— Иди ко мне, — шептала горячо Лиз, — иди ко мне, мой милый, мы будем с тобой вместе, всегда вместе, я с тобой пойду куда хочешь, хоть в лес, хоть на край света, ты мне, пожалуйста, верь, потому что я тебя люблю, ты поцелуй меня, вот так, и еще, пожалуйста, я прошу тебя, нет, не отворачивайся, я тоже хочу тебя целовать…
И уже Олег не понимал, где он, потому что ничего не было, кроме горячей Лиз — она была со всех сторон, и это было сладостно и щекотно…
Дверь заскрипела так, словно пилой провели по железу, — жутко громко. Шаги матери сразу зазвучали рядом.
Олег вырвался из рук Лиз, а может, с трудом оторвал от нее собственные пальцы и вскочил.
А Лиз села на кровати и прижала руки к груди. Олег не столько увидел это в густой полутьме, сколько почувствовал. И увидел все глазами матери.
А мать от неожиданности испугалась.
— Вы что? — воскликнула она. — Вы что здесь делаете? Олег!
Ей показалось, что она увидела Олега, потом она поняла, что это Лиз.
— Я ничего, — произнесла Лиз, сразу она стала очень далекой. — Я пришла, мы с Олегом сидели, разговаривали, я уйду, вы не бойтесь.
— Вот этого я не ожидала, — сказала мать так, словно она ожидала чего-то другого, только вот этого не ожидала.
— А чего этого? — Олег сразу стал агрессивным, потому что ему было очень стыдно.
— Сам понимаешь. И от тебя, Лиз, я не ожидала.
— Простите. Я так переживала за Олежку, он собирался в лес убежать, искать Марьяшку с Диком, совсем один, и я уговаривала…
— Лиз, ты что! — возмутился Олег.
Это было низкое предательство.
— Ты можешь на меня сердиться сколько хочешь, — ответила Лиз, — но я забочусь только о тебе, я знаю, что идти в лес — это чистая смерть. Вы знаете, я его так хотела отвлечь, я даже сама предложила в лес пойти, честное слово.
— Странное отвлечение, — бросила мать и тут же обернулась к Олегу: — Ты в самом деле хотел в лес убежать?
— Врет она, — проговорил Олег тупо.
Он не умел лгать, но сейчас не это было важно, плохо, что Лиз оказалась предательницей. Она испугалась матери и хотела отвлечь ее.
— Нет, Олежка. — Лиз как будто угадала его мысли. — Нет, я не предательница, я тебя очень люблю, и мне не стыдно, что я тебя так люблю, и я лучше умру, чем пущу тебя в лес.
Мать неожиданно нагнулась. Она знала Олега лучше всех на свете. Она вытащила из-под стола мешок.
— А это зачем? — спросила она.
Лиз своего добилась. О ней забыли.
Она поднялась, запахивая куртку, поискала оброненный башмак.
— Это что? Ты меня хочешь убить? Ты меня обязательно хочешь убить! — Мать накачивала себя, вызывала гнев.
— Я пошла, — уронила Лиз, но никто не обратил на нее внимания.
Бурная сцена еще не кончилась, когда на шум заглянул Старый, узнал, в чем дело, и сказал:
— Я подозревал, что ты выкинешь что-нибудь в таком духе. Только у тебя ничего не выйдет, мы с Сергеевым договорились сегодня дежурить у изгороди, а тебя от дежурства освободить. Так что мы бы все равно заметили. Эх, глупость человеческая…
— Это не глупость.
— Это не глупость, это эгоизм, — возразила мать.
— А ты знаешь, Ирина права, это и есть эгоизм.
— Я не для себя…
— Ты для себя хочешь быть героем, ты для себя хочешь принести на руках Марьяну или приволочь на спине Дика.
— Вы ничего не понимаете!
Олег выбежал из дома как был, в одной рубашке. Было холодно, он сидел на бревне, на пустоши, ему не хотелось возвращаться, и он всей шкурой ощущал, как за ним следят — следят из хижин. И Лиз, и мать, и Старый, и Сергеев. И никто ему не верит.
А там, в лесу, они ждут помощи…
Было холодно, очень хотелось укутаться и спрятаться, но не идти же домой. И предательское воображение начало строить картины того, как Марьяна с Диком сидят в гостях у экспедиции, и смеются, и едят всякие вкусные вещи… Это была не его мысль, ее придумала Лиз, но мысль оказалась очень удобной, и было трудно ей не поддаться.
— Олег! — закричала мать от дверей дома. — Иди спать, простудишься!
Пришлось идти, и так весь поселок слушает.
Олег не разговаривал с матерью, она тоже молчала.
Он залез в кровать, и кровать, как назло, пахла Лиз. Ее телом и той травой, которой она намазала ладони.
Олег хотел думать о Марьяне и, засыпая, вызывал в памяти ее образ. Это было сладко, но когда он заснул, ему снилось, что он обнимается с Лиз, и он ничего не мог поделать с собой во сне, хотя понимал, что это неправильно.
* * *
На следующий день Казик начал вырубать ступеньки в коре дерева. Это была утомительная, занудная работа, к тому же Казик и сменявший его Дик были голодны.
Казик за первый день вырезал ступеньки метров на двадцать вниз, до обломка сука, который торчал из ствола. Обломок был крепкий. Казик обрезал канавкой кору вокруг так, что можно было закрепить за обломок веревку.
Следующий день ушел на то, чтобы вырубить ступеньки еще на тридцать метров вниз. Дик мог бы спуститься, как и Казик, по ступенькам, но Марьяну нужно было страховать веревкой, она была слабее их. Марьяна говорила, чтобы они оставили ее на дереве и спускались без нее, а она дождется, пока они сходят за помощью, но Дик отказался так сделать. Он сказал, ведь может получиться, что никакой экспедиции нет или что она улетит. Тогда придется возвращаться домой — а это значит, что Марьяне жить одной на дереве, может быть, десять дней, может, две недели. А за это время, как сказал он, Марьяна превратится в скелетик. Он был прав, Марьяна с ним больше не спорила. Когда она уговаривала ребят оставить ее, она боялась, что они поддадутся на ее горячие уговоры и оставят одну — а она бы умерла от страха и одиночества.
Казик отыскал небольшую дырку в стволе, выгнал из нее ядовитую змею. Получилась еще одна станция — место, где можно укрепить веревку. А требовалось еще три или четыре таких станции до земли: она была очень далеко.
На четвертый день Дик поднялся к остаткам шара, в облако, и принес оттуда еще одну веревку. Заодно ему удалось убить древесного зайца, и они более или менее сытно поели, а так как намаялись от голода, то проспали часов десять. Прошла уже вечность с тех пор, как они покинули поселок, а цель их пути была почти так же далека, как и в первый день.
Когда они проснулись, погода была очень хорошей, и было далеко видно. Казик, прежде чем спускаться вниз, к своей работе, поточил нож, который уменьшился вдвое — так сточился, потом Марьяна помазала ему руки остатками мази — пальцы у Казика кровоточили и распухли, хорошо еще, что прошел укус. Казик пошел на свой наблюдательный пункт смотреть в сторону, где должен был быть лагерь экспедиции. Он сидел там полчаса, но его никто не торопил, все и так понимали, что мальчик трудится больше остальных. Он смотрел, пока не увидел, как поднимается блестящий шарик — это Павлыш летел на вездеходе на тот берег озера. Теперь они не сомневались, что знают, куда идти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
