ДИАНА. Кофе я не пью.
НИНА. Кофе желудевое. Из желудей.
ДИАНА. А! Черт знает что туда суют под видом желудей. Желуди, их же надо еще найти, поехать в дубраву, собрать урожай там… Кто этим будет заниматься! Крестьяне все теперь пьют, им нагнуться лень. Так что на фабрике они под видом желудей суют химию, целлюлозу, поролон, полиэтилен. С запахом, с отдушкой, близкой к натуральной. Вы как пищевичка должны понимать.
НИНА. Это было когда… Позапрошлым летом. Еще Горюновы оставили мне целую трехлитровую банку маринованных опят. Не могли утащить, в лодку не влезло. А то ли сомневались… Ложные ли опята. Я невестке отвезла. Она сама всё сожрала, маме не дала, на что и был мой расчет. Все живы по сю пору. Мама мне по-тихому говорит, она даже, невестка, ночью вставала на кухню пришла, где мама якобы спит на раскладушке, и дососала из-под стола доставши всю банку со свистом. Ночью! Уксус весь выдула.
ДИАНА. Я уксуса не употребляю.
НИНА. А это почему еще? Я люблю маринованное, грибки, помидоры, огурчики. Сахар сыплю, уксус закладываю. Укроп, чеснок. Ммм!
ДИАНА. Не ем жирного, жареного, соленого, острого, уксуса, мяса и рыбы.
НИНА. Зачем?
ДИАНА. Что значит зачем?
НИНА. Ну зачем вам это?
ДИАНА. Что – это?
НИНА. Ну все это. Не есть.
ДИАНА. Чтобы сохранить сосуды.
НИНА. А зачем, к чему это ведет, сосуды? Никому ваши сосуды не интересны. Я понимаю я, я для дочери живу, для внучек. Они без меня не смогут. Живу для мамы, чтобы ее невестку кормить, чтобы она лопнула. А вам зачем сосуды? У вас ведь никого! Насколько я все знаю. Никакой там дочери!
ДИАНА. Ну, как сказать, это необходимо, чтобы память иметь.
НИНА. А зачем это вам? Память?
ДИАНА. Ну… как шутит моя подруга… Как шутила моя подруга Ксения Романова по кличке Потомок. Она внебрачная была прапраправнучка великого князя от горничной. Поймал он эту новую горничную… По легенде, ей было четырнадцать лет. Потомок шутила: наш лозунг – до победы на своих ногах и в своем разуме.
НИНА. До какой победы?
ДИАНА. Это просто так она выразилась. Пошутила.
НИНА. Ну что такое победа на своих ногах, что такое в разуме? Что?
ДИАНА. Ну… победа человека. На своих ногах и в своем разуме. Это тогда человек.
НИНА. Одна тут здеся жила у меня… Алла, оперная. Безрукая.
ДИАНА. Я ее помню. Она горела в кухне, упавши руками на горящие конфорки на газовую плиту. Трагедия. Потеря сознания. И сгорели руки…
НИНА. Да че там, она алкоголик. Ее любовник пристроил так на газовую плиту. Взволок, газ поджег и убежал. Отомстил. Она ему денег не давала. Он всем жаловался: типа на вот тебе рубль и ни в чем себе не отказывай. Так с ним обращалась, солистка хора была.
ДИАНА. Да что вы говорите?
НИНА. А то говорю! Руки ее положил в огонь и ушел. Она не очнулась. Дверь взломали, когда дым и чад от жареного пошел. Догадались, кто это сделал, но не доказали. И что? Жила тут у меня здесь, как инвалиду ей всегда путевку давали на наше усмотрение, понятно? Вот она ничего не готовила. Была на своих ногах и в своем разуме. Но без рук. Рот подставляла, налей (показывает). А-а-а-а-а. Ее кормили все. А она одно: налей. Аааа!
ДИАНА. Да, как птенец, открывала клюв, вы правы. Всюду где пили. Но она, вы должны быть в курсе, продолжала петь в хоре, ее в опере жалели, у нее опыт громадный, репертуар знает, а на пенсию было не прожить, тем более у нее дома всегда кабак, все собирались, весь хор и мой бывший муж Сусанин-бас при них, так ведь никаких денег не хватит на водку. Приходили все под предлогом Аллочке помочь. Ее на спектаклях в хоре ставили в задний ряд, костюмеры набивали ей пустые рукава и перчатки поролоном. Я помню. Солистка хора. Это было горе.
НИНА. Умерла на своих ногах. На сцене. Рухнула прямо, говорили.
ДИАНА. Вы не всё знаете. Когда она упала, хор ее заслонил, кто-то сзади ей присел пульс щупал в процессе пения, а это была «Травиата», сцена на балу. Бал-маскарад. Широкие юбки так расправили и скопом стояли не шевелясь. Пока занавес не пошел, так и не двигались с места, одна с ней там сидела сзади хора, она тут тоже потом отдыхала и рассказывала, что голову ей держала, шею щупала, рук-то на ней, на Алле, не было, пульс проверять, и так находчиво она пела на мотив «Травиаты»: «Пульса нету, пульса нету, умерла, не уходите». Они и стояли стеной, уже их сцена кончилась, они молчат как идиоты, но стоят, их там уже не должно было быть, помреж орала из-за кулис, они нет, так молча и выстояли. Еще было бы хуже, они уходят, тут сцена Виолетты, дуэт, а на полу труп лежит не дышит, и руки как веревочки тонкие скручены. Искусственные руки-то! Зрители бы вообще с мест повскакали, чтоб рассмотреть. Ох, что пережил хор!
НИНА. Да, вот это судьба, не болела не болела – и раз! Окочурилася.
ДИАНА. Уйти на сцене, мм! Да! Это счастье актера, доработать до победы. Умереть на малой сцене – позор. А на большой – это победа!
НИНА. Какая это победа?
ДИАНА. Но к этому счастью, к нему надо многое присовокупить. Чтобы до победы со своими руками, разумеется. На своих ногах, в своем разуме. И память! Да, еще возможность себя обслуживать, ни на ком не висеть обузой.
НИНА. Вот я и сомневаюсь. Себя вы обслуживаете?
ДИАНА. О да, прекрасное дитя, о да. Но главное – я на своих ногах и в своем разуме.
НИНА. Зачем, зачем все это?
ДИАНА. Как зачем?
НИНА. Вот вы. Вы в своем разуме?
ДИАНА. Надеюсь. Да, надеюсь что да.
НИНА. Вы! В своем разуме?
ДИАНА. Надеюсь.
НИНА. Так считаешь?
ДИАНА. Господи, да что с вами?
НИНА. Дура, что ли? Дура совсем, да? В разуме она.
ДИАНА. Простите, но я вас не понимаю.
НИНА. Прекрасно понимаешь!
ДИАНА. Я не отрицаю. Я все прекрасно понимаю.
НИНА. Но меня вы не обдурите! Нет!
ДИАНА. Зачем мне это, вас обдуривать, бог с вами.
НИНА. Ела она. Ела она крапиву. Не ели вы ниче!
ДИАНА. Моя дорогая Ниночка. Что вы шумите? Человек имеет право на все то, что не мешает остальным и их никак не касается.
НИНА. Касается, меня касается и мешает. Очень даже касается! Я вот как сейчас возьму и запихаю вам в рот винегреда!
ДИАНА. Бог с вами, у меня зубов нет на винегрет. И потом, там же огурцы маринованные! Таких ужасов я не ем. Я сыта, благодарю вас.
НИНА. Вот у меня мать мужа дочери. Моя дочь, ее мать мужа моей дочери, так? Понимаете?
ДИАНА. Повторите. Я поняла, но не полностью. Что-то выпало из смысла.
НИНА. Моя дочь вышла за этого доходягу, а это доходягина мать! Ясно?
ДИАНА. Доходягина мать?
НИНА (как бы обалдев). О! (Презрительно.) А! (Стонет.) О-о. (Кряхтит.) Оий. Ну эта, мать мужа моей дочери! Она этого мужа родила непонятно вообще как. В сорок пять лет. Я в сорок пять уже мываться перестала. А она родила этого мужа!
ДИАНА. Родила мужа?
НИНА. Да! Родила мужа моей дочери! Поняли?
ДИАНА. Родила мужа. Помнится, вы в общих чертах уже мне это обрисовывали. Дня три тому назад. Я еще тогда тоже не совсем вас поняла.
НИНА. Да? Ну так слушайте. Родила его в старости. После чего мать этого мужа живет, хворает, така больна, така больна, но и не помирает десять, двадцать, тридцать лет. Две дочери уже были у нее еще до и окромя сына.
ДИАНА. Что значит еще до и окромя?
НИНА (орет). То! Она их родила до! Помимо него!
ДИАНА. Родила помимо него, понятно. До и помимо. Окромя. Это мы запоминаем. Один в уме.
НИНА. Два! Две вообще! Дочери помимо его. Ну так вот. Теперь! Старшая дочь за матерью больной ходила, выросла старая, померла, теперь вторая дочь подключается ухаживать… И сын этой матери, муж моей дочери, туда же идет.
ДИАНА. Погодите. Сын этой матери… Какой сын?
НИНА (орет). Зять! Зять мой! Ну?
ДИАНА. Ах вот оно что. Ваш зять.
НИНА. Звонят, что ты обязан к нам идти, они ему дозваниваются, на него орут в два горла. Его мать и сестра, ей вообще за петьдесят… Поняла что?
ДИАНА. Я вас понимаю теперь очень хорошо. За пятьдесят ей. Кому?
НИНА. Кому-кому, сестры! Ей петьдесят. Зовут его туда переселяться к матери и к сестры. У матери и сестре жить. А я же его же кормлю! А он мне тоже должен же помочь, бочки там с соляркой в лодку и из лодки! Я одна валяю эти бочки по сорок литров, у мене уже внутренние там органы опустились, не могу к врачу сходить проверить, что там, так? А сменить прокладку у крана, а то, а се?.. Орудую гаечными ключами! Вся в масле и пеньке! Соляркою этой буквально ссу!
ДИАНА. Боже, боже! Что вы! Соляркой ссыте, пардон? Какой, понимаете ли, кошмар!
НИНА. Ну, это поют: полюбила комбайнера, комбайнеру я дала. Две недели сиськи мыла и соляркою ссала.
ДИАНА. Жизненная песня. У нас в театре служил водитель, тоже был интересный мужчина. Рук не мыл, потому что чего мыть, вымоет и опять пачкать. А уж про ноги я не говорю…
НИНА (с интересом). Да-а?
ДИАНА. Костюмерши девушки мне рассказывали, смеялись до упаду, знали предмет.
НИНА. Вот такие дела на театре.
ДИАНА(переключаясь на другую тему). Но вы, вы же преступница!
