Зато появилось кое-что новенькое. На том месте, где исчез охваченный огнем старик, стояли длинные деревянные носилки, сколоченные в виде гроба без крышки. В гробу лежало чье-то тело, с ног до головы укрытое черной тканью. Четверо сатиров, легко подхватили носилки, в то время как окружившие их дриады веселились и радовались, потрясая над головами внезапно зазеленевшими руками-ветками. Спустившись с подмостков, сатиры понесли гроб с Зимой в обход зала, останавливаясь перед каждым желающим возложить на тело ладонь и произнести приличествующее моменту напутствие.
— Проваливай прочь и больше не возвращайся! — со смехом кричали одни.
— Благополучно тебе растаять, ледышка! — бросали вслед другие.
— Эй, да ты еще холоднее, чем мой муж в постели! — с наигранным удивлением воскликнула одна молоденькая графиня, вызвав дружный хохот всех присутствующих в зале, за исключением сидящего рядом с ней невзрачного пожилого мужчины с сединой в волосах и постной, надутой физиономией.
Грейс неотрывно наблюдала за шествием, с ужасом гадая, куда мог подеваться Трэвис? По плану, он должен был тоже ехать на носилках в костюме шута и подать ей сигнал, как только убийца проявит себя. Затем предполагалось, что Грейс даст знак Эйрин, ну и так далее. Но ни Трэвиса, ни баронессы нигде не было видно, до мелочей продуманный и выверенный план рушился на глазах, а Грейс осталась совсем одна — лицом к лицу с сидящим рядом с ней главным заговорщиком.
Закончив обход нижней части зала, сатиры вновь вернулись на возвышение и понесли гроб вдоль королевского стола. Кое-кто из монархов брезгливо отворачивался, в частности, Эминда и Соррин, но все остальные с удовольствием включились в игру. Сначала выразили свою радость по поводу расставания с Зимой Иволейна, Кайлар и Бореас, а потом всех позабавил успевший изрядно набраться Лизандир. Мыча что-то нечленораздельное, монарх Брелегонда хотел было возложить руку на мертвое тело, но промахнулся и в результате сам чуть не свалился в гроб. К счастью, двое пажей, прислуживавших за столом, успели вовремя подхватить незадачливого пьяницу и усадить на место. Сатиры с носилками двинулись дальше.
Дыхание Грейс сделалось частым и отрывистым. Что делать? Как поступить? Ясно, что Трэвис и Эйрин уже не появятся. Сейчас процессия доберется до конца стола, и на этом все закончится, а их замысел бесславно провалится, поскольку в одиночку она бессильна что-либо предпринять.
Ты ошибаешься, Грейс! Еще ничего не закончилось, и у тебя есть шанс. Только для этого надо рискнуть жизнью.
Слова звучали жестко и клинически сухо, как медицинский диагноз. Страхи улетучились, и откуда-то из глубин сознания выплыла и взяла на себя управление та сторона натуры Грейс Беккетт, что позволяла ей бестрепетно манипулировать скальпелем, проникать внутрь живого, страдающего человеческого тела и исправлять нанесенные природой или людьми повреждения. Время послушно замедлилось, секунды сделались долгими и растяжимыми, как резина. На смену неуверенности и смятению пришла кристальная ясность. Теперь она отчетливо видела, как ей следует действовать. Да, риск велик, но ей не впервые балансировать на грани. Более того, однажды она уже переступила эту грань и все-таки выжила.
Носилки приближались. Четверо носильщиков замедлили шаг и остановились перед Грейс. Она встала из-за стола и игриво улыбнулась.
— Ай-ай-ай, как же так? — покачала она головой в притворном изумлении. — Почему у вас бедняжка Зима вся в черном? Нет, так не годится! Зиме положен белый наряд. Ну ничего, сейчас мы это исправим.
С этими словами Грейс схватила со стола белую льняную салфетку, развернула и аккуратно накрыла ею голову и грудь лежащего в гробу «мертвеца». Затем, продолжая улыбаться, повернулась к Логрену и жестом дала понять, что передает эстафету ему.
В глазах его мелькнуло сомнение, он на миг заколебался, но тут же справился с собой, пожал плечами, улыбнулся в ответ и поднялся. Возложил руку на только что расстеленную салфетку и произнес, чуть повысив голос:
— Мы все возрадуемся, друзья, когда…
Окончание фразы потонуло в поднявшемся со всех сторон шуме. Логрен запнулся, нахмурился и перевел взгляд на носилки.
По белой ткани салфетки из-под его ладони расползалось большое алое пятно.
С шипением втянув воздух сквозь зубы, советник поспешно отдернул руку, но это не помогло: пятно продолжало разрастаться, набухая кровью уже не только в центре салфетки, но и по краям. Шум перерос в испуганные крики мужчин и женские вопли. Какая-то дама за ближним столом, закатив глаза, упала в обморок. Грейс взирала на окровавленную салфетку с чувством глубокого удовлетворения.
— Что происходит? — рявкнул Бореас, озадаченно сдвинув брови и впившись взглядом в носилки.
Грейс выпрямилась. Ее переполняли торжество и предчувствие победы.
— Взгляните сами, ваше величество!
Она одним движением сорвала с тела изменившую цвет салфетку и покров из грубой черной материи. Женщины завизжали, мужчины разразились проклятиями. В гробу оказался вовсе не старый актер, игравший в спектакле роль Зимы, а труп лорда Олрейна. Те, кто укладывал его на носилки, заботливо приставили к плечам отрубленную голову старого сенешаля. Темная кровь струилась из перерезанных жил на шее, вытекала из носа, глаз и ушей, сочилась из страшной раны, багровым косым рубцом пересекающей левую половину груди.
Бореас, побелев от ярости и омерзения, вскочил с места.
— Что вы себе позволяете, леди Грейс?! — загремел он. — Что все это значит?
— Это значит, что я наконец-то нашла человека, убившего вашего сенешаля и друга, — спокойно ответила она. — Вы же наверняка знакомы со старинным поверьем, гласящим, что раз в году, в самую долгую ночь, убитый обретает способность изобличить убийцу?
Грейс не могла с определенностью утверждать, откуда появилось у нее это знание: то ли Трифкин-Клюковка сумел каким-то непостижимым образом передать ей его при той памятной встрече, когда она и Трэвис посетили шута в Северной башне, превращенной неведомыми чарами в частицу лесной чащи, то ли оно всегда было с ней, надежно упрятанное в глубинах подсознания до той поры, пока в нем не возникла необходимость. Магия крови, самая древняя на свете. Древнее колдовства и ведьминых заговоров, древнее рунной магии, быть может, древнее самого Сумеречного леса. Но сила ее такова, что в ночь зимнего солнцестояния заставляет вновь кровоточить тело убитого от прикосновения рук убийцы.
Логрен отпрянул от носилок.
— Я протестую! — в негодовании воскликнул он. — Не верьте этой ведьме! Это все выдумки и ложь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
