Но есть вещи, в которых замешан не только ты. И тут ты обязан отреагировать. Например, история с Японией. Это ложь и провокация: будто бы я сказал, что Бог наказал японцев. Я бы и не отвечал, если бы так не любил Японию и не получил бы совсем недавно замечательную награду – приз Акиры Куросавы, с которым я дружил и которого очень любил… (II, 69)
ПРИБАЛТИКА
(1990)
Почему с такой яростью разрушают сегодня все построенное в Восточной Европе, сжигая, круша памятники Ленину, расстреливают генерального секретаря правящей партии братской страны как собаку…
Значит, в этом что-то есть? Что-то не так!
Это касается и Прибалтики.
Я не хочу влезать по этому поводу в политические дебаты. Если люди глубоко убеждены, что так, как жили, жить не хотят – нужно к их голосу прислушиваться.
Другой разговор: как они хотят жить. Какая-то должна быть система расчетов. Когда вы пожили в гостинице, уходя, надо расплатиться. Сказать: «спасибо». Если что-то сломал – оплатить, если что-то стащил – вернуть или пойти под суд. Но это должно быть по-человечески сделано.
Почему Прибалтика хочет выйти?
Да потому, что жив менталитет людей, которые знают, что такое другая жизнь. Мы ее не знаем. У нас за спиной семьдесят лет. У них – сорок. Там еще живы люди, которые помнят, что такое рыночные отношения, свобода слова.
А мы отметили тысячу лет христианства на Руси и все еще учимся демократии! Пети Трофимовы… страна из петей трофимовых. Учимся. Вечные студенты! И экспериментируем. (I, 31)
(2011)
Интервьюер: Какие точки соприкосновения Прибалтики и России Вы видите?
Прибалтика никогда не была органична в составе СССР. В отношении Эстонии, Латвии и Литвы в 1940 году была совершена экспансия – этим и объясняется та прохлада, которая всегда чувствовалась в наших отношениях. Но на данный момент заинтересованность Прибалтики в России очевидна. Потому что возникло понимание: Европе ни Эстония, ни Латвия, ни Литва не нужны.
Знаете, есть политики, а есть люди. Я всегда чувствовал себя в Прибалтике как дома, и делить нам сегодня нечего. И я не вижу другого будущего, как взаимовыгодное партнерство. (XV, 63)
ПРИВАТИЗАЦИЯ
Приватизация памятников истории и культуры
(2003)
Интервьюер: А как, интересно, Вы относитесь к предложению Минкультуры передать в частные руки подлинные исторические, культурные, архитектурные памятники?
Плохо отношусь…
Если подобное случится, никто и никогда уже не сможет контролировать процесс, государство навеки потеряет все эти имения, дворцы, усадьбы.
Скажем, на наших глазах медленно, но верно разрушается уникальный Дом Пашкова. В бюджете нет денег на его реконструкцию. Отдать здание в частные руки? Допустим. Что получим в итоге? Имярек приватизирует дом, реставрирует фасад, а потом выкидывает уникальные библиотечные книги, устраивает жилье для себя и близких, ставит у порога дюжих охранников и привинчивает к дверям табличку: «Частная собственность. Вход посторонним воспрещен».
Меня такая перспектива совсем не радует… Но, мне кажется, паниковать пока рано. Вижу, что я не одинок, многие разделяют мою позицию. Это вселяет надежду. Главное, чтобы решение, как у нас нередко случается, не протащили тихой сапой с черного хода, чтобы не поставили всех перед свершившимся фактом. Будем следить, чтобы этого не произошло, хотя, с другой стороны, понимаю: нет таких преград, которые не могли бы взять башлевики.
Как Вы сказали?
Башлевики. Те, кто башляет…
К сожалению, степень коррумпированности в нашем обществе столь высока, что за деньги можно добиться принятия практически любого решения.
При этом верю: хотим мы того или нет, но в нашем мире существует некий не зависящий ни от кого механизм, позволяющий оставлять последнее слово за тем, что естественно, логично и правильно… (II, 43)
ПРИЗНАНИЕ
(2001)
Признание – крест тяжкий. Его нужно отрабатывать… Меня раздражают люди, из кожи вон лезущие, чтобы добиться популярности, а потом с томной усталостью жалующиеся на настырность почитателей. Человек не хозяин своего таланта. Он только проводник между Господом, одарившим тебя, и теми, кто этого не умеет. И потому терпи, трудись, неси свой крест, а не то однажды проснешься бездарным, а сам и знать-то не будешь, что дар у тебя отобран, потому что ты решил, что он твоя собственность.
В нашем деле нужно понимать популярность.
Признание – это когда каждый человек имеет право считать тебя своим знакомым, потому что он тебя знает и он убежден, психологически, что и ты должен его знать, раз он знает тебя.
Другой разговор, когда к тебе: «Эй, стой, поди сюда, давай дерябнем», – тут нужно извиниться и сослаться на занятость… (II, 36)
ПРИНЦИПЫ
(2001)
У меня есть четкие принципы, которым я всегда следую. И привнесенные извне обстоятельства мало что могут тут изменить…
Я стараюсь жить по толстовскому принципу: делай что должно, и пусть будет что будет.
И еще. Моя мама, Наталья Петровна Кончаловская, никогда не разделяла людей по принципу «кто есть кто». Она с одинаковым уважением и интересом (именно интересом!) разговаривала и с министром культуры СССР Михайловым, и с печником Давыдом, ибо человек есть не средство, а цель!
Надеюсь, мама и нас научила такому же отношению к людям. (II, 37)
ПРИРОДА
(1992)
Мне очень трудно выразить мой личный опыт общения с природой.
Это как любовь.
Счастливые любовные истории неинтересны. Разговор о природе оставляет во мне чувство беззащитности. В степи, когда я лежу на земле, или еду на лошади, или любуюсь закатом, я чувствую что-то неизъяснимое, что-то, что не выразить словами, огромную благодать. Нечто неосязаемое, просто ощущение радости жизни. Как неуловимый запах духов.
Может быть, запах лаванды… (II, 22)
ПРИСЯГА
(1992)
Я давал присягу.
Мой отец мне сказал, а ему его отец: «Михалковы на службу не напрашиваются, от службы не отказываются». Это очень точно… Это присяга. И ты должен соответствовать нравственному знаку. (II, 23)
ПРИТЧА
(2000)
Есть замечательная притча про двух отшельников, которую пересказывал Владимир Соловьев.
Отшельники, долгие годы жившие в пещерах, пришли зачем-то к первосвященнику, но он их не принимал день, два, три. Они трудились, молились. Все впустую. Деньги кончились, они что-то украли, поели, выпили и… оказались в постели с блудницей. Потом снова пошли к первосвященнику. Он их опять не принял, и они решили вернуться домой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});