— Но почему же вы раньше не сказали правду? Зачем лгали?
— А думаешь, Снайпу можно доверять? Он же дезертир! Или пьянчуге Доксету? Или тупоголовому Вихрю?
— Им-то нет! Но почему вы не сказали мне?! — в словах Джоакина зазвучала неподдельная обида. — Неужто и мне не доверяли?!
— Тебе-то доверился бы, конечно… если б не Полли. Я подумал, ты ее ко мне приревновал и потому затаил зло. А от ревности, знаешь ли, человек с мечом на многое способен…
Джоакин поморщился.
— С Полли покончено… Она больше не со мною.
— Сочувствую… — грустно проворчал Хармон. А в мыслях было: благодарю тебя, Янмэй Милосердная! Ты осыпала меня дарами, как родного внука!
— И что же нужно, чтобы спасти графа с женой?
— Продать Предмет барону Деррилу, отвезти деньги в любую точку шейландовского банка. Вот и все! Поможешь мне в этом? Щедро заплачу.
— Конечно, помогу. За такое дело я бы и без оплаты взялся! Жаль, что вы сразу не сказали… хозяин.
* * *
Они прибыли на место встречи незадолго до рассвета. От крепости до обоза пришлось скакать полчаса — ближе не нашлось достаточно укромного местечка, чтобы спрятать телеги. В дороге Хармон-торговец предался изысканному наслаждению: он ел. В запасах бывших тюремщиков нашелся сыр, колбаса, хлеб, лук, морковь, яблоки. Хармон сгреб все, не оставив ни крошки, с трудом дотащил до лошади. Однако, памятуя печальный опыт с сухарями, взял себе лишь краюху хлеба, четвертинку сыра и луковицу, а остальное вручил на хранение Джоакину и велел ни при каких обстоятельствах не отдавать назад, что бы Хармон ни говорил. Как и в темнице, скудная трапеза лишь разожгла чувство голода, и поначалу торговцу пришлось нелегко. Но затем его тело как будто осознало, что получило пищу: боль улеглась, мышцы расслабились, веки налились тяжестью. Сходя с лошади, Хармон уже почти спал.
Полли и Луиза крепко обняли его и принялись наперебой вздыхать и причитать. Торговец разбирал одно слово из пяти и чуть не валился от усталости. Ему помогли забраться в фургон, он рухнул на одеяло и забылся сном. Светлая Сфера, бережно завернутая в материю, покоилась на его груди — под ветхим камзолом с дворянской эмблемой.
Хармон дважды просыпался для того, чтобы поесть, и вновь смыкал веки. А когда пробудился окончательно, солнце уже клонилось к закату. Фургон катился куда-то — судя по солнцу, на север. На козлах сидел Джоакин, с ним рядом — Луиза, а дальше — Полли. Именно в таком порядке, к большому удовольствию торговца. Воин рассказывал женщинам историю освобождения Хармона — видимо, уже раз в четвертый, так как дело обросло неожиданными подробностями:
— …и тогда я сказал хозяину: неправильно оставлять за спиною тех подонков, что засели в казармах! Пойдемте же туда и перебьем их всех до единого! Хозяин не мог решиться, и его легко понять — больно уж был напуган после темницы… но я убедил его, что напасть на казармы необходимо, если судить с точки зрения тактической науки. И вот, мы ворвались в это здание. Как я и ожидал, пленный тюремщик солгал нам: не пятеро бойцов нас ожидали, а пятнадцать! Никто из них не спал, к тому же у четверых были взведенные арбалеты. И нас было четверо — на каждого пришлось по болту. Разбойники выстрелили. Тот, что целился в Хармона, промазал — недаром хозяин так исхудал в темнице. Тот, что бил в меня, попал бы точно в глаз, если б я вовремя не уклонился! А Доксету болт ударил по шлему и оглушил его, а Снайп закрыл грудь секирой, болт угодил в топорище и вышиб оружие из рук. Я оглянулся и понял: святая Праматерь, а ведь я один остался цел и вооружен! Тогда я…
— Кх-кх… — привлек внимание Хармон Паула, — не скажете ли, друзья мои, куда мы направляемся?
Луиза и Полли мигом забыли Джоакинов рассказ и накинулись на Хармона. Щебетали, ахали, ощупывали его: как зарос, как исхудал! И седина появилась, и бородища на пол-лица, но даже под нею все равно кости видно. Бедняга! Как же они с вами!.. Сколько же вы натерпелись!..
Хармон грешным делом едва не расплакался — так трогательна была эта забота. Да и пережитый ужас мигом всплыл в памяти черной волною.
— Как вы справились, хозяин? Что с вами делали? Каково оно — в темнице-то?
Конечно, торговец не сказал им, как замерзал, сжавшись от страха перед мертвецом; ни о том, как заблеял по-овечьи, едва тюремщик показал ему инструменты; ни о том, как сожрал все сухари в один присест и едва не помер; ни, уж тем более, о том, что про существование своей свиты вспомнил лишь на седьмой день заключения. Если так подумать, то ни о чем не хотелось рассказывать, разве только в самых общих чертах. Хармон сказал:
— Да, нелегко пришлось, чего уж… Но, как видите, вытерпел.
— Вам бы помыться да переодеться, хозяин! Давайте-ка остановимся, водички для вас нагреем!
— Верно Полли говорит: от вас, извиняюсь, несет как от дохлой кобылы… Ну, уж простите, сказала как есть.
— А что за страшная куртка на вас надета? Она вся изорвана и в крови!
Хармон глянул на свои рукава: поверх ткани лежала толстая корка засохшей крови и грязи. Но почему-то не было желания тут же скинуть камзол.
— Это одежа одного моего приятеля… Товарища по заключению.
Полли удивилась:
— Но где же он? Почему вы не взяли его с собою?
— Он… видишь ли, милая, он умер.
— Ох!.. Как жалко! Погиб, когда вы бежали?
— Нет, Полли, раньше. Много, много раньше.
Девушка не поняла, что это означает, и удивленно воззрилась на хозяина. Джоакин с любопытством оглядел герб на камзоле:
— Однако недурного приятеля вы заимели, хозяин. Действительно, жаль, что он погиб.
Удивительно: сейчас впервые Хармон смог увидеть вензель, который столько раз ощупывал пальцами. Отклонил борт камзола и поглядел. Герб представлял собой летучую мышь на распластанных крыльях, с оперенной стрелою в когтях. Молчаливый Джек служил Ориджинам. А может, даже был одним из них.
— Если вам так по душе эта птичка, — молвила Луиза, — то сперва дайте-ка я выстираю куртку и зашью дыры, а потом уж носите, сколько захотите. Сейчас снимите — мертвечиной же смердит! Извиняюсь, опять же…
Хармон согласился, хотя и не чувствовал вони. Давно уже он привык к постоянному запаху тлена, царившему в камере. Вернулся в фургон, тщательно задернул завесу. Раздеваться на глазах у Луизы и показывать Предмет, хранимый за пазухой, он не собирался. Оставшись наедине с собою, Хармон скинул камзол и заскорузлую от грязи ночнушку, в которой был выкраден из гостиницы. Собрался одеться… но остановил взгляд на свертке и не вытерпел, извлек свое сокровище на свет. Видимо, он здорово ослабел: Сфера прежде казалась ему невесомой, сейчас же она была хотя и легче стекла, но все же заметно тяжелее воздуха. Поднес Предмет к прорехе в тенте, чтобы солнечный свет озарял святыню. Взял двумя пальцами за обод, щелкнул по меньшему кольцу. Оно закрутилось — дивное, как и прежде. Но что-то странное было в этом вращении, чем-то отличалась картина. Две дюжины раз уже видел Хармон Сферу и любил ее больше, чем родную мать. Он не мог не заметить странность: ось вращения стояла не так!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
