не отнимало у него надежды добиться от Франции демонстрации национальных чувств, не уступавшей патриотическому подъему германцев и способной до некоторой степени опровергнуть распространенное в Европе мнение, что Франция так же устала от его деспотизма, как другие нации от его владычества. Он задумал добиться от городов и кантонов, чтобы они сами предложили ему в дар снаряженных и экипированных всадников, дабы восстановить огромные потери кавалерии в последней кампании. Достаточно было замолвить словечко единственному префекту: он передал бы намек одному из муниципальных советников большого города кантона, а затем предложение было бы сделано одним из крупных городов и ему тотчас начали бы подражать по всей Империи.
Самым подходящим для этой цели, самым густонаселенным, самым богатым и озабоченным общественными событиями был город Париж. Он первым и пришел в движение и начал с блестящего дарения. Один из членов муниципального совета сказал, что Париж, самый близкий к правительству и потому лучше осведомленный о его нуждах, должен подать пример; что поскольку наши враги возлагают великие надежды на отсутствие у нас кавалерии, нужно заменить 20 тысяч всадников, уничтоженных необычайно суровой зимой, 40 тысячами новых – превосходно снаряженных и вооруженных; что если монархи коалиции льстят себя надеждой на то, что общественное мнение их стран на их стороне, надо им доказать, что герой, спасший Францию от анархии, пользуется ничуть не меньшим благорасположением нации, что им восхищаются, его любят, ему безгранично преданы и никакая коалиция не одержит над ним верх. И муниципальный советник предложил подарить императору полк в пять сотен снаряженных и экипированных всадников. Едва его предложение прозвучало, как уже было принято, с воодушевлением вотировано и доставлено в Тюильри депутацией совета. Довольно было обнародовать рассказ об этой сцене в «Мониторе», чтобы пробудить патриотизм одних и небескорыстное усердие других и подстегнуть всякого префекта, которого еще не опередили его подчиненные. Во всех департаментах, заключенных между Рейном, Альпами и Пиренеями, предложения о дарениях не встретили никаких трудностей. Было побуждение со стороны префектов и их доверенных лиц, но было и полное одобрение всей страны, ибо ни один здравомыслящий и патриотичный гражданин не мог возражать против подобных предложений.
Все были единодушны в том, что Наполеон виновен в настоящих несчастьях, но его нужно поддержать, потому что он один способен оттеснить грозную массу врагов, которых сам навлек на Францию. Примеру Парижа последовали крупные города, затем меньшие города и кантоны, давая сообразно средствам и усердию. Следует отметить, что почти все присоединенные к Империи насильно, а стало быть, самые враждебно настроенные иностранные города проголосовали за дарения, весьма превосходящие их пыл, – очевидно под давлением префектов, которые их запугивали, или благоразумных людей, которые надеялись таким способом заставить забыть о некоторых неосмотрительных поступках их соотечественников. Так, Рим проголосовал за 240 всадников, Генуя – за 80, Гамбург – за 100, Амстердам – за 100, Роттердам – за 50, Гаага – за 40, Лейден – за 24, Утрехт – за 20, а Дюссельдорф – за 12 всадников.
Предложив дарения, нужно было их осуществить: найти людей, лошадей, снаряжение. Людей стали искать среди кавалеристов, вернувшихся со службы, почтальонов, лесничих и тех, кто готов был за деньги служить вместо других. Между тем раздобыть лошадей оказалось труднее, чем людей. Вскоре министерство внутренних дел уведомило префектуры, что больше всего нужны лошади и снаряжение, и встал вопрос о деньгах. Чтобы их получить, префекты распределили требуемые суммы между самыми зажиточными гражданами и собрали с каждого его долю, которая равнялась в некоторых богатых департаментах 1000, 800 и 600 франкам на человека и аккуратно всеми уплачивалась, несмотря на редкие всплески негодования против такого незаконного способа поборов. Затем префекты принялись искать лошадей, предлагая за них щедрую плату, и нашли их. Закупка снаряжения не представляла никаких затруднений в такой промышленно развитой стране, как Франция.
В считанные дни дарения достигли 22 тысяч лошадей, 22 тысяч комплектов снаряжения и 16 тысяч всадников. Моральный эффект этого процесса был не менее велик, и хотя всюду угадывалось участие властей, невозможно было отрицать реальный отклик всей страны на идею энергичного сопротивления, за которым последует скорый и почетный мир.
Завладев огромными средствами пополнения армии, Наполеон применил их с присущим ему организационным талантом. Два из четырех главных ресурсов, которыми он мог располагать, призыв 1813 года и когорты, были уже получены. Третий ресурс, 100 тысяч человек, призывники четырех последних годов, мог быть получен в феврале. Четвертый ресурс, состоявший из призывников 1814 года, достаточно было получить в течение года, ибо он предназначался только для замещения в сборных пунктах призывников 1813 года, отправлявшихся в пополнение боевых батальонов. Вот как переформировал свою армию Наполеон с помощью этих ресурсов.
Он приказал, чтобы на Одере значительно сократили офицерский состав, а всех остальных отослали во Францию. Но даже при таком сокращении не из кого было сформировать по батальону на полк, хотя изначально полки Великой армии насчитывали по пять боевых батальонов. Первый батальон предназначался для крепостей Одера, что до крепостей Вислы, таких как Данциг и Торн, они были уже заблокированы и к тому же получили целые дивизии (Гранжана, Оделе и Луазона).
Собрав всех отставших и возвратившихся солдат, едва сумели укомплектовать по батальону на полк. Эти батальоны укрепили, присоединив к ним пехотные роты, прежде выделенные для гарнизонов на кораблях. Наполеон приказал перевести их на сушу, и роты с Шельды и из Текселя были без промедления направлены на Одер, чтобы войти в состав первых батальонов, названных батальонами крепостей Одера.
Сформировав первые батальоны во всех полках, собрали остатки других батальонов и объединили их частью в Германии, частью на Рейне. Французских полков в Русской армии было тридцать шесть, в том числе шестнадцать в корпусе Даву (1-м), шесть в корпусе Удино (2-м), шесть в корпусе Нея (3-м) и восемь в корпусе Евгения (4-м). Наполеон решил, что 1-й корпус будет реорганизован (и доведен до шестнадцать полков) и останется под началом Даву; что 2-й и 3-й корпуса будут переформированы в один корпус из двенадцати полков и вверены Виктору; что 4-й корпус, принадлежавший Евгению, будет переформирован в Баварии. Корпуса Даву и Виктора должны были включать двадцать восемь полков. Наполеон пожелал, чтобы вторые батальоны этих двадцати восьми полков удержали в Эрфурте, тотчас назначив генерала Дусе для командования ими, и приказал отправить со сборных пунктов, из числа уже обученных призывников 1813 года, достаточно людей, чтобы довести численность каждого батальона до 800 человек. Крепость Эрфурта принадлежала тогда французам, была снабжена необходимым снаряжением, и поскольку в Эрфурт одновременно подтягивались ветераны и прибывали новобранцы,
