Машина Дины выглядит столь же экстравагантно, как и хозяйка. В первую очередь этот крытый джип послевоенного выпуска запоминался своей раскраской: он чёрно-синий, а на капоте огромными красными буквами, с которых словно стекали струйки крови, написано «Дина». На обеих дверях джипа, вместо штатных звёзд, красуются изображения черепов с горящими глазницами. Ещё один такой же череп изображен на диске висевшего на заднем борту запасного колеса. Языки пламени обрамляют колёса. Глядя на эти «рисунки» нельзя сказать, что Дина так уж обделена художественными способностями. Конечно, это зависело от того, с кем сравнивать. На антенне джипа весело колышется по ветру треугольный красный флажок с чёрным кругом, о котором никто не знает, что он означает. Не знает и сама Дина. Впрочем, на этой машине Дина ездит только в столице. И следует также учесть, что джип собран самой Диной из нескольких списанных когда ей было семнадцать лет. Годы прошли. А машина оставалась её единственным постоянным спутником.
Рэтерн села за руль, Дина порылась в бардачке и вытащив оттуда какой-то пропуск прилепила его к стеклу.
— Этот-то мой, настоящий.
Опустив правую руку, она резко вытащила откуда-то из-под сиденья странный короткоствольный автомат.
— Ты ещё танк возьми.
— Пожалуй, верно, — ответила Дина и убрав автомат, снова принялась рыться в бардачке.
На этот раз она извлекла упаковку каких-то таблеток, и высыпав три штуки, стала их жевать.
— Любой запах перешибает!
— Что именно будем делать?
— Я потребую вызвать его. Это будет, скорее всего, на втором этаже. Там такой длинный коридор с решёткой в одном конце. Его поведут по коридору, если мне не наврали, где именно он сидит. Стрелять буду я. Ты — страхуй меня, то есть наставь пистолет на охрану и кто там ещё будет.
— Смотри, не промахнись!
Дина оскалилась в ответ.
Дина стремительно идёт по коридору, Рэтерн, хотя и почти такого же роста с трудом за ней поспевает.
Вызван начальник охраны. Переданы соответствующие бумаги. Ни тени сомнения. Им похоже просто неизвестно о новых обвинениях в адрес Линка.
Телефонный звонок. Подзывают начальника охраны, многозначительно глядя наверх. Дина к счастью, смотрит в другую сторону. На зарешеченную дверь. Напряглась, словно рысь перед броском. Устремлён в одну точку взгляд. Пусть только появится…
— Она здесь?!!!
— Да.
— С приказом от М. С.?!!!
— Это не совсем приказ, она…
Император буквально взорвался.
— Задержите её!!! Она убивать пришла!!!
Офицер бросает трубку. Дина стоит к нему спиной. Что делать? Кэртерка явно что-то увидела в его лице. И краем глаза — появившегося в конце коридора человека с руками за спиной. Она никогда не видела его, но сразу поняла, что это он. Поняла, что офицер что-то узнал. Время словно замедлило свой бег. Рука исчезает за оборотом пиджака. Пальцы оплетают рукоятку.
— Приказ императора, задержать обеих, увести его.
Поняла это и Дина. Новые обстоятельства, которые против неё, она заметила. Она стоит, сложив руки на груди. Никто и не заметил, как она выхватила два пистолета. Рэтерн была не особо умелым стрелком, но зато она быстрая. Пистолет тоже стремительно вылетел из кармана.
— Ни с места!!! — завизжала она.
У Дины очень странные пистолеты. Она выстрелила сразу из двух. Они довольно длинноствольные. При выстрелах из стволов словно вырываются языки пламени. От грохота заложило уши.
Пистолеты, и боеприпасы к ним сделаны самой Диной. Ни то, ни другое в боях она не использовала, а в столице обожала форсить, в том числе и своим оружием.
Вырывались из стволов языки пламени. Крошилась штукатурка и кирпичи на стене в конце коридора. Как раз на той высоте, где несколько мгновений назад находилась голова Линка. Снова выплюнули пламя стволы. Где он? И где охранник? Дина не могла промазать!!!
Охранник прыгнул на спину Линку и повалил его. Очень хорошо соображал приносивший присягу императору солдат. Он вырос в очень консервативно настроенной семье, где все считали М. С. узурпатором. Для него император был олицетворением государства. Именно император, а не его властолюбивая дочка, в принципе не имевшая никаких прав на престол. Три года назад он добровольцем записался в императорские части, хотя это вовсе не престижно.
Сейчас ему представился шанс проявить свою верность. Он прекрасно знал, кто такая Дина, и кто такой Линк. И понимал, что переводом в это место Линка хотят от чего-то спасти. Он на долю секунду раньше всех прочих сообразил, зачем Дина сложила руки на груди. Понял по взгляду. Взгляду ядовитой змеи перед броском. Змея и вправду бросилась. Только на мгновение позже, чем следовало бы.
Дина уже видела, что не достать. Пистолеты выплюнули ещё два языка пламени. Патроны оставались. Они и очень мощные, и вполне могли бы пробить два человеческих тела. Но одним из них был свой. Дину называют жестокой. Оснований масса. Но не на столько, чтобы убивать дурака выполнявшего приказ. Он закрывает собой второго. Всё теряет смысл. Зачем он это сделал?! Неужели не знал, что сотворил этот выродок?! На Дину теперь страшно смотреть. Она резко развернулась к собравшимся. Пистолеты теперь держит стволами вверх. У многих руки потянулись к оружию, настолько нечеловечески сейчас выглядит Дина. Огнём горят глаза, а в лице не кровинки.
А она разжимает ладони. Два пистолета глухо стукнули по полу.
— Отпустите её. Мы уходим домой. Понадобимся — знаете, где меня найти. Её я силой заставила пойти со мной.
— Не ври, Дина. — никто и никогда не слышал от неё подобного голоса сквозит сталь, сквозит мощь. — Я сама пошла с ней. Я, лишенная имени Рэтерн. И я клянусь свершить МЕСТЬ. И свершу.
Их если можно так выразиться, «проводили» до машины. И теперь Рэтерн идёт впереди. А Дина за ней буквально плетётся. И даже рукой о стену опирается, словно больная. Хотя все видят ещё одну кобуру у неё на ремне, каждый уверен — за оружие не возьмётся. Явно произошло что-то большее, чем просто неудачное покушение.
Офицеры ждали следователей. Хотя дело было бы пустой формальностью. Собравшиеся не знали о болезни М. С… Но Дина есть Дина.
— Заметили, из чего она стреляла?
— Да. По стене словно из крупнокалиберного пулемёта шарахнули.
— Что же это было?
— Не знаю.
Дежурный офицер сказал.
— Проклятое занятие! Через месяц комиссия, и больше меня здесь не будет. Либо в отставку уйду, либо на границу. Там хоть всё не так гадко. — он резко провёл рукой по шее. Словно горло хотел перерезать — Вот где у меня уже эта поганая столичная жизнь сидит! Нажрался, аж больше не лезет. Что у нас за мир? Брат сестру убил, а другая его самого порешить хотела! И каждый прав по-своему. Хоть не нам разбираться, кто из них правее, и то хорошо. А тем, кому придётся, каково будет? Только не по-людски это всё как-то! Мы люди вообще или кто? Что мы тут творим, и какой жизнью живём?
— Останови.
Рэтерн затормозила. Дина стукнула кулаком по приборной панели.
— Глупо! Как всё глупо! Дурдом просто какой-то! Ничего я не смогла сделать! Ничего! Как же всё глупо! Бессмысленность!
Рэтерн молчит. У неё свои представления о том, как следует встречать поражения. Проигрывать тоже надо уметь. Это надо делать молча, как бы тяжело тебе не было. Она родилась в том социальном слое, который просто обязан воевать. Он для этого и существовал. Но она даже в теории не хотела нести смерть. Она не верила в красивые фразы о долге перед родиной и о необходимости её защиты. На Кэртерцев никогда никто не нападал. Нападали они. Как правило, на тех, кто слабее. Ей не хотелось жить как все вокруг. Может, это было возрастным, и останься Рэтерн в той среде, то со временем бы прошло. Но судьба распорядилась иначе…
Ей не нравился социальный слой, к которому она принадлежала, но помимо своей воли, ещё в детстве впитала слишком многие понятия и представления этого слоя. И не худшие понятия.
Она только понаслышке знала, какую жизнь ведут М. С. и Дина. И жизнь эта была страшная. Но никогда не носила Рэтерн розовых очков. И понимала она так: именно благодаря тому, что люди, подобные М. С. и Дине живут так, а не иначе, могут жить в мире и покое люди подобные Рэтерн, и благодаря таким, как М. С. и Дина и она, и её дети не увидят всех тех ужасов, которые видят они сами.
Этот бой она просто должна была дать. А выиграть… Но она сама бы себе потом не простила бы, если его не дала. Ибо это был просто её долг. Долг перед своим единственным другом. Она обязана была за неё отомстить. Слишком много для кэртерца значило это понятие — месть.
Слишком много тёплых и хороших воспоминаний у неё связано с Мариной.