Но мстительный Хаг все же отчасти отыгрался, поселив трех постояльцев в жалкой темной подвальной комнатушке, где вдоль грязных закопченных стен расположились четыре спальных места в виде узких дощатых нар с жесткими соломенными тюфяками. Поданный ужин из бобовой похлебки, водянистой каши, жилистых кусков мяса и чёрствых булок также явно оставлял желать лучшего. Но к некоторой досаде Громми, гости словно и не замечали всего этого. Они были настолько голодны и вымотаны, по крайней мере девушки, что с неимоверной жадностью и аппетитом быстро умяли весь ужин, а затем с радостью и огромным облегчением вытянулись на колючих тюфяках в своей теплой тихой комнатке, показавшейся им вполне уютной.
Однако, после того как Талгаро потушил лампу, погрузив комнату в кромешную тьму, единственным кто тут же сладко и безмятежно заснул был он сам. Обе его спутницы, несмотря на огромную физическую усталость, закрыв глаза, еще долго лежали без сна, полные тревожных мыслей и тяжелых переживаний.
Тайвира, сколько бы она не старалась, никак не могла отделаться от омерзительного зудящего смутного ощущения собственной подлости. Это было конечно смехотворно. И как только она начинала подходить к этому вопросу рационально, ощущение казалось пропадало. Ведь действительно, она никого не предавала и не приобретала свое спасение ценой какого-то подлого поступка. Это было несомненно. У неё появился шанс вырваться из Гроанбурга и она им воспользовалась. И это было правильно и разумно, никому в целом мире и в голову не придет осудить её за это, всякий бы поступил точно так же. Но как только она прекращала думать о том что случилось с позиции здравого смысла и пыталась отвлечься, забыться и наконец заснуть, ощущение тут же возвращалось. Перед глазами возникал Сойвин, а где-то на заднем фоне маячили оборванные фигуры грязных усталых людей, которым она носила еду в подвал Цитадели. Тайвира убеждала себя, что отец конечно же поедет в Гроанбург и выкупит всех кто был с ним в караване, но и сама ни капли в это не верила. С какой стати ему делать это? Она прекрасно знала жесткий, бескомпромиссный, суровый и скупой нрав своего отца. Он не станет и слушать её, все кто были в караване пришли в него по доброй воле и по собственному желанию, это был их выбор и они знали чем рискуют и на что идут. Отец скажет, что хватит и того что он потерял весь свой груз. Тем более из тех 14 людей что остались у Хишена, с половиной ни её отец ни она сама даже не общались в караване и не знали как их зовут. Кроме того, среди пленников несколько человек "Бонры", а к ним отец и раньше не слишком благоволил, а сейчас наверно вообще впадает в бешенство при одном только упоминании. "Бонра" требовала огромной платы за своей услуги. А что в результате? Защитить караван не сумели, груз разграблен, дочь в плену. Тайвира с тоской подумала о Сальвате, одной из старых служанок отца. Но и ради неё он не станет ничего делать. Да, Сальвату никто не спрашивал хочет ли она покинуть дом и отправиться с хозяином в долгое и трудное путешествие до Сайтоны, её мнение никого не интересовало, и Тайвира, честно говоря, вообще сомневалось что у неё было собственное мнение. Сальвата прекрасно справлялась со стиркой, уборкой, шитьем и пр., при этом никогда ни на что не жаловалась, была неприхотлива, вынослива, молчалива и кажется никогда ничем не хворала и потому отец считал её незаменимой в любых своих поездках и по-своему ценил её. Но Тайвира понимала, что для сурового торговца Сальвата был всего лишь подобием домашнего скота, неким "одушевленным орудием", бездумной бесчувственной тварью, которая конечно не стоит того чтобы ради неё собирать солидный выкуп и везти его в Гроанбург, при этом еще и рискуя тем, что жестокий непредсказуемый Хишен в последний момент всё переиграет и оставит у себя и Сальвату, и выкуп, и несчастного курьера. Но Тайвира любила Сальвату, эта сильная немногословная женщина была рядом с ней практически с самого детства и девушка обещала себе, что она сама найдет деньги и найдет человека, который согласится отвезти выкуп в Гроанбург и вызволить старую служанку из плена. Но и снова в глубине души нисколько не верила в это. А потом она начинала думать о Сойвине, об этом странном молодом разбойнике с теплыми зелеными глазами, который уберег её от смерти и унижений, а в конце концов вообще вызволил её из ужасного логова разбойников, подарив ей свободу, ценой собственной жизни. И сердце девушки начинало отчаянно биться, когда она позволяла себе думать о том, что Хишен сделает или уже сделал со своим взбунтовавшимся бриодом. И она снова, в сотый раз, спрашивал себя: зачем Сойвин пошел на это. Лоя говорил, что решиться на такое можно только под влиянием некоего "большого сильного чувства", неужели это правда? Она не хотела верить в это или точнее не смела. Потому что в этом случае ей сразу же становилось еще тяжелее и тягостнее на душе. Она и сама не могла объяснить почему. Ведь даже если этот человек действительно испытывал к ней какое-то чувство, разве это что-нибудь меняло? Какое ей дело до его чувств, до чувств негодяя, убийцы, верного прислужника садиста Хишена. "Никакого", шептала она себе. И снова не верила. Она вспоминала как лежала рядом с ним в темноте ночи, терзаемая страхом, убежденная что он вот-вот набросится на неё и как затем поутру спокойно просыпалась у него под боком. И ей совершенно не хотелось слезать с кровати и выходить из дома, потому что здесь, между стеной и этим мужчиной она чувствовала себя в полной безопасности, это было единственное место во всем страшном Гроанбурге, где, как ей казалось, никто и ничто не угрожает ей. А еще, при воспоминании о Сойвине, тоненькая нежная игла тщеславия слабо и приятно колола ей сердце, потому что ради неё, по сути незнакомки, которую он знал всего несколько дней, взрослый симпатичный мужчина, наверняка немало повидавший и испытавший на своем веку, с легкостью пошел на смерть. Тайвира старалась отогнать подобные, пусть и приятные, но конечно же недостойные мысли. Но совладать с этим было непросто. Какой должна быть женщина, чтобы ради неё лихой беспринципный негодяй, не боявшийся ни небесного, ни людского правосудия, абсолютно равнодушный к страданиям других, помышлявший лишь о наживе и удовольствиях, вдруг за несколько дней настолько изменился, что одним махом перечеркнул все свои привычки и нравы, поверг в прах всю свою прежнюю систему ценностей и не задумываясь обрек себя на пытки и смерть только чтобы спасти эту женщину. Какой должна быть она? И вся окружающая Тайвиру темнота упоено шептала ей: великой. Прекрасной. Несравненной. И сердце девушки на миг сладко замирало от немого восторга, от неудержимого ликования, от осознания того что она получила неоспоримое доказательство своей особенности, уникальности, ведь разве может существовать более весомое доказательство твоей избранности, чем принесение тебе в жертву целой человеческой жизни. Но кроме всех этим сумбурных полуосознанных переживаний, Тайвиру также мучил страх. Что если это еще не конец? За несколько дней пребывания в Гроанбурге она успела услышать достаточно ужасных историй о его хозяине. Разбойники ничуть не стеснялись девушки, а может и напротив, её присутствие лишь подстегивало их красноречие. И теперь она знала насколько безжалостен и злопамятен Хишен. И раз так, то он конечно не забудет как она вырвалась из его рук, каким унижениям подверг его Сойвин, чтобы освободить свою пассию. Тягучий страх комом вставал у неё в горле и сдавливал грудь. Хишен непременно захочет отомстить. И ей и её отцу. Он не удовлетворится истязанием и смертью предателя бриода. Он пошлет убийц, может наймет жутких ассасинов из "Черного ветра". И Тайвире становилось тошно и неуютно при мысли что теперь всё её будущее будет отравлено страхом, пугливым ожиданием жестокой расправы и уже никогда, никогда её беззаботная радостная девичья жизнь не будет такой как прежде. И свернувшись калачиком на грязном тюфяке, обхватив голову и плотно закрыв глаза, она жалобно думала о том что как было бы хорошо, если бы утром, проснувшись, ей вдруг стало бы ясно что нападение на караван, Гроанбург, Сойвин, Хишен это всего лишь яркий долгий кошмар, причудливое сновидение, калейдоскоп событий, которые никогда не происходили, таинственная игра её разума и души, насыщенных и уставших от впечатлений её первого большого путешествия. И открыв глаза, она обнаружит, что снова лежит на своей узкой походной кровати в маленькой зеленой палатке, пропахшей специями и травами, а где-то снаружи отец снова распекает смешного дядьку Ефрония, своего главного кучера и конюха, и через не плотно закрытые крылья палатки до неё доносится густой острый аромат мясной похлебки, приготавливаемой доброй и неразговорчивой Сальватой. А впереди новый день и новые места, новые люди со странными обычаями, удивительные города, диковинные животные, бесконечная красота и просторы окружающего мира. И она, молодая и здоровая, полна счастливого предвкушения от встречи со всеми этими новыми чудесами. Да будет утром всё именно так. Но она знала что не будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
