывшего свою жизнь, но способного восстановить свои навыки полноценного мага или тебя – пусть не самого простого, но солдата? Что-то мне подсказывает, что выбор будет сделан не в твою пользу. Это три. А теперь давай, поскаль свои зубки еще раз! Позволь мне полюбоваться твоей бессильной злобой и тем самым потешить свое эго. Доставь мне такое удовольствие! - Не дождавшись подобной ответной реакции, я лишь снисходительно фыркнул, да отпрянул от нее. Время было уже совсем позднее, плюс я успел столь сильно набегаться за сегодня, отчего в сон клонило неимоверно. Даже желание ополоснуться от вонючего липкого пота и часами собираемой по лесу грязи довлело надо мной не столь рьяно, как позыв измученного тела рухнуть на кровать и захрапеть. Потому следовало заканчивать наш диалог. И для более спокойного сна заканчивать его следовало на позитивной ноте. - Завтра заберешь свои вещи, как только они высохнут. И поскольку ты уже принесла мне целых три сотни империалов, три золотых монеты будут твои. Выдам их тебе немецкими марками. Сможешь прикупить на них все, что пожелаешь. Хотя выбор здесь не сильно велик. Но, да лиха беда начало. Единственное, помалкивай про золото того эльфа. Ни ты, ни я, его в глаза не видели. Договорились? Все же именно с этих денег ты в будущем будешь сытно питаться, впрочем, как и я.
- А звериную часть души ты из меня можешь вытащить? - я уже успел скинуть сапоги, вывесить за окно смердящие портянки и залезть под одеяло прямо в верхней одежде, когда со стороны эльфийки до меня донесся заданный едва слышимым голосом вопрос.
- Легко. С тебя бездушное тело бывшего смертника для перелива и пять сотен империалов, - зевнув так, что едва не вывихнул челюсть, сонным голосом отозвался я и проверил насколько удобно мои небольшие ножички выходят из закрепленных на запястьях ножен. - Если получишь свободу, сможешь найти меня в этой усадьбе в течение ближайших двух недель.
- А если меня не выкупят? - продолжила мешать осуществлению моей маленькой мечты о здоровом сне временная соседка по комнате.
- Значит, сперва сама заработаешь на свой выкуп, а после будешь искать деньги и тело на операцию по удалению души. Чего тут не ясного? - вновь протяжно зевнув, пояснил я, после чего прямо дал понять, что на сегодня разговоров хватить. - А теперь спи сама и дай поспать другим.
Сколь бы ни было уставшим мое тело, чуткий сон позволил мне проснуться как раз в тот момент, когда соседняя кровать отозвалась скрипом древесины. Еще на Феде было проверено, что так она скрипит, когда кто-то садится на ее середину, прежде чем подняться на ноги. Потому в моих скрытых под одеялом руках тут же появились короткоклинковые ножи, готовые вонзиться прямо через это самое одеяло в тело любого незваного гостя.
Нависшая надо мной эльфийка сопела с пару минут, так и не решившись сделать то, что пришло в ее болеющую амнезией головку. Я прямо чувствовал всем своим нутром, как ее взгляд сверлит мое осунувшееся и безмятежное во сне лицо. Но все закончилось, даже не начавшись. Едва слышно выдохнув, она отпрянула от меня. Точнее попыталась, так как наткнулась на два коротких, но острых клинка, что упирались с обеих сторон чуть выше поясницы, как раз в районе почек.
Мгновенно замерев, она уставилась в мои уже раскрытые глаза и, слегка поджав губы, начала сопеть погромче, тем самым выражая свое недовольство. Хотя скорее это мне следовало выражать свое недовольство ее более чем подозрительным поведением. Но на первый раз я решил ограничиться всего лишь небольшим штрафом. Отняв один из клинков от ее спины, я медленно подвел руку так, чтобы она оказалась между нашими лицами, продемонстрировал ей блеснувшую в свете луны точеную сталь и, медленно подведя нож к ее шее, чиркнул два раза, но несколько ниже. И так рвущаяся наружу из слишком узкого кителя грудь в то же мгновение практически полностью высвободилась, как только две верхних, с явным трудом застегнутых, пуговицы оказались подрезаны моим клинком.
