не вмешиваться, данного на самом высоком уровне.
22 августа, прервав музыкальную программу, германское радио объявило: «Имперское правительство и советское правительство договорились заключить пакт о ненападении. Имперский министр иностранных дел прибудет в Москву в среду 23 августа для завершения переговоров»799.
22 августа советские газеты опубликовали сообщение о советско-германских отношениях. «После заключения советско-германского торгово-кредитного соглашения встал вопрос об улучшении политических отношений между Германией и СССР. Происшедший по этому вопросу обмен мнениями между правительствами Германии и СССР установил наличие желания обеих сторон разрядить напряженность в политических отношениях между ними, устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении. В связи с этим предстоит на днях приезд германского министра иностранных дел фон Риббентропа в Москву для соответствующих переговоров»800.
Гитлер тянуть не стал, и 22 августа в Оберзальцбурге наделил Риббентропа полномочиями на заключение договора с Советским Союзом: «Я предоставляю имперскому министру иностранных дел господину Иоахиму фон Риббентропу все полномочия для переговоров от имени Германского государства с уполномоченными представителями Союза Советских Социалистических Республик о заключении пакта о нена-падении, а также обо всех смежных вопросах и, если представится возможность, для подписания как пакта о ненападении, так и других соглашений, явящихся результатом этих переговоров, с тем чтобы этот пакт и эти соглашения вступили в силу немедленно после их подписания»801.
В тот же день Астахов направил в Москву срочную секретную телеграмму: «2 четырехмоторных самолета делегации Риббентропа вылетают из Кенигсберга 23 августа в 7 час. 10 мин. по маршруту Каунас – Великие Луки – Москва»802.
В 1967-м году в одной из своих бесед с Константином Михайловичем Симоновым выдающийся полководец, Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза, кавалер двух орденов «Победа» Александр Михайлович Василевский рассказал, что по пути в Москву, уже над советской территорией зенитная артиллерия обстреляла самолет Риббентропа, и когда он совершил посадку в Москве, были обнаружены пробоины от осколков. Сам Василевский в августе 1939 году в звании кобрига служил заместителем начальника Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии, и узнал об этом инциденте потому, что был направлен с комиссией для расследования этого дела на месте. Однако, несмотря на то, что в Кремле ждали от немцев реакции, протеста или хотя бы заявления, протеста, ни заявления от них не последовало. Ни Риббентроп, ни сопровождающие его лица, ни сотрудники германского посольства в Москве никому не сообщили ни одного слова об этом факте803. В книге воспоминаний А.М. Василевского «Дело всей жизни»804, вышедшей в 1975 году, этого эпизода, по понятным причинам, нет.
Анализируя сказанное Василевским, Симонов вполне резонно предположил, что немцы «решили добиться заключения договора во что бы то ни стало, невзирая ни на что, именно поэтому не заявили протеста, который мог хотя бы в какой-то мере помешать намеченному»805.
Замечательный писатель К.М. Симонов, прошедший всю войну «с лейкой и блокнотом», написавший, пожалуй, самый лучший роман в Великой Отечественной войне – «Живые и мертвые», закончил свою книгу «Глазами человека моего поколения» незадолго до смерти, первоначально он ее публиковать не предполагал, и она вышла уже после того, как он умер. Следовательно, на мой взгляд, верить можно и Василевскому, и Симонову.
Прочитав 22 августа в утренних советских газетах Сообщение ТАСС о предстоящем приезде Риббентропа в Москву для переговоров по вопросу о заключении пакта о ненападении, Думенк обратился к Ворошилову с просьбой назначить на 18 часов заседание миссий, поскольку им получен от правительства положительный ответ на вопрос советской миссии806.
Несмотря на то, что в конце заседания 17 августа Ворошилов от имени советской миссии изъявил согласие в любой момент, как только ответ будет получен от обоих правительств или от одного из них (выделено мной. – Л.П.), немедленно созвать наше заседание, созывать все три миссии он не стал, а принял одного Думенка в 19 часов, и сразу попросил ознакомить его с документом, полученным от правительства Франции. Также нарком спросил, есть ли ответ у английской миссии по тому же вопросу. Думенк ответил, что у него нет этого документа, но правительство положительно ответило на основной вопрос. Ему, Думенку, дано право подписать военную конвенцию, где будет сказано о разрешении на пропуск советских войск в тех точках, которые будет определены самим советским командованием, т. е. через Виленский коридор, а если понадобится в соответствии с конкретными условиями, то и пропуск через Галицию и Румынию. (Выделено мной. – Л.П.).
Ворошилов спросил: «Это сообщение от французского правительства? Думенк сказал, что французское правительство дало ему эти инструкции. Ворошилов спросил, как ответило английское правительство? Думенк сказал, что он не знает, получил ли Дракс подобный ответ от своего правительства, но ему известно, что адмирал согласен с тем, что конференция может быть продолжена. Ворошилов спросил: «Стало быть, английская делегация уведомлена об этом сообщении?» Думенк ответил, что он сказал Драксу об ответе французского правительства, и что он почти уверен в том, что такой же ответ должно было дать и английское правительство. Но так как он является ответственным за военные вопросы, а Дракс больше за морские, этого ответа правительства Франции вполне достаточно для продолжения работы конференции.
Ворошилов сказал, что английская миссия, возможно, согласна с тем, что Думенк ведает военными вопросами, однако она играет если не доминирующую, то равнозначную роль во всех переговорах. Поэтому без ответа английского правительства на вопрос советской делегации трудно будет продолжать работу совещания. Думенк сказал, что ответ английского правительства будет получен очень скоро.
Ворошилов сказал: «Меня интересует еще другой вопрос. Я очень извиняюсь, господин генерал, но вопрос очень серьезный, и я считаю необходимым его задать». Думенк с готовностью ответил, что также хочет говорить с Ворошиловым серьезно и откровенно.
Ворошилов сказал, что Думенк не ответил, какую позицию во всем этом деле занимают правительства Польши и Румынии, в курсе ли они дел, или получен ответ лишь французского правительства, данный без ведома Варшавы и Бухареста? Думенк сказал, что не знает, какие вели между собой переговоры правительства Англии, Польши и Румынии, и что он говорит только то, что сказало ему его правительство. Вслед за этим Думенк спросил: «Есть ли у Вас желание быстро продвинуть это дело и подписать военную конвенцию, потому что я пришел как раз для этой цели, и я вижу, что время идет?». Ворошилов ответил, что Советский Союз не виновен в том, что представители Франции и Англии так долго тянули с этими вопросами.
