Страшная буря 2(14) ноября разметала часть неприятельского флота, погибли некоторые суда. Снег то таял и образовывал топи и лужи, то снова все замерзало. Холера и кровавый понос опустошали ряды французской, английской, турецкой армий ничуть не меньше, чем русские войска. Среди солдат осаждающей армии стал явственно замечаться упадок духа, число дезертиров, перебежчиков возрастало.
Тотлебен воспользовался начавшим явно ощущаться ослаблением неприятеля, чтобы не только усилить постоянные оборонительные верки крепости, им же самим в сентябре-октябре созданные, но и расширить и вынести вперед оборонительную линию, устроить ложементы перед редутом Шварца и еще в некоторых местах, а также обеспечить четвертый бастион обширной системой контрмин.
Кроме того, Тотлебен получил от Нахимова указание, что необходимо немедленно устроить новые три батареи, которые должны были бы держать под своим огнем Артиллерийскую бухту: Нахимов убедился, что зимние бури размыли и растрепали то заграждение рейда, которое было устроено из потопленных в сентябре русских кораблей, и, следовательно, союзный флот получил возможность прорваться на рейд и, войдя в Артиллерийскую бухту, бомбардировать Севастополь. Тотлебен выполнил требование Нахимова.
"Служба войск на батареях... по колено в грязи и в воде, без укрытия от непогод, была весьма тягостна", - пишет руководитель оборонительных работ Тотлебен и прибавляет в самом деле ужасающую подробность: "Притом же в продолжение целой зимы наши войска не имели вовсе теплой одежды"{2}. Теплая одежда своевременно не была изготовлена, так как были почти полностью раскрадены ассигнованные на это суммы. В небольшом количестве одежду все же изготовили - к весне, когда в ней уже проходила надобность, но прибыла она в Крым только в разгар лета, так как были в спешном порядке разворованы и средства, отпущенные на ее транспортирование в Крым. Опоздавшие на полгода полушубки, с которыми не знали, что делать, были тогда же, летом 1855 г., свалены в Бахчисарае, и так как они были сработаны из совсем гнилого материала, то в знойное лето стали быстро разлагаться и догнивать окончательно, так что заражали неслыханно острым зловонием все помещения, куда их свалили в кучу. Тем дело снабжения и окончилось.
Меньше мерзли, но зато испытывали другого рода трудности рабочие, трудившиеся под землей.
Французы вели подкоп под наши укрепления. Тотлебен отвечал им прокладыванием встречных минных галерей.
"Тотлебен провел бульшую часть дня в минах и удостоверился, что неприятель ведет еще один рукав, почти по капитоле (sic! - Е. Т.), работа же в первом рукаве слышнее, чем вчера; у нас все приготовляется для встречи неприятеля. Если же он взрывом своего усиленного горна предупредит нас, то на 4-м бастионе уже назначены охотники Тобольского полка для занятия воронки, и сейчас будет приступлено к ее увенчанью"{3}. Так писал великий князь Михаил царю 18 января 1855 г., в день удачного взрыва одной из русских мин.
В том же письме Михаил извещает Николая об этом успехе: "Вечер, половина 11-го. Сейчас приехал ординарец Тотлебена лейт. Скарятин с донесением, что тому около часа камуфлет удачно взорван. Заряд был в 12 пуд.; его воспламенили посредством гальванизма; мгновенно на поверхности земли образовалась выпуклость более аршина; не ранее как часа через три можно будет войти в галерею ради сильного дыма, но должно полагать, что неприятельская галерея разрушена значительно"{4}.
Вообще Тотлебен вел зимой энергичную работу под землей, хотя на зарядку мин требовалось много пороху и его становилось все меньше и меньше. Вот что писал Николаю из Севастополя сын его Михаил: "С зарядами мы будем очень экономны до действительной надобности, ибо порох нам дорог, и хотя запасы были большие, но они начинают истощаться, несмотря на весьма умеренную пальбу с бастионов; не мудрено, ибо осада длится уже 6-й "год". Кстати, большая радость на Северной стороне, что ты и на нее распространил твою милость об том, чтобы месяц службы зачесть за год. Уже несколько раз слышна была работа неприятельских минеров из наших галерей, а именно из рукавов 11, 13 и 17-го. Поэтому приготовлены были на оконечностях сих рукавов камуфлеты; в 11-м неприятель так был близок, что даже сквозь забивку слышна была его работа. Вчера вечером в 9 часов были взорваны заряды в рукавах 11 и 13, надо полагать удачно. Наши галереи и забивки все целы. Подробности всего этого ты найдешь в прилагаемой записке и плане. Брат ездил смотреть в город с крыши Волохова дома, я любовался с нашего балкона; взрывы самые были слабо видны, но потом по сигнальной нашей пушке был сделан залп из орудий картечью, из мортир капральствами (гранатная картечь) и из 3-х батальонов, находящихся на 4-м бастионе и прилегающих линиях. Этот страшный огонь был открыт потому, что неприятель после взрыва имеет обыкновенно привычку высовываться из траншеи. Когда опять зарядили орудия, то в течение 5 минут из всех производили батальный огонь. Зрелище было адское, бомбы летали во множестве по всем направлениям. Вскоре неприятель стал бросать в город бомбы, но без большого вреда, а после полуночи опять пускал ракеты, из коих одна пробила крышу Сакена дома и зажгла пол в комнате его спавших адъютантов. Благодаря бога никого не задела, и огонь скоро потушили"{5}.
Чтобы дать читателю более живое представление об этой подземной работе, не сыгравшей в конце концов решающей роли в истории севастопольской осады, но очень опасной и поглощавшей немало сил, приведу запись, сделанную по свежим показаниям участников операций: "20-го февраля слышна была работа неприятельского минера киркою, в полоборота направо от дальней воронки, примерно на расстоянии около 7-ми саж.; 22-го определилась работа ясно. 23-го февраля в 12-ть часов дня произведен взрыв No 8-го из рукава, выведенного на длину одной сажени из колодца дальней воронки, вправо от капитальной галлереи под углом в 45-ть градусов; заряд 12-ть пудов пороху, л. м. с. 20-ть фут. Забивка из мешков по длине рукава 7 фут., колодец и часть воронки засыпаны землею. По заряжению каморы слышна была работа неприятельского минера вправо от галлереи, на расстоянии около 1 саж. Наружное действие было довольно сильное; с 4-го бастиона после взрыва замечен в передовой французской траншее дым; 23-го февраля вечером слышна была работа неприятельского минера долотом из рукава на расстоянии около 2 саж.; 24-го числа работа определилась ясно. 26-го числа, в час и 35-ть минут пополуночи произведен взрыв
No 9-ть, заряд 12-ть пудов пороху, л. м. с. 18 фут., забивка из мешков 8-ми саж.; воронка образовалась продолговатая с диаметром 4 и 5 саж., глубина воронки 3 фута; гребень воронки от горизонта 2 фута, длинная ось воронки обращена в сторону, где слышен был неприятельский минер. Забивка уцелела, при взрыве слышен был глухой гул, отдаляющийся к неприятельской ближайшей траншее, а на 4-м бастионе замечено было сильное сотрясение.
27-го февраля слышна была работа неприятельского минера из рукава V, прямо пред головою рукава, примерно на расстоянии до 6 саж.; кроме того, слышна была работа влево от предыдущей, но очень глухо. 2-го марта работа неприятельского минера определилась ясно.
3-го марта в 11 час. вечера произведен взрыв No 10-го, заряд 12-ть пудов пороху, л. м. с. 20 фут., забивка из мешков 8 саж. Воронка образовалась продолговатая, диаметр 3 и 2 саж., глубина воронки 1 фута. Поверхность земли вздулась и опять опустилась. Наружное действие чрезвычайно слабое, а внутреннее весьма сильное, забивка уцелела. При взрыве замечено на 4-м бастионе сотрясение и слышен был глухой гул; работа неприятельского минера киркою до самого взрыва слышна была через желоб гальванического проводника".
Такова была реляция начальника штаба, генерал-майора Семякина{6}.
Солдаты, матросы и севастопольские рабочие даже и в легкой одежде продолжали, к восторгу Тотлебена, работать суровой зимой с полным усердием и преданностью делу, несмотря на морозы, снега, дожди, новые морозы и новые оттепели. Рабочие куска не доедали и ночей не досыпали, спеша на землекопные работы у бастионов, откуда часто возвращались искалеченными, а иногда и вовсе не возвращались. Жены носили им обед на бастионы, и случалось, что их разрывало на куски вместе с мужьями. Об этом есть ряд документальных свидетельств. Самые важные из этих предпринятых зимой работ над созданием вынесенных вперед, по направлению к неприятелю, контрапрошей были устроены в феврале. Это были прежде всего два укрепленных редута, предназначенных защищать подступы к Малахову кургану, на высотах за Килен-балкой, а затем созданный спустя 15 дней люнет на небольшом холме, который высился уже непосредственно впереди Малахова кургана.
Первый редут был заложен в ночь с 9 на 10 февраля, и так как в его устройстве участвовали главным образом люди Селенгинского полка, то этот редут, отстоявший от передовой французской укрепленной параллели всего на 400 сажен, стал называться Селенгинским. Генерал Александр Петрович Хрущев, командовавший полком с приданными ему в помощь тремя батальонами Селенгинского полка, блестяще выполнил свою работу под упорным штуцерным огнем французов, заметивших, хотя и слишком поздно, смелую русскую затею. Ровно через два дня, в ночь с 11 на 12 февраля, Селенгинский полк, под начальством того же Хрущева, продолжал и устраивать и укреплять Селенгинский редут. Французы с большими силами тотчас же обрушились на этот редут, но селенгинцы и волынцы, предводимые Хрущевым, не только отбили зуавов и другие отборные французские части, но и прогнали их до французской линии. Своевременно, очень дальновидно и умело поставленные Нахимовым корабли "Чесма" и "Владимир" в разгаре боя открыли учащенную стрельбу по французским резервам. В ночь с 16 на 17 февраля, несколько левее Селенгинского и еще ближе к неприятелю (уже в трехстах всего саженях от французов), был заложен второй редут - Волынский.
